Сочинение размышление по картине художника Ге «Что есть истина»

Что есть истина! Истина объективная. Философ. Ты, возможно, знаешь картину художника Ге «Что есть истина», которая выставлена в Ленинграде в Русском музее? Понтий Пилат задает Христу вечный вопрос об истине Интересно услышать, как бы ты ответил на этот вопрос? Собеседник, В общем, истина — это то, что верно. Философ. Вот и с точки зрения Понтия Пилата правильно и истинно все, что ему удобно, что его устраивает, что ему нравится. Однако в таком случае получается, что истина лишается значения объективности и, перестав быть предметом научного исследования, целиком отдается на вкус отдельных людей, Но единых вкусов у всех не бывает, поэтому выходит, что нет единой истины для всего человечества.

Собеседник. Но ведь это не так!

Философ. Конечно. Тут, как и в других случаях, о которых мы с тобой уже говорили, существуют два противоположных подхода:

[smszamok]

объективный, строго научный и субъективистский, лишенный научности. Попробуем разобрать каждый из них в отдельности. Наши ощущения, представления и понятия отражают внешний мир и его предметы, а потому и соответствуют им, совпадают с ними. Другими словами, они имеют объективное содержание и не зависят от наших вкусов и привычек, настроений и желаний. Может быть, нам бы и хотелось, чтобы это море было другого цвета, а вода в нем — другого вкуса и запаха. Однако образ моря не зависит от нашего желания, а зависит от свойств, присущих самому объекту, существующему вне, независимо от нас. Это истина, причем добавлю,, объективная истина, поскольку она не зависит от нас самих.

Собеседник. Значит, если бы объективной истины не было или же ее невозможно было установить, наши знания были бы субъективны. Тогда чем же мотивируют субъективисты свое отрицание объективной истины?

Философ. Видишь ли, истина, как и все в мире, способна изменяться и развиваться. В науке это мы видим, когда от одной теории, более упрощенной и грубой.

мы переходим к более совершенной. Обе эти теории содержат в себе долю объективной истины, причем первая — меньшую вторая — большую. Субъективист же отрицает такое их соотношение. Он заявляет, что мы пользуемся научными теориями ради удобства как якобы инструментов познания. Это и есть махизм — путаные субъективный идеализм, и махист всерьез утверждает, будто научные понятия, теории, законы являются «рабочими гипотезами», придуманными в целях удобства обращения с фактами. А когда они перестают помогать нам, мы их отбрасываем, поступая согласно принципу: «Я тебя породил, я тебя и убью!».

Собеседник. В таком случае все очень уж просто получается. Но разве можно вообще в какой бы то ни было форме вводить в науку соображения удобства? Это же чистейший вздор.

Философ. И все же… Понимаешь, признаком махизма является не признание удобства само по себе, а распространение принципа удобства на всю теорию познания. Махисты полагали, что вопрос тут чисто теоретико-познавательный: имеют ли наши теории и понятия объективное значение или нет. Последовательные материалисты отвечают категорически: «имеют», а субъективные идеалисты и агностики столь же определенно заявляют: «не имеют». В такой и только в такой плоскости стоит вопрос о понятии «удобства» в науке.

Собеседник, Понимаю. Надо и здесь, прежде всего, подходить с позиций основного вопроса всей философии и прежде всего его второй стороны.

Философ. Но, к сожалению, вот что бывает, когда игнорируется основной вопрос всей философии. Например, теоретиками была в свое время предложена теория резонанса. Ее авторы с самого начала разъяснили, что она вводится только ради удобства энергетических расчетов и не претендует на то, чтобы отразить действительное строение молекул. И вот некоторые ее критики, услышав слово «удобство», вспомнили, что этим словом оперировали махисты, и объявили теорию резонанса махистской. В таком случае махистскими следовало бы назвать все вообще удобные приемы вычислений и расчетов, все удобные приборы, конструкции и установки, а для того, чтобы тебя не обвинили в махизме, следовало бы пользоваться чем-то заведомо неудобным, например, неудобной одеждой или мебелью. Все это явилось бы результатом того, что одиозным признавалось бы самое слово «удобство», а не ошибочное включение соображения удобства в теорию познания.

Есть другой пример того, как субъективисты-махисты толковали химические понясти предыдущую, они отличаются лишь размерами. В науке полно, глубоко раскрывается какая-либо черта предмета или явления. И каждая новая ступень познания расширяет и обогащает наше знание об этом предмете. Ничего не мешает нам двигаться вглубь. Но все равно до конца дойти мы не сможем, как нельзя сосчитать бесконечное. Каждый шаг вглубь предмета прибавляет все новые и новые зерна истины, но исчерпать полностью этот предмет и составить о нем абсолютно законченное знание все же невозможно, поскольку он неисчерпаем.

Собеседник. Я попробую, как химик, подобрать иллюстрацию к этим словам из истории учения о веществе. Не знаю только, подойдет ли она?

В начале XIX века в химию вошло понятие атома с его атомным весом. Не правда ли, это была относительная истина, но она содержала в себе очень важное зерно абсолютной истины, что химическое вещество имеет прерывистый, зернистый, или, как говорят, дискретный характер, В рамках атомного учения накапливались постепенно все новые и новые зерна абсолютной истины, пока, наконец, на рубеже XIX и XX веков наука буквально ворвалась в глубь атома и раскрыла его внутреннее строение. Новым крупным моментом, ступенью абсолютной истины стало открытие электрона, то есть дискретной частицы отрицательного электричества. Затем последовало открытие атомного ядра и его составных частей, протонов и нейтронов, и это тоже прибавило все новые и новые зерна абсолютной истины в учение о строении вещества. Накопление дальнейших зерен все той же абсолютной истины продолжается неуклонно и в наше время, так что мы и сегодня присутствуем при безостановочном процессе образования абсолютной истины из бесчисленного ряда относительных истин. Отсюда следует все-таки, что абсолютных истин в их полном завершенном виде вообще не существует.

Философ. Естественно. Как и все на свете, истина, то есть отображение действительности в нашем мозгу, способна двигаться и развиваться. Но тут надо оговориться, что существуют истины весьма простые, элементарные. Например, общеизвестно историческое событие: Наполеон умер 5 мая 182! г. Здесь не говорится о причинах его смерти, ни о чем самом, не деется никаких оценок, а просто отмечается факт, дата его смерти. Ничто не может изменить этого факта. Значит, это абсолютная истина, не способная к какому-либо изменению по причине именно ее предельной простоты. Такой же абсолютной истиной может быть географическое утверждение, например: «Астрахань находится в низовьях Волги». Ты и сам можешь сколько угодно припомнить таких абсолютных истин.

Собеседник. У Чехова есть герой, который изрекает только банальные истины: «Волга впадает в Каспийское море», «лошади кушают овес и сено» и т. д. Значит абсолютными, то есть завершенными истинами являются только такие банальные вещи?

Философ. Да, именно, по причине неподвижности.

Собеседник. А как понимают изменчивость истины субъективные идеалисты. Признают ли они ее?

Философ. Рассуждения их весьма примитивны и неверны: если то, что принималось раньше за абсолютную истину в науке, оказалось теперь на деле истиной относительной, то махисты, например, отсюда; делают вывод, что вообще ничего абсолютного в наших прежних знаниях не было и нет, а потому их надо просто отбрасывать и заменять другими, столь же относительными. Такие взгляды именуются «чистым», или философским, релятивизмом— от слова «релятивный», что значит «относительный». Диалектический материализм признает относительность, но в единстве с абсолютным, зерна которого содержит в себе всякое относительное, неполное знание. Напротив, «чистый» релятивист признает только релятивное и отрицает всякую его связь с абсолютным.

Собеседник. Интересно бы узнать, а как с этих позиций понимается история науки, история научного знания?

Философ. О ней они говорят как о груде следовавших одна за другой отброшенных относительных истин, не содержащих в себе зерен абсолютного, то есть объективного знания, Подобно тому, как если бы строился дом и в процессе строительства все, что было выстроено раньше, отбрасывалось, а строительство начиналось бы заново.

Напротив, действительное развитие науки предполагает на основе достигнутой ранее относительной истины возведение, скажем, фундамента или первого этажа здания науки, только затем начинается научная революция. Она состоит в том, что коренным образом ломаются, перестраиваются, но не отбрасываются (как полагают релятивисты) старые воззрения. При этом сохраняется все накопленное прежде — зерна абсолютной истины. К ним прибавляются новые факты той же абсолютной истины, и продолжается дальше работа. Следовательно, строительство не прерывается, а возводится этаж за этажом. Короче говоря, история науки показывает нам преемственность в развитии научных идей и открытий, но отнюдь не их катастрофические разрывы, как утверждают релятивисты.

Собеседник. Правильно ли я понял, что с точки зрения релятивиста не может быть истории науки и даже вообще настоящей науки?

Философ. Совершенно верно. Когда на рубеже XIX и XX веков началась «новейшая резолюция в естествознании», как ее назвал В. И. Ленин, некоторые махисты с легкостью объявили это крахом, крушением, уничтожением науки: ведь выяснилось, что атомы, которые считались до тех пор неделимыми, оказались делимыми, вроде бы неизменная масса тел оказалась изменчивой. Между тем в действительности были устранены тогда только устарелые положения относительной истины и полностью сохранены все зерна абсолютной истины, уже найденные ранее и заключенные в установленных прежде относительных истинах. Видишь ли, резолюция в науке выполняет двоякую роль: она ломает в корне то, что устарело и оказалось неправильным, не соответствующим действительности, и сохраняет все, что в качестве зерен абсолютной истины было накоплено ранее с тем, чтобы на этой основе продолжать дальнейшее развитие научного знания. Так и движется вперед всякая настоящая наука.

Беседа 15 (Вечерняя) Истина как движение от субъекта к объекту. Истина и заблуждение

Собеседник. Пока мы отдыхали, я думал о том, что услышал об истине. Выходит, что для ее понимания очень важно помнить об ее изменчивости, ее движении, а значит, и диалектике.

Философ. Если ты это понял, то у тебя в руках ключ к разгадке самых сложных и трудных вопросов теории познания, проблем марксистско-ленинской теории отражения. Истину как отражение действительности в нашей голове могут признавать и метафизики, но это отражение они понимают как застывшее, неподвижное, раз и навсегда данное. Диалектика же самого процесса познания, как мы говорили, раскрывает и доказывает то, что истина есть процесс, движение от субъекта к объекту, то есть от человека, который только начинает познавать мир, ко все более полному и точному познанию этого мира.

Собеседник. От субъекта к объекту?

Философ. Конечно. Вот мы с тобой говорили о механизме познания. В начале всякого познания стоят наши ощущения, Это мостик между нашими органами чувств и энергией внешнего раздражения, которую мы получаем от предметов внешнего мира. В ощущениях содержится весь материал, необходимый для правильного отображения внешнего мира в нашем мозгу. А сами ощущения уже являются первичной, далеко еще не полной формой отражения этого мира. Они суть его образ, но образ, еще содержащий субъективную окраску, порожденную тем, что он возникает на первых порах лишь в наших органах чувств. Поэтому можно сказать, что наши ощущения суть субъективный образ объективного мира.

Собеседник. А что же помогает познанию в этом его движении к истине?

Философ. Ты мог бы сам догадаться об этом: это человеческая практика. Именно она помогает уточнить познанную ранее относительную истину и привести во все большее соответствие с внешним миром. Вот почему говорят, что практика есть критерий истины. Если то или иное положение подтвердилось на практике, иначе говоря, прошло проверку практикой, то оно тем самым поднято на уровень объективной истины и обнаружило з себе зерна абсолютной истины. И тогда оно входит в золотой фонд научного знания. Если же, напротив, это положение пришло в противоречие с действительностью, с данными практики, оно как неправильно? устраняется из науки. Вот почему также глубоко верно более полное выражение, гласящее, что познание, двигаясь от субъекта к объекту, проходит проверку через практику и в результате приходит к объективной истине.

Собеседник. Нельзя ли потому считать, что практика играет роль третьей ступени познания после чувственного познания и теоретического мышления?

Философ. Мы уже говорили, что роль практики значительно шире, и она охватывает собою и то, что движет познанием человека, и те результаты познания, где они находят свое применение. Впрочем, на вопрос о том, какую роль играет практика в процессе познания истины, в таком случае можно сказать, что она следует как решающее звено за первыми двумя ступенями познания. Так, Ленин в «Философских тетрадях» писал: «От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике — таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности».

Собеседник. Но если практика проверяет и подтверждает истину, то нельзя ли с ее помощью избежать вообще заблуждений?

Философ. Вопрос гораздо сложнее, чем это, кажется. Ты все еще, очевидно, не можешь отвыкнуть от неверной мысли, что истина есть что-то законченное, раз и навсегда данное, хотя ты уже знаешь, что ома есть процесс, движение. Но ведь движение бывает разног.

Собеседник. Ну, конечно. Без нее они засохнут и погибнут.

[/smszamok]
Философ, И это, несомненно, истина: без воды растения гибнут. Думать иначе будет заблуждением. Ну, а теперь представь себе, что ты из усердия будешь поливать свои цветы с утра до вечера. Через короткое время они у тебя загниют. Выходит, таким образом, что твоя истина превратилась в твое же заблуждение: спасая цветы от засухи, ты их погубил избытком влаги. Это как раз пример того, что нет истины вообще пригодной на все случаи жизни, истины отвлеченной, или, как говорят, абстрактной. Истина зависит, прежде всего, от условий, применительно к которым ты рассматриваешь то или иное явление или свое действие. И то, что может быть правильным, истинным в одних условиях, в других, изменившихся условиях, становится неправильным, не истинным, то есть заблуждением. Истину и заблуждения нельзя просто противопоставлять друг другу, а надо видеть, как при изменившихся условиях одно может переходить в другое. Значит, и здесь мы должны помнить о движении.