Сочинения

(Еще не оценили)

Загрузка...

Все биохимические реакции, происходящие в живых организмах — от простейших одноклеточных до высших животных и растений,— управляются ферментами. Активность ферментов зависит от множества условий: от концентрации вступающих в реакцию веществ, от состава и свойств среды, наконец, от температуры. Известно, что ферменты проявляют оптимальную активность в сравнительно узком интервале температур, выше некоторой температуры они перестают «работать». И уже ничто не может их вывести из этого пассивного состояния.

Общая, принципиальная схема, которая бы объясняла, почему происходит потеря «работоспособности», то есть инактивация фермента, остается до сих пор невыясненной. Безусловно одно: инактивация ферментов под действием нагревания сопровождается изменением их белковой структуры. Если живой и «работоспособный» фермент обычно имеет глобулярную структуру (от латинского «глобулус»—«шарик»), то подогревание вызывает значительное разворачивание молекулы-клубка; в этом случае биохимики говорят о деструкции белка. Такая деструкция необратима, активность фермента не восстанавливается, даже если вернется нормальная для него температура.

Как сделать ферменты стабильными, устойчивыми к повышенной температуре? Очевидно, нужно как можно жестче закрепить их «работоспособную», живую глобулярную структуру. Из экспериментов известно, что присоединение молекулы фермента к жесткой основе— так называемому носителю — повышает стабильность фермента. И чем больше у них точек соприкосновения, чем больше химических связей присоединяет глобулу к носителю, тем устойчивее делается фермент к воздействию нагревания. Однако осуществить «многоточечное» взаимодействие фермента с носителем весьма трудно—носитель обычно плоский, а фермент — сферический.

 И вот предложен новый принцип стабилизации фермента: поверхность носителя должна быть комплементарной самой поверхности ферментной глобулы, то есть соответствующей пространственному устройству фермента, как бы обволакивающей эту глобулу со всех сторон. Идея предлагаемого метода в том, чтобы «вшить» достаточно жестко глобулу фермента в пространственную сетку постороннего полимера, малочувствительного к температурным изменениям. Для осуществления этого замысла сам фермент химически видоизменяют, к нему присоединяют в нескольких точках короткие веточки-мономеры. Они-то на следующем этапе опыта выступят в роли мостиков, соединяющих фермент с полимером-носителем. Опыт блестяще подтвердил все теоретические предпосылки. В качестве фермента был выбран хорошо изученный а-химотрип-син, который уже умели «сшивать» с различными  синтетическими  полимерами.

Как и следовало ожидать, каталитическая активность фермента, «заключенного в клетку», то есть вшитого в полимерную сетку, несколько снижается (в 2—3 раза), зато его стабильность несравненно увеличивается. Закрепленный по предложенному методу фермент обладает исключительно высокой устойчивостью к нагреванию. Расчет показывает, что при 60° С фермент «в клетке» примерно в тысячу раз стабильнее своего «свободного» предшественника, а при температуре 102°С он должен быть стабильнее в сто миллионов раз.

Очевидно, предложенный и осуществленный в эксперименте новый способ стабилизации ферментов должен быть применим для всех ферментов, у которых инактивация  связана сразворачиванием глобулы,

(1голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

«Пушкин заставил меня рассказать ему про всех наших первокурсных Лицея, потребовал объяснения, каким образом из артиллеристов я преобразовался в Судьи. Это было ему по сердцу, он гордился мною и за меня! Вот его строфы из «Годовщины 19 октября» 1825 года, где он вспоминает, сидя один, наше свидание и мое судейство: И ныне здесь, в забытой сей глуши, В обители пустынных вьюг и хлада. Мне сладкая готовилась отрада, … Поэта дом опальный, О Пушкин мой, ты первый посетил; Ты усладил изгнанья день печальный. Ты в день его Лицея превратил. Ты, освятив тобой избранный сан. Ему в очах общественного мнения Завоевал почтение граждан». Пущин цитирует «19 октября», вписанное в его «Тетрадь заветных сокровищ», которая велась на каторге и в ссылке. Однако последние три строки стихотворной цитаты — черновые, и он мог узнать их от Е. Якушкина или П. Анненкова только накануне или даже после возвращения из ссылки. Очень любопытно, что последовательность разговора в изложении Пущина совпадает с тем, что мы находим в другом пушкинском сочинении (близком по смыслу к «19 октября») — первом варианте стихов «Мой первый друг, мой друг бесценный».

• Скажи, куда девались годы.
• Дни упований и свободы,
• Скажи, что наши! что друзья!
• Где ж эти липовые своды!
• Где ж молодость! Где ты! Где я!
• Судьба, судьба рукой железной
• Разбила мирный наш лицей.
• Но ты счастлив, о брат любезный.
• На избранной чреде своей.
• Ты победил предрассужденья
• И от признательных граждан
• Умел истребовать почтенья,
• В глазах общественного мнения
• Ты возвеличил темный сан.
• В его смиренном основанье
• Ты правосудие блюдешь.
• Ты честь

Пушкину нравится, конечно, достоинство, сохраненное другом после

[smszamok]

стычки с великим князем. В его духе и такой общественный вызов, как переход в квартальные надзиратели, надворные судьи, ведь всего за полгода до того поэт объяснял свою просьбу об отставке так:

«О чем мне жалеть? О своей неудавшейся карьере? С этой мыслью я успел уже примириться <…> Я не могу, да и не хочу притязать на дружбу графа Воронцова, еще менее на его покровительство: по-моему, ничто так не бесчестит, как покровительство <С…> На этот счет у меня свои демократические предрассудки, вполне стоящие предрассудков аристократической гордости. Я устал быть в зависимости от хорошего или дурного пищеварения того или другого начальника, мне наскучило, что в моем отечестве ко мне относятся с меньшим уважением, чем к любому юнцу-англичанину, явившемуся щеголять среди нас своей тупостью и своей  тарабарщиной.

Единственное, чего я жажду, это — независимости (слово неважное, да сама вещь хороша), с помощью мужества и упорства я в конце-концов добьюсь ее. Я уже поборол в себе отвращение к тому, чтобы писать стихи и продавать их, дабы существовать на это,— самый трудный шаг сделан, Если я еще пишу по вольной прихоти вдохновения, то, написав стихи, я уже смотрю на них только как на товар по столько-то за штуку.— Не могу понять ужаса своих друзей (не очень-то знаю, кто они — эти мои друзья)».

Ужас некоторых близких по поводу литературной карьеры Пушкина для поэта сродни тому ужасу, что испытывали друзья и родственники Пушкина, узнав о переходе его на полицейскую или судебную должность. «Демократические предрассудки, вполне стоящие предрассудков аристократической гордости». Пушкин видит в новой службе место своей максимальной общественной полезности, Пушкин видит подобное же в своем литературном труде (и тут Пушкин с ним абсолютно согласен!).

Поэт писал о своей чиновной карьере: «Я сам заградил себе путь и выбрал другую цель. Ради бога, не думайте, чтоб я смотрел на стихотворство с детским тщеславием рифмача или как на отдохновение чувствительного человека: оно просто мое ремесло, отрасль частной промышленности, доставляющая мне пропитание и домашнюю независимость».

При всей осторожности и уклончивости Пушкин не скрыл, что он давний член тайного общества: «Убежденный в горестном положении Отечества моего, я вступил в общество с надеждою, что в совокупности с другими могу быть России полезным слабыми моими способностями и иметь влияние на перемену Правительства оной».

Пушкин не видит в двух этих стремлениях никакого противоречия, не видели его и самые разные его приятели, причем любопытно совпадение мнений у людей, стоящих на разных общественно-политических полюсах. Греч в своих записках вспомнит о безвозмездной службе Пушкин «в добродетельных порывах для благотворении человечества». Далекий от заговорщиков Федор Степанович Хомяков после ареста декабриста напишет: «Пущин первый честный человек, который сидел когда-либо в русской казенной палате».

Наконец многознающий верноподданный, государственный муж в ранге министра Модест Корф, через четырнадцать лет после восстания, хорошо представляя, казалось бы, «программу-максимум», к которой стремился его товарищ по лицею, запишет в дневнике, что Пушкин «пошел служить в губернские места, сперва в Петербурге, а потом в Москве, именно чтобы облагородить и возвысить этот род службы, где с благими намерениями можно делать столько частного и общественного добра. Но излишняя пылкость и ложный взгляд на средства к счастью России сгубили его». По Корфу, активная гражданская деятельность Пушкин чрезвычайно полезна, поучительна, и в заговор его, очевидно, влекут «недостатки», являющиеся «продолжением достоинств». Схема, как мы понимаем, неверная, ибо Пушкин прежде стал активным заговорщиком, а потом пошел служить «в губернские места». Сама по себе ситуация — завоевание декабристами различных должностей, как известно, была особенно распространена в практике раннего Союза благоденствия (1818—1821). Действия Пушкин а тем примечательны, что они предприняты много позже, когда старый план медленного завоевания государственного аппарата отброшен, когда Северное и Южное общества встали на путь подготовки коренного переворота — и не через 20—50  лет,  а  в  ближайшие годы…

И все же из двух главных обществ декабристов — Северное в большей степени унаследовало некоторые принципы и способы действия старого Союза благоденствия в новых обстоятельствах. Московский суд, конечно же, чрезвычайно удобное место для наблюдения, завязывания связей, овладения полезными навыками управления («узнание хода дела»…). Но важно ли для члена тайного союза «быть решительно полезным другим», заниматься частной филантропией, разоблачением отдельных взяточников, зная твердо, что тысячи других будут процветать, пока не произойдет «перемена Правительства»? Если мы сведем всю деятельность Пушкин и некоторых его единомышленников только к практическим целям тайного общества «под сенью явных присутственных мест»,— многого не поймем, немало пропустим. Отмеченная сложность «московских целей» и точность решения, выбранного Пушкин, неплохо выявляются в двух сопоставимых документах: старый член тайного общества, родственник и друг Пушкина Павел Колошин пишет (апрель 1824 г.) их единомышленнику Владимиру Вольховскому: «После долгого ожидания, наконец, Пушкин прибыл к нам: все тот же. Принялся за дело и думает надворный суд свой исправить: дело важное и трудное. Что до меня, то я службу оставил, дабы не дождаться, чтоб она меня оставила».

По всей видимости, пессимизм Колошина относится не только к «ближним», но и к «сокровенным целям», что видно из комментария, которым сам Пушкин сопроводил это письмо. Кажется, с той же почтой, 8 апреля 1824 года он объясняет Вольховскому: «Жить мне у Павла (Колошина) прелестно, семья вся необыкновенно мила — он гак счастлив, что кажется совсем забыл о… . Надобно надеяться, однако, на время, которое возвратит его друзьям таким, каким он был прежде <\..> Не верь его отчаянию, можно служить, довольствуясь тем, что удается сделать хорошего». Поэтому логика разговора о Пушки судье максимально приблизила щекотливую для обоих собеседников тему тайного общества, и беседа переходит на нее «сама собою». «Незаметно коснулись опять подозрений насчет общества. Когда я ему сказал, что не я один поступил в это новое служение отечеству, он вскочил со стула и вскрикнул: «Верно, все это в связи с майором Раевским, которого пятый год держат в Тираспольской крепости и ничего не могут выпытать». Потом, успокоившись, продолжал: «Впрочем, я не заставляю тебя, любезный Пущин, говорить. Может быть ты и. прав, что мне не доверяешь. Верно, я этого доверия не стою — по многим моим глупостям». Молча, я крепко расцеловал его, мы обнялись и пошли ходить: обоим нужно было вздохнуть».

[/smszamok]

Место тысячекратно цитированное и все же во многом загадочное. «Коснулись опять» — то есть через пять-шесть лет после впервые высказанного поэтом подозрения, что друг секретничает. И сейчас Пушкин начал разговор или скорее всего бросил намек, естественно вытекавший из обсуждения должности надворного судьи. Пушкин на этот раз уже не может отмолчаться, отшутиться, и логика беседы представляется следующей: Пушкин завел разговор (намекнул, высказал подозрение) насчет потаенной деятельности одного Пушкина («гордился мною и за меня»), Пушкин же отвечает — «не я один». Тут и оправдание прежнего молчания и специфически  сдержанность. Давно отмечена бурная реакция Пушкина, который «вскочил», «вскрикнул» и только потом,  «успокоившись, продолжал». Из этих строк хочется вычитать побольше, и разные исследователи видели тут разные вещи.

(2голосов, средний: 4,50 out of 5)

Загрузка...

Тут вообще возникает интересная, важная проблема: что знал, о чем думал, чего хотел видный член тайного общества Иван Пущин, разговаривая с Пушкиным 11 января 1825 года? Снимем вопрос о том, что он рассказал: поймем его действительные представления о ближайшем будущем, о наиболее вероятном ходе событий. Ведь эта «сверхзадача» все равно должна наложить печать на разговор, размышления о будущем,ближнемидальнем…

Сохранилось немало высказываний Пущина и его друзей, относящихся ко времени до и после встречи 11 января, насчет слабости, малой успешности, медлительности тайного общества, его недостаточном влиянии, особенно  в  Москве. Значительная часть этих определений (встречаются слова о готовности «через пять лет», «разве что через десять лет») носит сдержанно конспиративный характер, но некоторые фразы, несомненно, отражают истинный взгляд Пущина.

Судя по этим и другим скудным сведениям, ему было нелегко в Москве, в основном из-за медленного, апатичного развития дела. В конспиративном письме к товарищу по Лицею и тайному обществу Владимиру Вольховскому (8 апреля 1824 г.) находим:

«В Москве пустыня, никого или почти, или, лучше сказать, нет тех, которых я привык видеть в Петербурге,— это сделалось мне необходимостью». Хотя Пущин собрал московскую управу, некоторые члены

[smszamok]

присоединились только на базе умеренного «практического союза», ставившего целью постепенное освобождение крестьян и дворовых. Благородство этого дела было сродни пущинскому судейству. Но неужели — «расчет на десять лет»? Близкая связь с Рылеевым, избрание Кондратия Федоровича в Верховную думу Северного общества, состоявшийся за несколько дней до встречи Пущина с Пушкиным разговор «о необходимости покончить с этим Правительством» — вот другая линия событий, воодушевлявшая Пущина. Полевение, активизация северян-рылеев-цев захватила и москвичей. Предчувствие близких событий, конечно, было. Но каких событий они желали?Х Десять месяцев назад в Петербурге побывал Пестель. На переговорах с ним Пущин, кажется, появлялся непосредственно перед отъездом в Москву и в любом случае был подробно осведомлен о ходе встречи…

Стало быть, за Михайловским столом с Александром Сергеевичем сидит человек, хорошо знающий о мощном республиканском настроении и стремлении к делу Южного общества, знающий, что к 1826 году договорились объединить оба тайных союза (Северный и Южный), создать общую конституцию вместо двух имеющихся — Русской правды Пестеля и Конституции Никиты Муравьева. 14 декабря 1825 года в руках Пущина будет список проекта Никиты Муравьева, записанный Рылеевым и с пометами разных деятелей Северного союза. Нелегко определить точно и скрупулезно, каков был Иван Иванович 11 января 1825 года: очевидно, рылеевец, сторонник созыва после победы революции всероссийского народного собрания, Верховного собора. Это собрание предложит либо республику, либо ограниченную, представительную монархию, которая, по мысли северян, мало отличается от республики. Но когда удар, когда восстание? Для Пущина, конечно, не было секретом, что неожиданный взрыв очень возможен на юге. В Петербурге знали, например, о Бобруйском плане (С. И. Муравьев-Апостол, М. П. Бестужев-Рюмин, В. С. Норов) — идее захвата и убийства Александра I во время маневров в Бобруйске летом 1823 года. Пестель остановил тогда порыв наиболее решительных заговорщиков, но одна за другой вызревали новые идеи. С Пущиным и Москвою у «южан» достаточного взаимопонимания не образовалось. Более того, южане стремились в Москве, как и в Петербурге, завести свои ячейки, независимые от Северной думы.

Итак, Пущин не сторонник чрезмерной, горячей южной активности, но ведь и Пестель, лидер южан, настаивает, что начать должны в центре — прежде всего в Петербурге, а также в Москве — где «средоточие всех властей». Проект захвата царя на маневрах 1826 года появится позже, но и без того к началу 1825 года ясно обрисовывались контуры возможных действий через год-два, когда общества соединятся. Кроме того, лидеры декабризма учитывали возможность случайных, вынужденных действий (в случае смерти императора, раскрытия агентами правительства тайного заговора и т. п<). Еще в 1824 году договорились на этот случай предупреждать друг друга.

Пущин и его друзья готовятся к объединенным, совместным действиям, учитывая «внезапность» — скорее всего с юга, но, может быть, и с севера (как случилось летом 1825 года, когда в столицах появился Якубович, собиравшийся убить Александра I).

Взрыв может грянуть очень скоро: слишком много мин заложено вокруг, слишком много горючего, легко воспламеняемого в политической обстановке, особенно ввиду активности аракчеевских властей и нетерпения многих заговорщиков. С Пушкиным 11 января беседует друг, который сам, насколько от него зависит, не стремится к авантюрным действиям без основательной подготовки, не станет торопить события, но по чистоте, убежденности, внутренней честности верит, что удобный случай упускать нельзя. В знаменитом письме Пущина, посланном из Петербурга москвичам накануне 14 декабря, есть фраза: «Подлецы будем, если пропустим этот случай». В этих нескольких словах — многое: и чистота пу-щинских моральных оценок («подлецы будем…»),— а ведь задача, не быть подлецом давно решается им как на посту надворного судьи, так  и в  тайном служении.

Во-вторых, тут незримая полемика: столько пропускали, верно или неверно (восстание Семеновекого полка в Петербурге в 1820 году, южные планы), но тут такой случай, что если пропустим — «подлецы будем». С Пушкиным беседует человек, который понимает и допускает, что жизнь страны очень богата неожиданностями, случаями — а если нет, то через года два не будет препятствий, чтобы самим создать «нужный случай».

Напоследок обратим внимание на фразу Пушкина — «верно, я этого доверия не стою по многим моим глупостям». Это очень знаменитая фраза. По Якушкину, поэт еще раз произнесет нечто сходное: «В 27-м году, когда он пришел проститься с А. Г. Муравьевой, ехавшей в Сибирь к своему мужу Никите, он сказал ей: «Я очень понимаю, почему эти господа не хотели принять меня в свое общество, я не стоил этой чести».

Ясно при всех разночтениях, что подобный мотив у Пушкина был и Такого рода фразы произносились. Из этого порой делался скороспелый вывод о чувстве вины, неполноценности, которое испытывал поэт перед деятелями тайного союза. Как легко тут ошибиться!.. Во фразе, что цитирует Пущин, мы замечаем и сдержанную обиду и очень характерное для Пушкина критическое самоуничижение, которое высказывалось лишь перед самыми близкимилюдьмиинаединессобою —

• И с отвращением читая жизнь мою, Я трепещу и проклинаю…

Недоверие друзей было бы оскорбительно, если бы великий поэт не поворачивал проблему «внутрь», в сторону самоанализа, разбора своих слабостей. «По многим моим глупостям» — эта формула применительно к 1825-му, как мы знаем, связана с большими сомнениями, колебаниями в его душе—в частности насчет средств к достижению благородной цели. Его позиция в отношении тайных обществ значительно богаче того образа «виноватого мальчика», который отчасти присутствует в этом месте пущинских записок. Мемуарист, и в 1850-х годах верящий в святость и справедливость своей идеи, конечно, рассматривает сцену с позиции собственной причастности к заговору, восстанию, каторге, ссылке. Тут нужно отметить еще большую его объективность и широкое, хоть и небеспредельное понимание! Впрочем, «острый пик» Михайловской беседы снова миновал. Разрядка. Герои «обнялись и пошли ходить…».

«Вошли в нянину комнату, где собрались уже швеи. Я тотчас заметил между ними одну фигурку, резко отличавшуюся от других, не сообщая, однако, Пушкину моих заключений. Я невольно смотрел на него с каким-то новым чувством, порожденным исключительным положением: оно высоко ставило его в моих глазах, и я боялся оскорбить его каким-нибудь неуместным замечанием. Впрочем, он тотчас прозрел шаловливую мою мысль — улыбнулся значительно. Мне ничего больше не нужно было — я, в свою очередь, моргнул ему, и все было понятно без всяких слов.

Среди молодой своей команды няня преважно разгуливала с чулком в руках. Мы полюбовались работами, побалагурили и возвратились восвояси. Настало время обеда. Алексей хлопнул пробкой, начались тосты за Русь, за Лицей, за отсутствующих друзей и за нее. Незаметно полетела в потолок и другая пробка, попотчевали искрометным няню, а всех других — хозяйской наливкой. Все домашнее население несколько развеселилось, кругом нас стало пошумнее, праздновали наше свидание. Я привез Пушкину в подарок «Горе от ума», он был очень доволен этой тогда рукописной комедией, до того ему вовсе почти незнакомой. После обеда, за чашкой кофе, он начал читать ее вслух, но опять жаль, что не припомню теперь метких его замечаний,  которые,  впрочем,потомча-стию явились в печати…». С политических высот воспоминание уходит к минутам веселости, дружбы, озорства, радости, тостов. Деликатный Пущин опять сумел договориться с Пушкиным о самых щекотливых вещах, здесь — о крепостной возлюбленной поэта Ольге Калашниковой, вскоре родившей сына от Пушкина. Впрочем, 11 января 1825 года двое молодых, веселых людей балагурят со швеями, а потом пьют «за нее». Конечно, не за женщину, как думали некоторые исследователи, а за свободу. И к прежним доводам прибавим еще один, кажется, решающий: подчеркнутые Пущиным слова обращены к определенным понятиям. Евгений Иванович Якушкин, как и Пущин, хорошо помнил «обычай» ближайшего к ним человека — Ивана Дмитриевича Якуш-кина. «Она», «за нее» — были важными в его речах словами.

А. Н. Афанасьев записал в своем дневнике (август 1857 г,) следующие слова об умершем декабристе И. Д. Якушкине: «Жаль его: в этом старике так много было юношеского, честного, благородного и прекрасного… Еще помню, с каким одушевлением предлагал он тост за свою красавицу, то есть за русскую свободу, с какою верою повторял стихи Пушкина: «Товарищ, верь, взойдет она, заря пленительного счастья…»

«За нее» — это пушкинская (и якушкинская) «она» — «красавица», «свобода». Здесь описано естественное продолжение Михайловского разговора о тайном обществе. «За нее» — значит, оба собеседника сошлись в общности идеалов, целей: свобода (о средствах и других подробностях речь не идет). Тост за свободу, чтение запрещенного «Горя от ума» — это нормальная преддекабрьская ситуация: та «широкая общественная волна — много шире формальных рамок тайного общества,— которую составляло все мыслящее, передовое, живое, яркое тогдашней России…

Отметим еще раз и естественную впечатляющую «драматургию» эпизода: только что было напряжение, противоборство — и снова сцена «идиллическая», фактически второй лицейский день (пушкинское — «ты в день его Лицея превратил.,.»). Ситуация доброжелательства, свободы, раскованности. Внезапно, однако, вторгается грубая действительность — появляется святогорский игумен Иона, наблюдению которого «поручен» Пушкин. С трудом спровадив незваного гостя, вернули свободную беседу.

[/smszamok]

«Потом он мне прочел кой-что свое, большею частью в отрывках, которые впоследствии вошли в состав замечательных его пиэс, продиктовал начало из поэмы «Цыганы» для «Полярной звезды» и просил, обнявши крепко Рылеева, благодарить за его патриотические «Думы».

Пущин, конечно, не раскрывает в Михайловском всю «секретную биографию» Рылеева, но соединяет поэтов, укрепляет и> литературную, издательскую близость. И Пушкин, который без лишних слов понимает политическую роль Рылеева, полемизирует или говорит теперь о недостатках «Дум»…

(Еще не оценили)

Загрузка...

В соответствии с орфоэпическими нормами современного русского литературного языка формы прошедшего времени от глагола передать образуются с переносом ударения на приставку, Однако это относится лишь к мужскому и среднему роду, а также и форме множественного числа. Мы говорим: он передал, оно (например, радио) передало, а также они передали. Что касается формы женского рода, то в ней ударение падает на окончание: она передала.

Итак, следует сказать: он передал мне тетрадь. Форма передал (он передал мне тетрадь) тоже допускается современной литературной нормой, его расценивается в ней как стилистически сниженная, разговорная. В устной речи, во внелитературном просторечии, можно услышать также ударение передал (он передал мне книгу, записку). Такое ударение лежит за пределами литературной нормы, оно неправильно и его следует избегать. Нормативное, литературное ударение в формах прошедшего времени глагола передать — он передал, они передали — поддерживается ударением в причастии, образованном от этого глагола. Переданный материал, переданная тетрадь, переданное сообщение и т. п.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Можно сказать свидетель этого события и свидетель этому  событию,  то есть употребить существительное «свидетель» с родительным или дательным падежом зависимых от него слов. У Пушкина же в «Капитанской дочке» находим такую фразу: «Я не был свидетелем всему, о чем остается мне уведомить читателя». Здесь слово «свидетель» употреблено с дательным падежом. И у современных авторов мы можем встретить при слове «свидетель» зависимое от него дополнение как в родительном, так и в дательном падеже.

При этом наблюдения показывают, что зависимый дательный падеж более свойствен текстам устарелым или книжным, тогда как конструкция с родительным падежом не имеет таких временных или стилистических ограничений. Итак, существительное «свидетель» может иметь при себе дополнение как в родительном, так и в дательном падеже. Обе формы соответствуют грамматической норме современного русского литературного языка.

(1голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

Прилагательные доверительный и доверчивый совпадают в некоторых своих значениях, выступая как синонимы. Можно сказать, например, доверительный жест и — в том же значении — доверчивый жест. Однако в целом слова доверительный и доверчивый значительно отличаются друг от друга по смыслу, и это различие связано с особенностями их образования от разных слов. Действительно, прилагательное доверительный по своей семантике и по образованию связано со словом доверительность, в то время как прилагательное доверчивый имеет такую же связь со словом доверчивость.

Доверительный — значит «выражающий доверие, основанный на доверительности, откровенный». Мы говорим, например: доверительный тон беседы, доверительно рассказать о чем-нибудь, доверительные отношения и т. д.

Что касается слова доверчивый, то оно значит прежде всего «склонный к доверию, к доверчивости, добродушный». Употребляется это слово обычно применительно к повадкам птиц, нраву животных или к характеру человека. Мы говорим, например, доверчивый голубь уселся мне на плечо, ребенок доверчиво протянул ей руки, а также ^скажем: доверчивая улыбка, доверчивый взгляд и т. п.

С учетом отмеченных особенностей и следует употреблять в устной и письменной речи близкие по звучанию и образованию, но разные по значению слова — доверительный и доверчивый.

(12голосов, средний: 3,83 out of 5)

Загрузка...

Среди важнейших для облика человека отношений любовь к Родине занимает одно из первых мест. Любовь к Родине называется чувством патриотизма. Оно выражено прежде всего у взрослого человека в его любви к своей стране, к ее пароду, се природе, поэзии, искусству, ее достижениям, ее людям. Патриотизм выражается в труде людей, который направляется на повышение благосостояния родной страны, на увеличение ее богатств, па расцвет ее культуры, науки и искусства. Патриотизм сказывается в делах людей. Это много раз убедительно показали всему миру наши люди, взрослые и дети, зрелые труженики и комсомольцы, наша молодежь, строившая первые электростанции, прокладывавшая в труднейших условиях новые железнодорожные трассы и водные магистрали. Не только во время войны, но и в мирные дни юноши, и девушки, зрелые люди и старики проявляют свою преданность стране, своим творческим трудом.

Но патриотизм это не только любовь к

[smszamok]

своей Родине и гордость ее достижениями, но и ненависть к ее врагам, далеким и близким, презрение и непримиримость к бездельникам, к лодырям и бракоделам, ко всем тем, кто мешает нашему народу усиленно трудиться и  бороться  за  процветание  нашей Отчизны.

Но что такое патриотизм на уровне 7—9-летнего ребенка? Чтобы сформировать это отношение детей к своей родной стране, учителю недостаточно выражать свое, пусть совершенно искреннее положительное отношение к жизни нашего народа, к просторам родной природы или к достижениям в области науки и техники, к труду изобретателей, к открытиям путешественников и советских ученых. Для того чтобы у детей возникли глубокие, искренние чувства к своей стране, чтобы эти чувства приобрели стойкость, осмысленность, необходимые для побуждения человека к действиям, дети должны прежде всего многое знать. Уже младшие школьники должны получать яркие, правдивые знания об истории жизни нашей страны, знать ее борьбу, ее победы и потери в разные времена. Дети должны знать, какое значение для всего мира, для других народов имеют достижения нашего народа.

Ученикам надо рассказывать и показывать родную природу, ее красоты, ее богатства; знакомить с жизнью и деятельностью выдающихся ученых и полководцев, врачей и простых рядовых людей. Только на основе знаний и вызванных ими ответных чувств ребенка может сформироваться у него осмысленное, устойчивое положительное отношение к своей стране и родному народу, его расцвету, его истории, его перспективам.

У старших учеников, осваивающих законы развития общества и обогащающих свой опыт знаниями о жизни и развитии других стран, об особенностях социализма и других общественно-экономических формаций, постепенно формируются убеждения, т. е. система взглядов на жизнь, когда и личные отношения каждого юноши приобретают осмысленность, стойкость и действенность. Сформированное мировоззрение определяет поведение человека и его поступки. Поэтому перед учителем стоит очень трудная задача: так рассказывать детям о нашей стране, о ее истории, географии, так работать с исторической картиной, литературным произведением, чтобы ребята получали не только информацию, т. е. словесные знания; надо находить способы такого построения своих бесед, уроков, объяснений, чтобы дети откликались на речь учителя не только образами, понятиями, но и своими чувствами, переживаниями.

Огромная роль принадлежит практической деятельности детей, в которой ученик встречается с проявлением людьми хороших и дурных качеств. Об этом ему читали или рассказывали старшие. Но в практической жизни ученик вынужден действовать самостоятельно, принимать решение, определять свою позицию, а для этого он должен уметь «распутывать клубок» тех событий, которые ему следует самостоятельно оценить. В практическом общении с другими ребенок закрепляет полученные из книг и бесед знания, приобретает привычки нравственного поведения, которые становятся основой его формирующегося характера, чертами его личности, он узнает при этом и себя, свои силы и свои недостатки.

Чего стоят беседы о храбрости, проявленной в разной форме и в разных ситуациях бойцами на войне или рабочими на производстве, если ученики не умеют увидеть в повседневном собственном поведении и действиях своих товарищей того же качества? Это, конечно, не так легко, так как храбрость в повседневной жизни детей имеет другой вид и проявляется в другой ситуации. Встречаясь с неожиданными конфликтными случаями, где надо определить, что главное в происшедшей ссоре, отчего она возникла, кто был неправ, ученик сталкивается с тем, как трудно бывает определить свое отношение к разным людям. Трудно порой следовать как будто хорошо усвоенным нормам поведения, особенно тогда, когда они требуют от человека отказа от того, что ему лично хочется, что ему приятно и что привлекает его. Без общественной практической деятельности маленькие школьники не могут стать нравственно-воспитанными людьми.

Эта сложнейшая задача требует от педагога так строить свою работу с детьми, чтобы не было разрыва между тремя основными сторонами (компонентами) нравственного воспитания детей: между знаниями, чувствами и практическими действиями.

Нравственная воспитанность выражена в системе действенных отношений человека к окружающему — прежде всего к Родине, к труду и к людям. А отношение — сплав знаний, переживаний и практических действий человека. И на каждой ступени развития ребенка учитель формирует у него это целостное, сложное и определяющее его облик качество — нравственные отношения к окружающему.

[/smszamok]
Но о нравственной воспитанности человека можно судить, конечно, не по отношению его к чему бы то ни было, а по его поведению, по его поступкам, в которых проявляется воспитанная у него система нравственных отношений. Формирование нравственного поведения начинается с воспитания привычек и использования воспитателем определенных оценок, являющихся действенными подкреплениями выполнения (или невыполнения) ребенком тех требований, которые предъявляет к нему педагог.

(1голосов, средний: 4,00 out of 5)

Загрузка...

Среди многообразных отношений, которые устанавливаются между учеником и окружающими его сверстниками и взрослыми, наибольшее  значение для  его развития имеют взаимосвязи со старшими людьми и та личностная позиция, которую занимает ребенок, подросток, юноша по отношению к определенным взрослым людям. Как уже было сказано выше, взаимоотношения со сверстниками и даже отношение ребенка к себе складываются в значительной мере под непосредственным влиянием взрослых. Эти отношения начинают складываться в раннем детстве. Они вызываются острейшей потребностью младенца в общении с людьми. Как показали исследования М. И. Лисиной, первой социальной потребностью ребенка является его нужда в общении со взрослыми людьми. G каждым днем, с каждым прошедшим месяцем, эта потребность усиливается, приобретая различные формы.

Сначала ребенок воспринимает взрослого лишь как источник удовлетворения всех своих жизненных потребностей. Осуществляя уход за

[smszamok]

ребенком, мать, сестра-воспитательница выделяются своей подвижностью на фоне всех остальных неподвижных предметов. Своей улыбкой, мимикой, движениями, голосом взрослый — близкий ребенку человек — вызывает с его стороны эмоциональную двигательную реакцию (реакцию оживления). Еще до истечения первого полугодия ребенок начинает испытывать положительные чувства и реагирует ярко выраженным удовольствием на присутствие близкого взрослого человека, на его прикосновение, разговор, простые игровые движения.

Интонация речи, с которой взрослый обращается к ребенку, ласка или строгость, игра, действия с предметами становятся наиболее сильно действующими на ребенка раздражителями. В дальнейшем именно близкий взрослый человек становится источником познания. Он все знает, умеет объяснить все то непонятное, что встречает ребенок на своем жизненном пути. Он рассказывает, оценивает, учит, показывает.

Для дошкольника близкий взрослый обычно становится авторитетом, слова которого воспринимаются как бесспорно справедливые, его знания — как достоверные, а его оценки не вызывают сомнения. Такое непререкаемо авторитетное положение не дается в готовом виде кому бы то ни было. Каждый человек должен завоевать авторитет у ребенка своим поведением, суждениями, своим отношением к окружающему. Авторитетным называют человека, мнение которого, суждения которого о чем-либо воспринимаются как бесспорные и принимаются как истина, не требующая доказательств.

У маленького ребенка авторитетом пользуются обычно отец, мать, которые все знают и все могут объяснить. У младшего школьника чаще всего авторитетом пользуется его первая учительница. Она требует, указывает, оценивает, хвалит, и все ее слушают. Даже родители выполняют все, что требует учительница. Она становится «самой главной». Если ей надо, она вызывает отца или мать к себе в школу, говорит с ними, учит, как надо и как не надо помогать ребенку учиться. И папа и мама ее слушают. В первые месяцы и годы пребывания в школе отношение ребенка к учителю характеризуется довольно широкой аморфностью и нерасчлененностыо. Нравится учительница, потому что: «хороню объясняет, ласковая, строгая, но не злая». Нравится, что у учительницы красивые сережки и волосы такие пушистые, и смеется она весело… Но во II и особенно в III классе эти внешние признаки постепенно отодвигаются на второй план. Дети начинают более дифференцированно оценивать личностные и профессиональные качества учительницы.

Дети 9—10 лет рано начинают выделять и оценивать моральные качества учительницы, которые непосредственно обращены к ним— ученикам.

Анкеты, проведенные разными исследователями, показали, что ученики II и III классов на первое место ставят справедливость учителя (в отношении оценок их работ, ответов, их поступков). Затем идут доброта и высокий уровень профессиональных качеств («хорошо объясняет, много знает»). С переходом на следующую ступень своего развития дети все больше выделяют именно профессиональное мастерство учителя. Теперь, т. е. в III—IV классах, его качества отмечаются уже более обобщенно и объективно: «М. П. хорошо объясняет математику. Она сразу видит, кто не понял, и объяснит все», «В. Н. справедливая. Она не стала наказывать Павлушу. Ведь он, правда, не виноват, что пролил краску, его толкнул Вадик, нечаянно… а ведь другая так бы раскричалась!»…

Интересно отметить, что даже маленькие ученики I—II классов чрезвычайно чувствительны к несправедливости, к упрекам в лени, в безразличии к учению, которых на самом деле они за собой не видят. Дети порой еще сами не умеют указать причину своего огорчения или радости, своего грустного настроения. Но они уже говорят о том, что учительница их не понимает или, наоборот, «что она «все делает по правде, по-честному», т. е. ученики дают, по существу, моральную оценку поведения своего педагога. Практика показывает, что детей не отталкивает строгость и требовательность учителя, если они сочетаются с его справедливым и доброжелательным к ним отношением. Ведь ученики очень быстро убеждаются в том, что такая требовательность необходима. Однако они очень чутки к обращению учительницы с ребятами, при этом со всеми, а не только с избранными. За доброжелательность, терпение и справедливость ученики любят учительницу, слушают ее и копируют как образец.

Тем более горьким и тяжелым бывает наступающий порой у ребят момент разочарования, когда авторитет любимого учителя, на слова и поступки которого дети ссылались как на заповедь, как на закон («М. П. сказала…»), вдруг катастрофически падает, разрушается, при этом чаще всего по вине самого авторитета. Такое разочарование испытывают дети, обнаружив, например, что их любимая,  справедливая,  самая добрая и знающая учительница совершила какой-то скверный (по мнению детей) поступок, что-то сказала обидное про другого близкого ученикам человека, скрыла чей-то проступок или даже… сказала явную неправду. Тогда уважение падает, авторитет разрушается, и дети с особой болью и злостью заменяют свою привязанность к учителю недоверием и отчужденностью. Если учитель строг потому, что он зол, сердит на всех, и прежде всего на ребят, если в его требованиях дети не видят последовательности и смысла, если учитель пользуется своей властью, чтобы «рассчитаться» с отдельными нерадивыми и озорными учениками, если дети чувствуют, что учитель их не любит, что работает в школе как чиновник, — тогда ни его угрозы, ни окрики, ни наказания не способны создать у детей авторитета. Дети боятся такого учителя, не доверяют ему, и связи между классом и педагогом рвутся. Тогда работа учителя и учеников приобретает тяжелую напряженность, которую уже очень трудно устранить.

В формировании отношений детей к чему-либо (к труду людей, к природе, к учителю, к своей стране) огромная роль принадлежит знаниям. Если дети узнают о замечательной жизни их скромной учительницы, о ее мужестве, о том, что она выполняла в трудные годы войны опасные и ответственные поручения в тылу врага, ее облик в глазах учеников быстро меняется, перестраивая и все отношения к ней ребят. В III класс одной из сельских школ пришла пожилая учительница В. Н. Дети не очень дружелюбно встретили ее. Уж очень она была не похожа на ту молодую и веселую, которая вела их в I и II классах. Эта настороженность сковала и учительницу, вызвав с ее стороны несколько раздраженных замечаний классу. Детям стало неприятно, и их недружелюбное отношение к учительнице стало усиливаться. Создалась напряженная обстановка, чреватая возникновением конфликта новой учительницы с классом. Директор школы вовремя пришел на помощь ребятам и педагогу. В один из дней, когда В. Н. не было в школе, он, пользовавшийся непререкаемым авторитетом у детей, рассказал им о жизни и деятельности их учительницы. «Теперь она пришла в школу, — говорил директор. — Надо ей помочь… и поберечь ее силы. Ей очень нужны внимание и забота ребят. Она очень их любит, но немного отвыкла от своей прежней работы». Такая беседа открыла детям глаза. У них возникло новое отношение к их учительнице, и скоро в классе установилась хорошая, деловая и доверчивая атмосфера.

С переходом детей в старшие классы требования их меняются. Стать авторитетом могут для них не только близкие люди, но и далекие образы живых и литературных героев. Дети выбирают для себя образ мужественного жизнерадостного летчика; смелого, решительного исследователя; волшебника-врача, которому стремятся подражать.

[/smszamok]

Их требования к человеку и суждениям о нем становятся менее категоричными, более гибкими и обоснованными, проявляется некоторая терпимость и к отдельным недостаткам, имеющимся у выбранного героя, если они не нарушают общего светлого его облика. Характерно, что подросток меньше обращает внимание на профессиональные качества учителя. Все большее значение приобретает его моральный облик и особенно те нравственные черты, на которые ориентирует школьника литература и фильмы, художественные произведения и беседы со взрослыми…

(Еще не оценили)

Загрузка...

Огромную роль в учебной работе маленького ученика играют и первые встречи его с учителем и те отношения, которые в этих встречах складываются (этого мы еще коснемся ниже). По мере того как ученики втягиваются в учебную жизнь, участвуют в групповых чтениях, дежурят, выполняют совместно отдельные поручения, играют и шалят на переменах,— для каждого из них открывается многообразие окружающих его товарищей. К ним формируется дифференцированное отношение, в основе которого лежат сначала только личные эгоистические мотивы. «Самый лучший в классе Коля, он меня всегда угощает конфетой»; «Мой друг — Саша, мы с ним живем в одном дворе и вместе ходим в школу и домой»; «Лида — нехорошая, у нее на лице прыщики». Такие оценки глобальны и случайны. Через час или через день вчерашний лучший друг «отменяется». Он уже плохой, потому что убежал домой один, не дождался товарища. Вчерашний соученик, бывший ранее совсем безразличным, неожиданно для взрослых и самих ребят вступает в круг самых близких и лучших друзей после совместной игры на перемене. Как показывает практика, дети, пришедшие из детских садов, быстрее и легче устанавливают контакты с товарищами и более уверенно и обоснованно выделяют в них хорошие или дурные черты, чем дети «семейные».

Жизнь в коллективе дошкольников, где воспитатель постоянно ориентировал ребят в нормах поведения и

[smszamok]

опирался на требования общественного поведения, подготовила семилетних детей к совместной Жизни и деятельности. Они не только знают правила поведения, но и выполнение их становится известной опорой для их оценочных суждений о поведении и поступках других ребят, а позже и самооценки. Эту зависимость знаний детьми требований п правил, четко сформулированных, и соответствующих оценок, которыми учитель последовательно и обоснованно выражает свое отношение к поведению ученика (или соответствующему правилу, или его нарушающему), прекрасно вскрыла В. А. Горбачева. Такие обоснованные оценки становятся фундаментом нравственных отношений учеников и друг к другу. Новыми являются «деловые», «производственные» взаимоотношения ребят как учащихся своего класса. На первых порах, говоря о Наташе или Володе как о хороших или плохих учениках, первоклассник повторяет оценку этих ребят учителем. Собственного мнения у него еще нет и быть не может. Но позже, во II и III классах, дети начинают самостоятельно выделять и оценивать некоторые черты в облике товарища. Сначала они имеют тот же расплывчатый характер, о котором уже было упомянуто выше. Затем эти оценки приобретают большую четкость и определенность. В это время ученик порой еще не соглашается с мнением учителя и воспринимает его критически: «М. П. (учительница) всегда ругает Андрея, а ведь он такой старательный».

«Нет, уж Вадьку-то я бы не назначал бригадиром дежурных. Он ведь только кричать умеет». «Почему это Толе Ю. П. поставила «4»? Ведь он без ошибки сказал стихотворение!» Переходя в старшие классы, дети постепенно начинают пользоваться обобщенными характеристиками отдельных качеств товарища: «Он очень добрый, всегда все объяснит тому, кто не понимает», «Она жадина, никогда ничего другому не даст — только все для себя, вот…» (и следует описание какого-то конкретного случая, подтверждающего данную характеристику девочки). Переходу на этот уровень в значительной степени способствует расширившийся общий кругозор ребенка 9—11 лет. Он уже читает, познакомился со многими литературными героями. Он слышал и видел в жизни и на экране разные проявления доброты, жадности, смелости, заботливости, справедливости и трусости. Он все чаще активно участвует в разборе происшедшего в классе события, в оценке поведения героя литературного произведения или реальной жизни.

В этих ранних формах коллективной жизни ученики младших классов знакомятся с требованиями и особенностями общественной деятельности, узнают радость совместной организованной работы, направляемой педагогом на благородные цели, — прежде всего на помощь людям, на достижение каких-то полезных другому, человеку результатов: помочь в уборке сада, класса, огорода старой женщине, принести газеты, почитать плохо видящему или больному человеку. Эта бескорыстная помощь, выражая заботливое отношение ученика к другим людям, открывает ребятам радость труда для общего блага. В такой деятельности дети более глубоко и разносторонне знакомятся друг с другом. Для них раскрываются особенно отчетливо внутренние черты морального облика и характера их ближайших товарищей.

Совершенно очевидно, что такой положительный результат достигается только тогда, когда учитель и пионервожатый осуществляют вдумчивое руководство всей пионерской и октябрятской работой. Она требует от педагога особенно большого такта. Необходимо обеспечить и стимулировать самостоятельность и инициативу самих ребят как в выборе содержания работы звена, звездочки, отряда, так и в организации этой работы (распределение обязанностей между ребятами). Однако дети 7—9 лет сами еще ничего не умеют делать, не знают ни своих возможностей, ни форм совместной деятельности, ни ее задач. Они не знают силы коллектива, роли общественного мнения, путей его формирования и возможности влияния на каждого члена коллектива. Поэтому, предоставляя детям видимую им самостоятельность, руководитель тактично и все более скрыто (по мере формирования коллектива) ведет ребят по намеченному им самим пути. Воспитатель предлагает детям организацию зимнего праздника. Дети обсуждают, каким должно быть его содержание, предлагают разные названия, программу выступлений, список приглашенных, распределяют обязанности. Учитель вместе с детьми участвует в такой подготовке, высказывает и свое мнение, однако так, чтобы оно не было навязанным и обязательным. Особенно важно провести обсуждение праздника (похода, подготовки альбома и других мероприятий) после его проведения. При этом снова инициатива должна исходить от самих ребят. Пусть они сами разбирают, что было хорошо, что не удалось, пусть подумают, что они пропустили, что не подготовили, пусть оценят и участие отдельных ребят,,» И снова учитель направляет весь ход обсуждения, имея в виду прежде всего научить детей самостоятельной и творческой общественной деятельности в коллективе. Он не может допустить превращения обсуждения праздника или уборки сада в «суд» над кем-то из ребят, а использует это обсуждение, чтобы вызвать со стороны коллектива положительную оценку тех, кто работал особенно хорошо и помогал всем товарищам. «Ну, а те, кто еще не умеют дружно работать, этому научатся. Ведь они могут так. же хорошо убирать сухие листья или подметать дорожки, как остальные ребята. В нашем классе все станут скоро настоящими пионерами».

Коллективистические отношения между учениками младших классов., как и у более старших школьников, складываются в трудовой, общественно полезной деятельности. Разбившись по звездочкам, а затем и звеньям, вступая в товарищеское соревнование с другими пионерскими отрядами по сбору металлолома, бумаги, по озеленению пришкольного участка, уборке помещения к празднику, а также участвуя в коллективных походах, играх «Зарницы», в работе следопытов, дети 8—10 лет начинают жить и работать, как взрослые члены коллектива. В их взаимоотношениях постепенно складываются важнейшие черты взаимопомощи, взаимной ответственности в выполнении порученного всему отряду (звену) общественного дела; умение подчиняться тому, кому поручено возглавить работу всей группы; умение и самому принять и выполнить обязанности старшего в группе, строго подчиняясь правилам и порядку, установленным для всех. Огромное значение воспитания младших учащихся в таких детских «малых коллективах» состоит в том, что именно здесь каждый пионер или октябренок получает реальную возможность проявить свою инициативу,  свою творческую активность.  Ведьна уроках она очень ограничена. А во всей деятельности учеников как общественников умный педагог, пионервожатый находят возможность открыть дорогу для бурной детской активности и направить творческие силы каждого ученика на постановку целей, поиск путей их достижения и решения таких задач, которые обеспечивали бы формирование важнейших качеств человеческой личности.

[/smszamok]

В разных формах совместной деятельности дети ближе и глубже узнают друг друга. Каждый ученик оценивается во II, а тем более в III классе уже не по какому-то отдельному действию, не по случайному его поступку. Предметом оценки ребят становятся успехи в учении каждого и основные черты его характера (веселый, умный, выдумщик, много знает, все умеет). На грани перехода детей в средние классы на первый план выступают нравственные черты личности. По ним прежде всего ребята и судят друг о друге.

(1голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

ВЫ ИСКАЛИ МСТИСЛАВА НОВИНСКОГО. В метрической книге Новгородского Софийского Собора за 1841 год № 2 имеется следующая запись: «Семнадцатого февраля родился Мстислав… родители его: означенного собора священник Александр Новинский и жена его Анна Тимофеевна». Из других документов мы узнали, что у Мстислава был брат Александр и сестра Мария. Александр Новинский пытался одновременно с Мстиславом в 1870 году поступить в Медико-хирургическую академию, но в противоположность брату, который был в нее зачислен, оказался после экзаменов в списке, озаглавленном «С неудовлетворительными познаниями или не явились». Мария Новинская «обучалась повивальному искусству в Петербургском родовспомогательном заведении с 1 сентября 1875 г. по 1 сентября 1876 г.», а затем выдержала соответствующие экзамены при Медико-хирургической академии и получила «диплом, разрешающий практику».

Влюбой лаборатории, где занимаются изучением опухолей, один из важнейших объектов исследования — перевиваемые опухоли, так называемые штаммы опухолей самого различного вида. Некоторые из них поддерживаются и существуют десятки лет и давно пережили своих создателей. Перевивка опухолей стала повседневной заботой и работой экспериментатора. Впервые доказал возможность перевивать опухоли в 1875—1877 годах русский ветеринарный врач Мстислав Новинский в С.-Петербурге, в тогдашней Медико-хирургической академии, ныне Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова. Первое сообщение о результатах опытов М. Новинского было опубликовано по-русски и по-немецки в 1876 году. Полное же изложение его работы

[smszamok]

издано отдельно в виде диссертации на соискание ученой степени магистра ветеринарных наук в 1877 году, а также в Архиве ветеринарных наук 1877 года (кн. 2, отд. Ш, стр. 129—163). Интересно, что результаты работы Новинского были опубликованы с самого начала н в медицинских и в ветеринарных научных журналах. Можно предположить, что автор и особенно его руководители понимали общее значение этого труда.

Хотя результаты работы Новинского в свое время цитировались различными исследователями, занимавшимися изучением опухолей, и эта работа послужила отправной точкой для развития экспериментальной онкологии во всем мире, выдающееся достижение Новинского не было должным образом оценено, и в дальнейшем о нем забыли. Этому способствовало и то, что в течение длительного времени о работе и жизни М. Новинского почти ничего не было известно. Более того, не было даже известно его отчество. Лишь в 1948—1950 годах нам удалось разыскать и изучить до того неизвестные материалы о Новинском и опубликовать материалы о жизни, истоках творчества и вкладе М. А. Новинского в науку. К «поискам» М. Новинского я привлек Анну Михайловну Дядькову, мою сотрудницу по лаборатории экспериментальной онкологии еще с 30-х годов. А. М. Дядькова казалась мне особенно подходящим помощником в этом деле, так как постоянно жила в Ленинграде, по образованию была ветеринарным врачом, кандидатом ветеринарных наук, а вместе с тем экспериментатором-онкологом. В настоящее время А. М. Дядькова, доктор биологических наук, заведует одной из лабораторий в Институте онкологии имени Н. Н. Петрова в Ленинграде.

В Военно-историческом архиве мы нашли папку с «делом» № 4272 из фонда «Военно-медицинской академии» о защите диссертация М. Новинским. В ней целый ряд документов, сразу осветивших многое в его происхождении, образовании и жизни. Вот архивная копия аттестата, который начинается с таких слов: «Предъявитель сего Мстислав Новинский, Белозерского уезда, погоста Лозы, заштатного священника Александра Новинского сын, имеющий ныне от роду 25 лет, поступив из Белозерского духовного училища в сентябре 1859 года в Новогородскую духовную семинарию, обучался в ней, при способностях довольно хороших, прилежании усердном и поведении очень хорошем».

Далее в аттестате следует перечисление 27 предметов, среди которых наряду с различными отраслями богословия фигурируют также математика, история и даже сельское хозяйство, по которому поставлена отметка не «худо», и даже медицина, за которую Новинский заслужил отметку «порядочно». В том же аттестате указано, что Новинский «по окончании курса наук в июне 1867 года… причислен ко второму разряду воспитанников семинарии и уволен в епархиальное ведомство». Наконец, на том же аттестате имеется отметка о том, что «Мстислав Новинский с 1870 года 13-го ноября по»енчан… с повивальной бабкой Анной Васильевной Старорусской». Выходец из духовной среды, М. А. Новинский — типичный разночинец шестидесятых годов прошлого века, представитель тех людей, которые так много дали русской культуре, и в частности медицине. Он и его семья принадлежали не к преуспевающей части духовенства. Так к моменту рождения Мстислава его отец был священником знаменитого Софийского Собора в Новгороде, а потом оказался «заштатным священником погоста Лозы Белозерского уезда» Новгородской губернии. Причины такого понижения нам неизвестны, но совершенно ясно, что следствием его явились материальные невзгоды. Очень характерно, что сам Мстислав Новинский, получив полное, можно сказать, классическое духовное образование, никакой духовной карьеры не сделал. Более того, в ряде документов, в том числе и им лично составленных, указано, что он поступил в число студентов ветеринарного отделения Медико-хирургической академии в Петербурге «из Новгородской семинарии» 12 сентября 1870 года. Между тем из аттестата видно, что семинарию он окончил в июне 1867 года. Создается впечатление, что Новинский в личных документах умышленно не останавливается на событиях своей жизни в течение этих лет. Если бы в это время он занимал должности, доступные ему по образованию,— священника или учителя, это должно было найти отражение в его послужном списке.

Наконец, чрезвычайно характерна как для самого Мстислава Новинского, так и для ближайших ему людей — брата, сестры, жены— тяга к естественным наукам, к медицине и ветеринарии.

Немало трудностей преодолел Новинский, прежде чем добиться поступления в Медико-хирургическую академию. Через два года после поступления, в ноябре 1872 года, он был зачислен стипендиатом министерства внутренних дел. Этот факт, отмеченный в его «деле», свидетельствует об его успехах в прохождении курса и вместе с тем о его материальной необеспеченности. Эта стипендия наложила на него в дальнейшем и соответствующие обязательства. В 1874 году, в возрасте 33 лет, М. А. Новинский окончил ветеринарное отделение Медико-хирургической академии и получил звание ветеринарного врача. При этом Новинскому как «оказавшему отличные успехи в науках, засвидетельствованные отличными отметками более чем по одной трети предметов и вполне удовлетворительными в остальных предметах», был выдан диплом с отличием. Это давало ему право принять участие в конкурсе на оставление при академии для усовершенствования на 2 года. Конкурсным испытанием служило сочинение на заданвую тему, которой никто из испытуемых заранее не знал. На это сочинение отводилось 8 часов. По вскрытии конверта оказалось, что надо писать «О сибирской язве». Комиссия состояла из высокоавторитетных профессоров, в числе которых был основатель Петербургской школы патологоанатомов М. М. Руднев. В результате при академии по ветеринарному отделению были оставлены трое и в их числе — Новинский.

Первой печатной работой М. А. Новинского было «Клиническое наблюдение столбняка у лошади». Это — сообщение об одном случае излечения лошади от столбняка в результате длительного применения хлороформа.

Вторая научная статья М. А. Новинского, опубликованная в той же книге Архива ветеринарных наук, озаглавлена «К вопросу об изменении тканей конечности после перевязки седалищного нерва и о влиянии последней на заживление кожных ран». Она представляет собой итог ряда экспериментальных исследований, произведенных в зоохирургическом кабинете адъюнкт-профессора В. Е. Воронцова, ученика М. М. Руднева. Опыты были поставлены на 15 собаках и одной лошади. Автор весьма подробно описывает методику экспериментов, результаты прижизненных наблюдений я гистологического исследования хода заживления ран кожи, вызванных в эксперименте. Оказалось, что рубцевание ран на конечности с перевязанным нервом происходит быстрее, чем на контрольной, но новообразование эпителия кожи идет медленнее.

В настоящее время, через 100 с лишним лет, нельзя не отметить большого интереса и значения работ студента М. А. Новинского. Ведь вопрос о роли нервной системы в патологических процессах, в трофике н регенерации тканей остается актуальным и поныне. Эта работа свидетельствует, что М. А. Новинский в те годы был уже зрелым, серьезным, вдумчивым, разносторонне образованным исследователем-экспериментатором, хорошо владеющим современными (для него) методами гистологического исследования и умеющим подвергнуть их результаты строгому научному анализу. Экспериментально-морфологическая работа М. А. Новинского получила высокую оценку и в свое время. В протоколах конференций Медико-хирургической академии мы нашли следующую запись от 30 декабря 1874 года: «Слушали: донесение комиссии, составленное для обсуждения удостоения медалями сочинений студентов выпускного курса. Комиссия из профессоров Склифо-совского, Руднева, Эйхвальда, Равича, под председательством заслуженного профессора Здекауера, рассмотрев эти сочинения, пришла к следующему единогласному заключению: по ветеринарному отделению может быть удостоен золотой медали Новинский М. за сочинение «К вопросу об изменении тканей конечности после перерезки седалищного нерва и о влиянии последнего на заживление кожных ран».

Высшее ветеринарное образование получено, выполнена крупная научно-исследовательская работа, нашедшая признание, экзамены на оставление при академии выдержаны, золотая медаль академия открывает широкую дорогу в научное будущее, и М. А. Новинский приступает к систематической научной деятельности, плодом которой должна явиться диссертация на степень магистра ветеринарных наук. Эту работу, как и предыдущую, он проводит в зоохирурги-ческом кабинете профессора В. Е. Воронцова.

Для того чтобы представить себе, в какую научную среду попадает М. А. Новинский, достаточно напомнить, что в то время в Медико-хирургической академии, и в частности в ветеринарном ее отделении, работали выдающиеся деятели медицины. В списке членов конференции (Ученого совета), рассматривавшей к утверждению в 1877 году диссертацию М. А. Новинского, можно прочесть фамилии терапевтов С. П. Боткина и В. А. Манассеина, хирурга Н. В. Склифософского, патологоанатома М. М- Руднева, анатома В. Д. Грубера, химика А. П. Бородина, гистолога О. Н. Заварыкина и др. Следует обратить особенное внимание на фигуру М. М. Руднева, основателя петербургской школы патологоанатомов, который читал курс не только студентам-медикам, но и студентам-ветеринарам. М. М. Руднев с 1870 по 1876 год издавал «Журнал для нормальной и патологической гистология, фармакология я клинической медицины», ставший научным центром отечественной патологии. Мы внимательно рассмотрели все 10 томов этого журнала — анализ помещенных в них статей дает яркую картину состояния отечественной науки того времени и, в частности, учения об опухолях. Прямым учеником Руднева был В. Е. Воронцов, ставший непосредственным руководителем работ М. А. Новинского. Он давно уже обратил внимание на М. А. Новинского и еще в 1875 году рекомендовал его в качестве будущего профессора на совещании препода, вателей ветеринарного отделения Медико-хирургической академии. В. Е. Воронцов был видным деятелем русской ветеринарии, и сведения о нем мы нашли в ряде изданий конца прошлого и начала нынешнего века. Для Новинского Воронцов был не только руководителем, но и другом, а по возрасту — сверстником и товарищем.

Изучение опухолей было одной из излюбленных областей исследования в школе Руднева. Уже в 1870 году М. М. Руднев обосновал теоретические предпосылки и необходимые условия постановки опытов по искусственному прививанию рака. Для успеха эксперимента трансплантации опухолей, по М. М. Рудневу, следовало переносить живые и молодые клетки опухолей на здоровых животных того же вида.

М. М. Руднев предполагал, по-видимому, сам заняться экспериментальной прививкой рака, так как в статье «Общая гистология раковых новообразований» (1870) мельком указывается, что в его распоряжения имеется собака со злокачественной опухолью грудной железы, которая может послужить для экспериментов прививания рака. Ученик Руднева — Бурцев в 1875 году, заканчивая приват-доцентскую лекцию, также специально остановился на необходимости эксперимента как решающего фактора в изучении рака.

[/smszamok]

Идея эксперимента с перевивкой опухолей с одних животных на других в определенных условиях была выношена в школе Руднева в течение ряда лет. Однако выполнение такого рода опытов оказалось не простым делом. Для их осуществления требовалось достаточное количество животных со спонтанными опухолями и здоровых животных для прививки. Не исключено, что имели место неудавшиеся опыты самого Руднева или его учеников, на результаты которых мы не нашли указаний ни в каких опубликованных работах. Наконец, должен был найтись такой преданный делу научный работник, который, владея методом гистологического исследования, был бы в то же время уже достаточно квалифицированным экспериментатором, чтобы выполнить намеченную М. М. Рудневым программу. Таким человеком и явился М. А. Новинский.