В июле 1826 года были казнены пятеро руководителей декабрьского восстания. Непосредственным откликом Пушкина на это явилось создание знаменитого «Пророка» (24 июля — 3 сентября 1826 г.). Образная система «Пророка» вырастала из всей предшествовавшей пушкинской лирики Михайловской ссылки и времени работы над «Подражанием Корану». Уже в первом из стихотворений этого цикла намечена тема пророка, посланного для утверждения высшей истины:
- Не я ль язык твой одарил
- Могучей властью над умами?
- Мужайся ж, презирай обман,
- Стезею правды бодро следуй,
- Люби сирот, и мой Коран
- Дрожащей твари проповедуй.
Пушкинский образ пророка продолжал и развивал в новых, последекабрьских условиях ту традицию иносказательных использований библейских мотивов, которая была намечена декабристской лирикой, где образ поэта-певца синонимически сближался с. образом библейского пророка. В стихотворении «Пророчество» (1822) В. Кюхельбекер писал:
- На то ль тебе я пламень дал
- И силу воздвигать народы?
- Восстань, певец, пророк Свободы!
- Воспрянь! возвести, что я вещал!
Мотив путника в пустыне был непосредственно связан с глубоко личными переживаниями Пушкина и также возникал на основе его работы над восточными образами Корана:
- Не я ль в день жажды напоил
- Тебя пустынными водами? (II, 352)
- Или:
- И путник усталый на бога роптал:
- Он жаждой томился и тени алкал
- В пустыне блуждая три дня и три ночи… (II, 356)
Оба эти мотива — томившегося жаждой путника в пустыне и пророка, одаренного могучей властью над умами,— уже намеченные в предшествовавшей пушкинской лирике, объединялись воедино в новом стихотворении, где путник, влачившийся по мрачной пустыне и томимый уже духовною жаждой, превращался в пророка, способного жечь сердца глаголом высшей правды. Дополнительные детали, характеризовавшие превращение путника в пророка, появились в связи с мотивами из книги библейского пророка Исайи . В лирике Пушкина этого времени «Пророк» занимает исключительно важное место. В условиях наступившей гнетущей реакции он с огромной силой утверждал правоту дела казненных, продолжая линию, уже определившуюся В «Вакхической песне», и провозглашал верность идеалам декабристов, намечая путь к последующему «Ариону».
«Пророк», будучи напечатанным, приобретал характер общественной декларации, с которой Пушкин входил в новую, последекабрьскую действительность:
- Восстань, пророк, и вождь, и внемли,
- Исполнись волею моей,
- И, обходя моря и земли.
- Глаголом жги сердца людей…
Новая действительность оказывалась несравненно более сложной, чем это представлялось ранее. Поражение декабристов не поколебало веры Пушкина в конечное торжество их целей и не изменило его отношения к самодержавию. Однако Пушкину, как и многим из его современников, казалось, что суровый урок, данный самодержавию декабристами, будет в какой-то мере учтен новым царем. Соответствующие мысли Пушкин и развил в заказанной ему записке «О народном воспитании» (1826).
Показательно, что в этой записке Пушкин даже не счел нужным скрыть свое истинное отношение к событиям 14 декабря. «Вероятно,— писал он,— братья, друзья, товарищи погибших успокоятся временем и размышлением, поймут необходимость и простят оной в душе своей» (XI, 43). Нельзя понять последнюю фразу иначе, как утверждение справедливости дела декабристов, с одной стороны, и признание исторической неизбежности поражения их в связи с ограниченностью средств и несвоевременностью выступления — с другой. Последекабрьская действительность выдвигала ряд совершенно новых задач и приводила к известному смещению плоскостей некоторых прежних общественно-исторических представлений. Целый комплекс важнейших проблем, выдвигавшихся современностью, начинал ассоциироваться в сознании передовых людей того времени с личностью Петра I как монарха-преобразователя.
Для дворянских революционеров последекабрьского периода проблема Петра I была важна как проблема возможности революционных преобразований, осуществляемых непосредственно самодержавной властью. Эта проблема стала особенно актуальной в первые годы после разгрома декабристов. Отдал ей дань и Пушкин. Так создавалась почва, на которой вырастал ряд стихотворений Пушкина с политической окраской.
Первым стихотворением в этом ряду стоят «Стансы» (22 декабря 1826 г.)1. Стихотворение начинается многозначительной исторической параллелью между началом царствования Николая I, переступившего на пути к престолу через кровь декабристов, и «началом славных дней Петра», также омраченных мятежами и казнями. Эта аналогия в свете
последующих заслуг Петра перед Россией приводила к историческому оптимизму и в отношении перспектив нового царствования:
- В надежде славы и добра
- Гляжу вперед я без боязни.
По своей основной направленности «Стансы», являясь политической программой нового царствования, как бы развертываемой поэтом перед новым царем, полностью соответствуют кругу проблем, положенных в основу записки «О народном воспитании». Сознательно ‘ привнося прямо противоположное содержание в реакционную формулу о просвещении высочайшего манифеста от 13 июля 1826 года («Не просвещению, но праздности ума, более вредной, чем праздность телесных сил, недостатку твердых познаний должно приписать сие своевольство мыслей, источник буйных страстей, сию пагубную роскошь полупознаний, сей порыв II мечтательные крайности, коих начало есть порча правок, а конец — погибель»), Пушкин писал и в той записке: «Скажем более: одно просвещение в состоянии удержать новые беззгмства, новые общественные бедствия» (XI, 44). В соответствии с этим в «Стансах» утверждается прямая апология просвещения как общественно-политической основы нового царствования, подкрепленная высоким авторитетом Петра:
- Самодержавною рукой
- Он смело сеял просвещенье.
- «Стансы» заканчиваются советом
Николаю быть, подобно своему великому пращуру, незлобным памятью, т. е. освободить сосланных в Сибирь декабристов . На это письмо Пушкин отозвался в конце 1827—-начале 1828 года в неожиданном контексте — в стихотворении «Друзьям», где в строфе, передающей советы «лукавого льстеца» царю, почти дословно изложил содержание приведенного в письме Бенкендорфа отзыва о вреде просвещения:
С этого времени в пушкинской лирике начинает создаваться устойчивый образ соратника декабристов, избегнувшего гибели и сохраняющего верность движению. В условиях жестокой последекабрьской реакции, когда порицание участников восстания становилось необходимым признаком политической лояльности, мужество Пушкина в открытом утверждении своей связи с сосланными в Сибирь декабристами было поразительно.
Сочинение! Обязательно сохрани - » Лирика Пушкина 1826-1830 годов . Потом не будешь искать!