Великий русский революционный демократ, философ

8 февраля 1863 года на Литейном проспекте в Петербурге бедный чиновник нашел пакет, где оказалось начало рукописи со странным названием «Что делать!». Нашедшего эту рукопись ожидало крупное вознаграждение, обещанное журналом «Современник». Так началась необыкновенная судьба романа, который в прямом смысле слова стал оружием русской молодежи против царизма. Автором этого опаснейшего сочинения был узник одиночной камеры Алексеевского равелина Петропавловской крепости «государственный преступник» Николай Гаврилович Чернышевский. Великий русский революционный демократ, философ, ученый и писатель Н. Г. Чернышевский (1828—1889) был идеологом, руководителем и основным организатором революционной борьбы России на протяжении ряда самых напряженных лет — периода революционной ситуации 50—60-х годов XIX столетия.

Один из руководителей журнала «Современник» (1854—1862), он превратил журнал в трибуну идейной борьбы. В своих литературно-критических статьях, в своей знаменитой диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности» Чернышевский утверждал: литература должна быть «учебником жизни», она должна звать к преобразованию действительности. Защите этих интересов и была посвящена

[smszamok]

вся жизнь и деятельность Н. Г. Чернышевского. В июле 1862 года он был арестован и заключен в Петропавловскую крепость. В 1864 году был подвергнут гражданской казни и сослан в Сибирь, откуда вернулся только в 1883 году. «Не в каждой статье читатель встретит имя Чернышевского,— пишет в предисловии к седьмому тому академик М. В. Нечкина,— но в каждой столкнется с какой-либо существенной чертой «Эпохи Чернышевского», времени, в котором ему выпало жить и творить. Самый облик его эпохи может сложиться лишь на основе конкретного исследования ее живых черт». Представляем восьмой том этого сборника двумя статьями, подготовленными для публикации в журнале их авторами.

Тема большой статьи академика М. В. Нечкиной — знаменитое стихотворение Н. А. Некрасова «Пророк», посвященное Н. Г. Чернышевскому. Дата создания этого во многом конспиративного произведения остается до сих пор предметом споров и дискуссий. Академик М. В. Нечкина предлагает убедительные свидетельства для пересмотра даты. Только однажды — летом 1859 года встретились два гиганта русского освободительного движения — Герцен и Чернышевский. Встреча происходила в Лондоне. В статье Н. Эйдельмана анализируется интереснейший новый документ — автограф Чернышевского Герцену 1859 года.

Стихотворение Н. А. Некрасова, посвященное Н. Г. Чернышевскому («Не говори: «Забыл он осторожность! Он будет сам судьбы своей виной!..»), давно стало знаменитым. Оно так же срослось с именем Чернышевского, как лермонтовское «На смерть Пушкина» — с памятью великого поэта. Однако если стихи Лермонтова всесторонне изучены, с большой точностью датированы — н дата написания не вызывает сомнения,— то датировка стихотворения Некрасова о Чернышевском до сих пор не вполне ясна. А от датировки многое зависит. Тема стихотворения была конспиративной. Заглавие «Пророк» и маскирующий подзаголовок «из Ларры» — или вскоре заменивший его «из Барбье» — были быстро разгаданы. В сборнике Некрасова «Последние песни», вышедшем в 1877 году, поэт не мог но цензурным соображениям опубликовать >ни истинного заглавия, ни последней, завершающей, строфы стихотворения. Пропущенная завершающая строфа восстановлена личной правкой Н. А. Некрасова только в дарственном экземпляре сборника «Последних песен» (1877), подаренном автором художнику И. Н. Крамскому. Его еще покамест не распяли, Но час придет — он будет на кресте; Его послал бог гнева и печали Рабам земли напомнить о Христе’

Некрасов зачеркнул и название «Пророк» и подзаголовок «из Барбье» и вместо этого написал было «Памяти Чернышевского», но спохватился — Чернышевский в то время был еще жив,— зачеркнул эту поправку И заменил ее словами: «В воспоминание о Чер(нышев)ском». Некоторых некрасоведов более привлекает другое заглавие. В архиве известного русского библиографа П. А. Ефремова найдена копия с де дошедшего до нас другого автографа того же стихотворения; озаглавлено оно иначе: «Н. Г. Ч.», что расшифровывается: «Н(иколай) Г(аврилович) Чернышевский)». На рукописи внизу стоит помета: «Списано с автографа 27 мая 1875 года». Следовательно, существовал автограф с иным заглавием. Вероятно, Некрасов колебался в выборе заглавия и к окончательному решению еще не пришел. Но самое i важное в другом: стихотворение посвящено Н. Г. Чернышевскому,— это засвидетельствовано самим Некрасовым и, по-видимому, дважды. Перейдем от заглавия к нашему основному вопросу — одатировкестихотворения. В разное время Некрасов дарил верным друзьям листки полного текста, написанные своею рукой. Так содействовал Некрасов распространению полного текста (изуродованного цензурой стихотворения. Так возник в литературном наследстве поэта особый вид документа — дарственный автограф.

В текстологии необходимо отличать Дарственные автографы уже написанных стихов от автографов непосредственного творческого процесса — черновиков, ему сопутствующих, проб, вариантов, наконец, сложившегося авторского текста — первичного полного автографа. Дарственный автограф, как правило, всегда является более поздним по дате, чем непосредственные первичные автографы творческого процесса. Датируются дарственные автографы днем, а иногда днем и местом дарения. Нечто аналогичное — в обычной дарственной записи автора на вышедшей книге, брошюре, оттиске. Кому из нас придет в голову, делая на книге такую дарственную авторскую надпись, датировать ее датой окончания вами данной работы? Так никогда не делается, вы ставите дату дня дарения. Дарственный автограф стихотворения — особый документ литературоведения — это не только подарок, он вместе с тем и память о встрече, о каком-то разговоре, в нашем случае, возможно, пояснение причин цензурного запрета и т. п. Известно, что дарственный автограф стихов о Чернышевском был, например, вручен Некрасовым П. А. Ефремову с указанием места встречи: «(18) 75. V, 27, Лиговск(ая) сторона». (Ефремов с 1875 года жил на Лиговке.)

Годом раньше Некрасов подарил, по-видимому, какому-то товарищу по охоте или встрече с кем-то на охоте еще один экземпляр своего стихотворения. iHa нем значится: «В избе лесника на 125 версте Московской) ж(елезной) д(ороги), ночь 8 авг(уста), 1874». Почему-то именно эти данные — указание места и дата — сразу и безоговорочно приняты многими исследователями за указание даты и места написания стихотворения. На мой взгляд, для этого нет оснований. Если сопоставить иа равных основаниях дату, проставленную Некрасовым на дарственном автографе Ефремову 27 мая 1875 года, с датой записи «в избе лесника» — 8 августа 1874 года,— то, взятые как «даты написания», они аннулировали бы друг друга, расходясь на десять месяцев. Но все становится вполне понятным, если принять их за дарственные автографы, которые могут быть даны в самое разное время. Обратимся к данным исторического характера, поговорим о существе темы стихотворения. Можно ли было написать такое стихотворение о Н. Г. Чернышевском в 1874 году? Думаю, невозможно.

В это время Чернышевский находился в Сибири, в вилюйском заточении. Просьба его жены Ольги Сократовны перевести заключенного в более здоровую местность встретила царский отказ (пометка Александра II на прошении: «Оставить»). Со дня ареста (7 июля 1862 года) Чернышевский томился по тюрьмам, считая и Петропавловскую крепость, уже более 12 лет. 19 мая 1864 года Чернышевский пережил на Мытной площади в Петербурге еще одну форму своего «распятия» — гражданскую казнь… И вот будто после всего этого поэт, близкий друг того, кто мучается уже 13-й год в заточении, возвещает узнику — своему же другу, что все это еще ничего, тебя покамест не распяли, но час придет — ты будешь на кресте. И смерть тебе любезна…

Это было бы не только нравственной невозможностью, но и невероятным противоречием фактам, полным нарушением исто, рической перспективы. Нельзя не заметить, что при такой датировке и строка стихотворения «Его судьба давно ему ясна» приобретает почти пародийный характер. Узник вправе ответить: еще бы не ясна! Сижу в тюрьме 13-й год и останусь сидеть (читай царскую резолюцию…). Употребить будущее время в 1874 году Некрасов явно не мог.

Стихотворение, на мой взгляд, написано гораздо раньше. Оно создано в такой исторической ситуации, когда его текст глубоко и полностью выражал реальность. Это была революционная ситуация, возникшая в России на рубеже 1850—1860-х годов.

Но двинемся дальше. Мы еще не рассмотрели другого предположения о датировке стихотворения. Оно — одно из наиболее ранних — опубликовано в 1912 году и принадлежит русскому литератору Е. А. Ляцкому. Цитируют его всегда как-то небрежно, отмахиваясь, а не споря. В комментарии Полного собрания сочинений Н. А. Некрасова мы читаем, что поскольку-де имеется автограф поэта с датой «8 августа 1874 года», то «предположение Е. А. Ляцкого, что стихотворение написано в 1862 году, когда Чернышевский находился в Петропавловской крепости, неверно». Вот и все. Аргументов никаких. Но если поколеблено доверие к приводимой дате, необходимо внимательно взвесить доводы противника. Е. А. Ляцкий опубликовал первым в России это стихотворение в полном, не урезанном цензурой виде, с заключительной авторской строфой, в 1912 году. Он воспроизвел автограф Некрасова, который хранился в семье Чернышевского. Как свидетельствует правнучка Николая Гавриловича — Нина Михайловна Чернышевская: «В архиве семьи Чернышевского хранился и дошел до нас… автограф этого стихотворения — без заглавия и без подписи. В этой рукописи имеются все четыре строфы. Очевидно, она была получена от Некрасова через А. Н. Пыпина (двоюродного брата Чернышевского.— М. Н.). Опубликована в книге «Чернышевский в Сибири». Это и есть известный некрасоведам неподписанный автограф стихотворения.

Не является ли этот автограф наиболее ранним из трех сохранившихся? Понятна предосторожность Некрасова, не давшего ни заглавия, ни подписи,— это было, очевидно, способом сделать автограф наименее опасным при возможном обыске. Характеризовать автограф надо как дарственный, добавим: конспиративный.

[/smszamok]

Комментируя стихотворение, Ляцкий справедливо писал: «Чернышевского не «распяли», но отняли у него возможность служить человечеству так, как он понимал это… Это было хуже распятия,— это была мучительнаяпытка,длившаяся20лет…»

Датировка Ляцкого, на мой взгляд, ближе к истине, чем предыдущие, но она нуждается в некоторых уточнениях и небольшой передвижке. К этой датировке надо отнестись с вниманием и разобрать ее аргументы.