Сказочная Перу

Среди проектов культурного туризма, осуществляемых в различных странах Латинской Америки, особое место занимают ведущиеся в Перу работы по освоению трех зон, где в основном сконцентрированы богатства удивительного прошлого. Это район Пуно — Куско—Мачу-Пикчу — Кильябамба, район Трухильо — Чан-Чан и район Кальехон-дель-Уайлас — Чавин. Перу обычно известна широкой публике как страна инков, которым после экспедиций Колумба Испания навязала свое владычество. Несомненно, династия Инков, правившая последние два доколумбовых столетия, оставила выдающиеся памятники, но мы знаем ее в основном потому, что ей выпал жребий столкнуться с испанцами.

На самом деле история Перу началась по меньшей мере за 1500 лет до того, как туда

[smszamok]

пришли Франсиско Писарро и его братья Гонсало, Хуан и Эрнандо, чтобы начать захватническую войну. Эта история мало известна и с трудом поддается расшифровке, потому что ученые до сих пор не располагают письменными источниками. Развалины, остатки разного рода памятников и произведений искусства — вот единственные элементы, которыми мы располагаем, чтобы проследить ее развитие.

Прежде всего надо сказать, что Перу — один из древнейших центров культуры в мире; оседлый образ жизни и земледелие развивались там практически в ту же эпоху, что и на Ближнем Востоке, то есть восемь тысяч лет назад. В те времена перуанцы уже жили в селениях, ловили рыбу и возделывали маниоку. Около шести тысяч лет назад они научились выращивать фасоль, а тысячу лет спустя изготовляли хлопок и использовали его для одежды, создавая восхитительное искусство ткачества, которое достигло своего апогея к началу нашей эры и впоследствии поразило весь мир. Следует напомнить, что четыре тысячи лет назад, когда перуанцы еще не умели делать вазы из обожженной глины и не освоили культуру кукурузы, они уже строили сложные здания из камня, облицовывая его глиной. К 2500 году до н. э. на побережье и в долинах Анд были воздвигнуты большие постройки культуры Чавин, украшенные орнаментом по камню. И по сей день эти остатки отдаленнейшего прошлого похоронены в джунглях, и часто даже специалисты не удостаивают их своим вниманием.

Конец «горизонта Чавин» соответствует образованию трех первых локальных культур побережья: Мочика — на севере, Лима — в центре и Паракас — на юге. В этот период появляется обработка металлов, отмечаются глубокие преобразования в земледелии и возникают более крупные поселения. Судя по дошедшим до нас свидетельствам, в 500—800 годах н. э. Перу уже была сравнительно населенной; именно на этот период приходятся события, происхождение которых специалисты по древнему времени приписывают «воздействию культуры Тиауанако». Тайну еще предстоит прояснить, но, по-видимому, вследствие какого-то стихийного бедствия — возможно, климатического или гидрогеологического характера — региональные культуры побережья пришли в упадок и не сумели оказать сопротивления нашествию племен, спустившихся с Анд.

Однако начиная с XII века региональные культуры претерпевают глубокие преобразования, и три последних доколумбовых столетия, видимо, были золотым веком Перу. На севере властвовали правители Чиму, чьей столицей был Чан-Чан; культура Чанкай оказывала влияние на Лиму и центральное побережье; юго-восток был в руках принцев Чинки, Ики и Наски. Страна вступила в период городской жизни и интенсивного земледелия, основанного на крупных оросительных работах. Значительно возросло население, численность которого, вероятно, достигала десяти миллионов человек.

Гигантские усилия властителей инков по созданию «империи» площадью в два миллиона квадратных километров были поразительным предприятием, особенно если учесть, что его участники не ведали письменности и не располагали ни повозками, ни тягловым скотом.

Покорение инков испанскими завоевателями проходило медленно и трудно. Многие историки и социологи справедливо критиковали испанцев за ту жестокость, с которой оно проводилось. Но чтобы правильно понять эти события, их следует рассматривать в том антропологическом и культурном аспекте, в каком они происходили. Легко представить себе последствия: индейцы испытали такой кризис личности, что многие даже кончали жизнь самоубийством. Распространилась метисация, но испанцы не допускали полноправия метисов. Христианизация затронула лишь поверхностный слой; в языке, обычаях и других аспектах жизни, особенно в мышлении, индейцы сохранили верность традиции.

Потерпев поражение в борьбе с завоевателями, продолжавшейся 40 лет — с 1532 до 1572 года, когда был убит Тупак Амару, один из последних представителей династии Инков, потеряв более двух третей населения, индейцы в конце концов смирились с двойственным характером своего существования: с одной стороны, они приняли (или сделали вид, что приняли) культуру победителей, с другой — сохранили (в разрешенных узких рамках или в коллективной памяти) культуру отцов, как свидетельствуют, в частности, обряды и поминальные церемонии, устраиваемые по сей день их потомками.

За долгие тысячелетия доколумбовой истории и четыре столетия испанского владычества в Перу сложилось монументальное наследие, значение которого неизвестно широкой публике. Достаточно сказать, что там сохранилось около 50 тысяч доколумбовых археологических памятников, в частности знаменитый храм Луны, воздвигнутый в Моче из 20 миллионов адоб (кирпичей из сырой глины), и крепость Мачу-Пикчу, построенная из массивных каменных глыб и чудом держащаяся на вершине горы. Эти памятники, пользующиеся наибольшей известностью, особенно интересны с исторической и культурной точки зрения.

В 1965 году поступления от туризма в Перу составляли 15 миллионов долларов, а в 1974 году — уже около 78 миллионов долларов, впятеро больше. Прогресс еще недостаточен, но он показывает те выгоды, которые развивающаяся страна может извлечь из хорошо составленной программы культурного туризма.

Второй лик туриста. «Освоение памятников и комплексов действительно содействует увеличению числа туристов, но нельзя закрывать глаза на тот факт, что вопрос развития туризма, и в особенности международного, не так прост, как кажется поначалу. Ныне пересматривается вопрос о расширении его вклада в дело экономического и социального развития. Хотя уже доказано, что международный туризм приносит доходы и создает рабочие места, мы должны вместе с тем констатировать, что он грозит оказать вредное воздействие на социально-культурные ценности развивающих его стран. Продолжая… свою деятельность в пользу культурного туризма, ЮНЕСКО занялась изучением его последствий для социально-культурных ценностей. Лишь проанализировав эти последствия, можно будет со знанием дела бороться с их пагубными сторонами». Так, выступая в Каире в феврале 1975 года, бывший генеральный директор ЮНЕСКО Амаду-Мах-тар М’Боу поднял один из самых тревожных вопросов нашего времени, тоже явившийся следствием экономического развития, которое нам не всегда удается держать под контролем и отрицательные последствия которого мы часто не можем предвидеть. Проблема выглядит таким образом: у стран, обогащающихся за счет развития туристической индустрии, есть основания для удовлетворения полученными прибылями, но им приходится сталкиваться и с определенными последствиями массового туризма — загрязнением и другими неприятными нарушениями природной и социальной среды. В общем у курицы, несущей золотые яйца, появляется опасная склонность ломать курятник.

Такое положение вызывает озабоченность. Непрерывный рост числа туристов и расходуемых ими сумм привели в действие механизм чудовищной спекуляции. Побережья Тирренского, Адриатического и Эгейского морей забиты большими отелями, кемпингами и развлекательными заведениями часто сомнительного качества. Альпы обезображены расширяющейся сетью зимних курортов, а на островах, наиболее посещаемых туристами, появляются явные признаки деградации. Там не найдешь места, которое не оказалось бы во власти туристической индустрии и спекуляции недвижимостью. Возникает вопрос, действительно ли экономические выгоды компенсируют подобное положение? Похоже, что нет. Как показало недавнее исследование, более двух третей иностранной валюты, получаемой от туризма, расходуется на сооружение гостиниц, автострад и тому подобное, а также на приобретение предметов роскоши для создания комфорта туристам.

Поведение и запросы большинства туристов известны. Менее известны, однако, проистекающие из этого последствия. Остановимся вкратце на одной из самых невинных маний — «охоте за сувенирами». В торговле мелочами для туристов не было бы ничего плохого, если бы зачастую речь не шла о чучеле маленького крокодила, уникальном коралле, редких птице или перьях, раковинах, цветах, бабочках и маленьких животных, многочисленные виды которых живут лишь на определенных островах или в определенных горах. Процветающая торговля добычей подводной охоты уже нанесла значительный урон побережью Карибского моря, Индийского и Тихого океанов.

Заповедники диких животных приносят хорошие доходы, но развитие туризма и растущий спрос на кемпинги и многочисленные дороги наряду с проблемами, создаваемыми ордами любителей фотосафари, побудили служащих ряда заповедных территорий поставить вопрос об ограничении числа посетителей.

Но перечисленные выше беды — это почти ничто в сравнении с психологическим воздействием массового туризма, особенно в тех местах, которые в туристических проспектах восхваляются как «еще нетронутый земной рай». Здесь ущерб порой совершенно непоправим. Как отмечалось на семинаре по «социальным и культурным последствиям туризма», организованном ЮНЕСКО совместно с Международным банком реконструкции и развития и проходившем в Вашингтоне в конце 1976 года, туризм порой не только не способствует делу дружбы и взаимопонимания между народами, но даже может усугубить причины напряженности и предрассудки. Например, тунисец Бухдиба, приведя в качестве примера свою страну, подчеркнул, что «вторжение разношерстной, космополитичной, распущенной толпы, часто развязной и невоспитанной, не может не травмировать массы тунисцев, лишь недавно вырвавшихся из оков старых традиций». По словам Бухдибы, немало людей в Тунисе считают, что туризм — это несчастье, и видят в нем причину перемен в мышлении, появления нового отношения к работе, деньгам, межчеловеческим контактам и половым отношениям, разрушения уз населения с его религией и этикой. Короче говоря, туризм для них — это, видимо, фактор не просто морального разложени*.

В этой яростной филиппике, бесспорно, есть доля преувеличения. Однако нельзя отрицать, что проблема существует, приобрела серьезный характер и требует принятия разумных мер, которые могли бы искоренить зло, сохранив в то же время все хорошее, что принес и продолжает приносить туризм.

Приток туристов и некультурное поведение некоторых из них (к счастью, немногих) побудили власти в ряде случаев принять ограничительные меры. Это сделано в отношении Колизея, Акрополя и пещер Ласко. По словам Мишеля Парана, влиятельного члена ИКОМОС, для сохранения того, что по праву хочет увидеть турист, необходимо ввести ограничения, преступать которые нельзя. «Быть может, — заметил он, — идеальным было бы сделать так, чтобы несколько миллионов людей остались «культурно недоразвитыми» и никогда не увидели Джоконду».

[/smszamok]

Я настроен более оптимистично и согласен с Раймоном Лемером, что «нужно создать этику туриста» и что туризм «должен быть культурным». Речь идет о том, чтобы содействовать пробуждению у туриста сознания необходимости сохранения памятников. Это сознание уже дало положительные результаты, когда международное сообщество спасло храмы Абу-Симбела и Филе, и можно не сомневаться, мы еще наверняка получим другие серьезные доказательства жизненности этого сознания. Речь идет о туристах западных стран, превративших в последнее время Тунис в моднейший курорт и ведущих себя в этой стране с полным пренебрежением к нормам морали и этики.