Сочинения, сочинения по русскому языку, сочинения по литературе. бесплатные сочинения, сочинения, школьные сочинения, сочинение на школьную тему.

Влияние экономического направления современной французской историографии нашло отражение и в структуре университетов: к традиционным кафедрам древней, средней, новой и современной истории присоединилась кафедра экономический и социальной истории. С 1935 г. ее возглавил М. Блок, а позднее — Эрнест Лабрусс, который также руководил в Сорбонне Институтом социально-экономической истории. В деле изучения социальной истории, истории классов, социальных структур, положения различных классовых прослоек в обществе немалая заслуга Э. Лабруаса и коллективов, которые он возглавлял. Ж. Лефевр, будучи председателем рабочей группы по изучению социальных структур в новое и новейшее время, созданной Э. Лабруссом, плодотворно трудился для организации исследований.

[smszamok]

Воплощение в практику исторических исследований идей Л. Февра и М. Блока началось после второй мировой войны62. Статистика диссертаций наглядно показывает направление исследований в послевоенном университетском мире Франции. В 1961 г. работы по экономической и социальной истории составляли в области новой и новейшей истории 41 % всех диссертаций и 40 % дипломов63. Совершенно по-иному переписана история средних веков, благодаря трудам М. Блока64 . Менее чем других периодов истории экономическая волна к 60-м годам коснулась античности. Как писал Ж. Глениссон, «учреждения, религии играют там еще главную роль», но уже тогда начали появляться работы, ставящие проблемы экономической истории.

Изучение социально-экономической истории было, по выражению Ю. Л. Бессмертного, «флюсом» в творчестве М. Блока66. Но при этом ни М. Блок, ни тем более Л. Февр на исследовании экономических процессов не замыкались. Источником развития цивилизаций, считали основатели «Анналов», является стремление людей к самоусовершенствованию и делали вывод, что в центре истории — человек, люди, но не абстрактные люди, а взятые в рамках того общества (М. Блок) или той цивилизации, культуры (Л. Февр), членами которой они являются. В подходе к пониманию цивилизации Л. Февр исходил из общеметодологических идей, которые создавали интеллектуальный климат его эпохи: историк цивилизации должен изучать как ее объективные характеристики и процессы, идущие на разных уровнях, так и ее высшее оправдание — человека. Глубокая специфичность истории, ее главное предназначение состоит в том, что это наука о человеке. Данный постулат является лейтмотивом школы «Анналов».

Фран^зекая историография 20 — 30-х годов XX в. не только делала повторные (после марксизма) открытия научных парадигм, но, испытывая в большей степени влияние идей неокантианства, она отстаивала важнейший методологический тезис об истории как науке об индивидуализме, о природе человека, социальной многофакторной детерминированности его поступков, социальном и индивидуальном сознании исторических эпох, мировидении социального человека. М. Блок, Л. Февр, Ж. Лефевр ввели в историческую науку ключевое понятие ментально, дали образцы его изучения и наметили пути дальнейших исследований в этой области. Постановка проблемы ментальное логически приводила М. Блока и Л. Февра к сотрудничеству с психологией и социологией. «История, — писал Л. Февр, — аристократична по своему происхождению», поэтому «она имела глаза лишь для того, чтобы видеть королей, принцев, вождей народа и армий»»67 Чтобы воздать должное «анонимным массам», чья деятельность была «посвящена великим нуждам истории», история должна вступить в тесное сотрудничество с двумя дисциплинами — психологией, которая поможет ей узнать индивидуума, и социологией, изучающей группу. Заслугой Л. Февра и М. Блока был их призыв к историкам обратиться к изучению не великих людей, а человека, взятого из массы. При этом они справедливо подчеркивали, что индивидуум испытывает на себе «сотрудничество масс», мысли среды, так как он есть лишь то, что позволяет ему его эпоха и его социальная среда68. Понять умонастроение индивидуума, писал Л. Февр, значит понять само время, в котором он жил. Критикуя книгу Ж. Лагарда «Исследование о политическом духе Реформы» (1926), Л. Февр отмечал, что гларное усилие историка, желающего понять реформацию XVI в., должно сосредоточиться на том, чтобы понять ее людей, но вовсе не на том, чтобы восстанавливать весь арсенал юридикс-схоластической диалектики. Эту точку зрения разделял и М. Блок. «За чертами пейзажа, орудиями или машинами, за текстами и учреждениями, по видимости наиболее изолированными от тех, кто их создал — люди, которых нужно схватить», — писал он.

История, конечно, изучает и не может не изучать «реальные, глубокие и многочисленные мотивы движения больших масс», которые заставляют «национальные коллективы объединяться и сотрудничать» или «восстанавливают одни против других до смертной ненависти». Эти мотивы, по Л. Февру, «географические, экономические, социальные, в такой же мере, как и интеллектуальные, религиозные и психологические»70. Но будучи наукой о человеке, история должна заниматься поиском смысла деятельности человека (Г. Риккерт). И в этом высшее оправдание необходимости для истории вести диалог с психологией.

Для Л. Февра «пылкая игра духовных или психических сил», обнаруживается во всех проявлениях человеческой деятельности, — как «в дипломатии и политике, так и в экономической жизни…». Напомним, что М. Блок также считал объектом исторической науки «человеческий дух», а исторические факты представлял себе в качестве психических реальностей. Исследователи творчества Л. Февра давно определили причины, заставившие его посвятить свое творчество не экономической истории, а исторической психологии — создать превосходные труды о Рабле и его «атеизме», о Лютере и интеллектуальной эпохе, его породившей, о Маргарите Наваррской

и любви небесной и земной. «Экономическая и социальная история, конечно, оспариваемая, игнорируемая, непризнаваемая, тем не менее имела намеченные пути, по которым могла следовать, быть может, не без трудностей, но, во всяком случае, без больших тревог относительно своего объекта и статуса». Иным было положение с исследованием социальной психологии. Бросая вызов традиционной историографии на одном из ее привилегированных полей, Л. Февр занимался исследованием индивидуальной судьбы и видел в этом возможность уловить «игру взаимных причин», установить взаимодействие «между экономикой, политикой и культурой», между «манерой думать и чувствовать и способом производства», не упуская из виду тот факт, что все вызовы исторической среды «имеют один конкретный результат, который называется жизнью». М. Блок еще раньше Л. Февра дал блестящий и единственный в своем роде образец изучения социальной психологии средневековья в книге «Короли-чудотворцы» о Капстингах, излечивавших больных золотухой методом касаний, наложением рук. Сюжет книги подсказан исследователю братом, врачом. Логика анализа М. Блока такова: предмет истории — люди, люди во времени, т. е. в определенной среде, их взаимоотношения — выражение социальной структуры общества, атрибутом которой является социальная психология. Социальная сфера у М. Блока выступает как результат взаимодействия объективных условий и их психического восприятия. Внимание к проблемам ментальности средневековья проявилось и в большом исследовании М. Блока «Феодальное общество», хотя Л. Февра не вполне удовлетворили страницы, посвященные «религиозной психологии».

Л. Февр обосновал необходимость междисциплинарного подхода к изучению ментальности человека определенного общества. Размышляя над причинами повышенной эмоциональности людей европейского средневековья, столь блестяще исследованной голландским историком И. Хейзингой, книга которого «Осень средневековья» (1932) была переведена на русский язык лишь в 1988 г., Л. Февр обращает внимание коллег-историков на многие моменты. Он размышляет над значением резко расчлененных ритмов времен года, суточных ритмов, контрастов условий материальной жизни, отмечает особенности психики людей, пребывающих в состоянии постоянного недоедания и т. д. Сколько же наук должно поддерживать сотрудничество истории и психологии? Конечно, это науки, изучающие материальную жизнь прошлого: от археологии до экономической науки, опирающейся в свою очередь на данные исторической географии; медицина; история питания; науки, предметом которых является исследование технических материалов, используемых в определенную эпоху в отделенном обществе, ибо они тоже «порождали определенные искажения и пробелы в представлениях людей о мире, жизни, религии, политике»; филология и семантика, способные дать ценнейшие сведения о жизни как древних цивилизаций, так и сельских общин; иконография, которая «даст возможность понять переход от одной знаковой системы к другой и восстановить историю «религиозных чувств» и т. д.

В тесной связи с постановкой проблемы ментальности во французской историографии непосредственно критиковалась марксовая теория «базиса-надстройки» как упрощающая исторический процесс и механизм исторического движения, как парадигма, предполагающая противопоставление материального и идеального, выдвигающая классовую борьбу в качестве универсального фактора «объяснения истории» и сводящая ее «к непосредственным столкновениям в сфере экономики». Теория Маркса подвергалась критике даже таким ученым, как Ф. Бродель80, который вполне определенно высказал в письме к В. М. Далину свое глубокое уважение к К. Марксу, к его главному произведению «Капитал», и полагавшему, что в своей «Материальной цивилизации» он творчески развивает и дополняет усилие предшественника.

[/smszamok]

Теория «базиса-надстройки» давно вызывала сомнения и у российских исследователей. Как вспоминала Е. В. Гутнова, академик С. Д. Сказкин «„указывал на недостаточную разработанность марксова учения о базисе и надстройке, ученый подчеркивал опосредованность влияния социально-экономических структур на идейную жизнь общества, наличие между ними многих промежуточных сфер человеческого духа, отмечал, что каждый из элементов идеологии — право, мораль, социальные учения, философские построения и, наконец, религия — имеют свою особую историю». Данные мысли ученого были высказаны в 1943 г. во введении к его книге «Основы средневекового миросозерцания». В те времена это была «опасная тема».