Сочинения

(Еще не оценили)

Загрузка...

Особенно характерен для нашей литературы тип искателя-интеллигента. Галерея таких самых разнообразных вариациях, начиная с грибоедовского Чацкого и кончая героями Чехова, проходит через всю русскую литературу XIX в. Являясь выходцами из самых разнообразных социальных слоев (Чацкий, Гриша Добросклонов, Пьёр Безухов и др.), герои эти идут различным жизненным путём, не всегда находят конкретную форму борьбы за свой идеал и часто так и не достигают его, погибнув на полпути (Рудин, Базаров, Инсаров, Андрей Болконский и др.).  Но всех их объединяет одно: напряжённые поиски жизненной правды, борьба за лучшее будущее. Некоторые из этих героев встают на путь прямой революционной борьбы (Рахметов, Гриша Добросклонов). Не менее характерно для русского реализма высокое, чистое отношение к женщине. Положительные образы русских женщин, чувствующих смутное недовольство окружающим бытом, несмотря на блага своего привилегированного положения, вошли в золотой фонд русской классической литературы (Татьяна Ларина, Ольга Ильинская, Наташа Ласунская, Елена Стахова, Марианна, Вера Павловна и др.).

Изображая русскую жизнь, наши писатели, таким образом, вносили в

[smszamok]

литературу утверждающее начало. Но мечта писателя о более совершенном устройстве общества может раскрываться не только прямо, но и через изображение отрицательных явлений, отклоняющихся от нормы. Отсюда — критическое изображение жизни русскими писателями, обилие отрицательных типов в русской литературе, страстное обличение самых разнообразных недостатков русской действительности. Это была форма протеста против жизненных уродств, своеобразное устремление вперёд, в будущее.

Критическое  отношение к действительности — «срывание всех-1 и всяческих масок» — составляет одну из самых сильных сторон реализма русской литературы XIX в., который недаром мы называем реализмом критическим. Об особенностях художественного метода отдельных русских писателей мы говорили в специальных главах учебника. На основе единства содержания и формы — синтеза социальной правды и красоты — русский реализм и вырос в явление мирового значения. Маркс и Энгельс недаром называли великих русских реалистов авторами «превосходных романов».

Всё сказанное не значит, что русские писатели игнорировали богатый опыт мировой литературы. На Западе уже в XVI— XVIII вв. было много замечательных, художников слова: Шекспир, Сервантес, Руссо и др. Дув. XIX, в Западной Европе творили Байрон, Гёте, Бальзак,. Стендаль, Гюго, Щиккенс, Э. Золя и др. Русские писатели внимательно следили за «ростом мировой литературы и использовали опыт. В конечном итоге русщо1?искусство, полное веры в торжество передовых идеалов человечества, внесло в мировую литературу свежую и живую струю художественная литература,— писал М. И. Калинин  много сделала для развития общечеловеческой мысли и в ней почётное место. Пушкин, Толстой, Горький — это огромные художники, великие писатели мира, и вместе с тем они действительно русские писатели, отражавшие свою эпоху и черты русского народа». Русские писатели XIX в. дали непревзойдённые образцы критического реализма, влиявшие на ход всей мировой литературы. Особенно сильной и плодотворной оказалась роль русской литературы в создании национальных славянских литератур и в развитии революционно-демократической мысли в славянских странах.

Украинский писатель Иван Франко писал: «Если произведения литератур европейских нам нравились, волновали наш эстетический вкус и нашу фантазию, то произведения русских писателей мучили нас, пробуждали нашу совесть, пробуждали в нас человека, пробуждали любовь к бедным и обиженным». Огромную революционизирующую роль романа Чернышевского «Что делать?» особо отметил вождь Болгарской коммунистической партии Георгий Димитров. Не меньшее влияние оказала русская литература и на писателей других стран мира: Ромена Роллана, Бернарда Шоу, Джона Голсуорси, Томаса Манна, Теодора Драйзера и многих других.

Мировая литература признала, что русская правда в искусстве восторжествовала. Но что такое правда в искусстве? В статье «Луч света в тёмном царстве» Добролюбов писал: «Правда есть необходимое условие, а ещё не достоинство произведения; о достоинстве мы судим по широте взгляда автора, верности понимания и живости изображения тех явлений, которых он коснулся».

[/smszamok]

Вот эта широта взглядов русских писателей на исторический процесс, верность понимания революционного пути народа и живость изображения положительных, прогрессивных сторон жизни и сделали русскую литературу замечательной выразительницей не только русской жизни, но и передовых идеалов человечества. Эти особенности русской литературы и превратили ее в ведущую литературу мира. Эту ведущую роль русской литературы предсказывал свыше ста лет назад В. Г. Белинский.

(2голосов, средний: 3,50 out of 5)

Загрузка...

В истории развития литературы европейской наша  литература представляет собой феномен изумительный; я не преувеличу правды, сказав, что ни одна из литератур Запада не возникла в жизни с такой силой и быстротой, в таком мощном, ослепительном блеске таланта… Значение   русской   литературы признано  миром,   изумлённым  её красотой и силой». Ту же  мысль о замечательном; расцвете русской литературы и русского искусства XIX в. Горький  развивает следующих словах:  «Гигант  Пушкин — величайшая гордость наша и самое полное выражение духовных сил России, а рядом с ним волшебный Глинка и прекрасный Брюллов, беспощадный к себе и людям Гоголь, тоскующий Лермонтов, грустный Тургенев, гневный Некрасов, великий бунтовщик Толстой;   Крамской,   Репин, неподражаемый Мусоргский.  Достоевский  и,   наконец,  великий   лирик  Чайковский  и  чародей языка Островский, непохожие друг на друга, как это может быть только у нас на Руси… Всё   это   грандиозное   создано Русью менее чем в сотню лет. Радостно, до безумной гордости волнуем не только обилие талантов, рожденных Россией в XIX веке, но и поражающее  разнообразие их, разнообразие, которому историки нашего искусства не отдают должного внимания». В словах М. Горького подчёркиваются, как видим, две особенности русской литературы: её необыкновенно быстрый расцвет, поставивший её уже в конце XIX в. на первое место среди литератур мира, и обилие и разнообразие талантов, рождённых Россией в XIX в.

Быстрый расцвет и обилие талантов — это яркие внешние показатели блестящего пути русской литературы. Какие же внутренние силы оплодотворяли её рост и какие качественные особенности превратили её в самую передовую литературу мира? Это — её глубокая идейность, народность, гуманизм, социальный оптимизм  и  патриотизм. Глубокая   идейность   и   прогрессивность    русской литературы определялись её освободительной борьбой народа. Передовая русская литература всегда отличалась демократизмом, выросшим на почве борьбы с

[smszamok]

самодержавно-крепостническим режимом. Характеризуя историю общественной борьбы в России  невиданное, пожалуй, в истории количество революционной энергии в народе»! Это обстоятельство обусловило особенности исторического пути России. В 70-х годах XVIII в. произошло восстание  Пугачёва, а  в   1825 г.— восстание декабристов.   Первое   историческое событие  показало  богатырскую, неисчерпаемую силу и подняло его национальное самосознание;   второе — послужило мощным толчком к дальнейшей революционной борьбе народа за  освобождение. Эти события особенно обострили внимание русской литературы к жизни угнетённого народа, его страданиям и думам. Они же определили взгляд русских писателей на народ как на движущую силу истории.

Это отчётливо сказалось в таких произведениях, как «Борис Годунов» и «Капитанская дочка» Пушкина, в творчестве Рылеева и Некрасова, в романе Толстого «Война и мир» и т. п. И Радищев, рисовавший  самодержавный   строй   своей эпохи,  как  «чудище обло, озорно, огромно, и Фонвизин, выставивший на общественный позор грубых крепостников типа Простаковых и Скотининых; и Рылеев, заплативший своей головой за борьбу   с   самодержавием;   и   Пушкин,   считавший   важнейшей своей заслугой перед народом то, что в свой жестокий век восславил  он   свободу; и Лермонтов, сосланный правительством  на Кавказ и там нашедший свою преждевременную смерть. И Гоголь, создавший бессмертную галерею «небокоптителей» своего времени; и Герцен, страстно будивший своим «Колоколом» общественную мысль России; и Некрасов,  мечтавший о том, чтобы над родиной скорее грянула буря; и Тургенев, горячо агитировавший «Записками охотника» за отмену крепостного права; и Чернышевский,   из   стен   Петропавловской  крепости   сумевший учить русское общество что делать; и Салтыков-Щедрин, с беспощадным сарказмом разоблачавший Россию Угрюм-Бурчеевых; и Деруновых,— всё это только часть великих имён, запечатлевших любовь к народу в своих бессмертных произведениях-А Лев Толстой со страстными, мучительными поисками правды? А Чехов с его обличением российской пошлости и тоской по> прекрасному саду будущей русской жизни?

Нет надобности перечислять все имена русских писателей, чтобы доказать верность нашей классической литературы идеалу свободы. На всех этапах русского освободительного движения лучшие наши шли в первых рядах борцов за свободу, одушевляя народ верой в лучшее будущее своей страны. Особо нужно отметить огромную руководящую роль в русской литературе революционно-демократической критики. И Белинский, и Чернышевский, и Добролюбов безошибочно вели русскую литературу вперёд, указывали писателям их гражданский долг и общественный путь, требовали от них прямой и честной постановки социальных вопросов, призывали к защите народных масс. Революционные демократы сумели подслушать подземный гул приближающейся революции Именно под влиянием революционных демократов в русской литературе появляются’ образы активных борцов за освобождение народа (Рахметов у Чернышевского, крестьяне у Некрасова, девушка-революционерка в «Пороге» Тургенева и др.). В лице Гриши Добросклова Некрасов впервые создаёт в русской литературе образ революционера — выходца из народных низов.

С гордостью следует указать на то, как твёрдо и последовательно революционные демократы отстаивали и разъясняли самобытность и величие исторического пути России и её культуры. «Нам, русским, нечего сомневаться в нашем историческом и государственном значении,— писал Белинский.— Да, в нас есть национальная жизнь, мы призваны сказать миру своё слово, свою мысль». Он же писал: «Пора нам перестать восхищаться европейским потому только, что оно не азиатское», и, презрительно отзываясь о космополитах, о людях, не умеющих ценить национальное величие родины, называл их «абстрактными человеками, беспачпортными бродягами в человечестве». «Космополит — есть какое-то ложное, бессмысленное, странное и непонятное явление, какой-то бледный, туманный призрак, существо безнравственное, бездушное, недостойное  называться священным  именем   человека»,— писал  он.

Революционным демократам было ясно, что Россия, двигаясь своим историческим путём, обгоняла Запад и готовилась сказать миру своё новое слово. Роман Чернышевского «Что делать?» не только намечал боевую идейную программу 60-х годов, но смело говорил о предстоящей  «перемене декораций»   в  России,  явно  предсказывал близость революции и призывал   к ней.   Прошло   всего   около полстолетия — и пророчество Чернышевского оправдалось. Горячим участием русских писателей в общественной жизни страны объясняется быстрый отклик литературы на все важнейшие перемены и события в жизни России. Движение декабристов только что начало назревать, а Пушкин в своих вольнолюбивых стихах уже чутко передал биение -общественного пульса России и призывал народ к борьбе за свободу. Наряду с остротой социальных проблем, характеризующих русскую классическую литературу, необходимо указать на глубину и широту постановки ею моральных проблем. Мерилом высоты нравственного идеала общества является его взгляд на личное счастье. Литература не сможет оправдать высоты своего общественного назначения, если она станет на путь борьбы за мещанское счастье, за эгоистическое благополучие. Вот почему важно отметить, что даже проблема борьбы за счастье разрешалась в русской литературе не так, как в литературе западной. На Западе борьба за счастье это борьба за личные успехи в обществе, борьба за карьеру, за обогащение. Ярким типом дельца, преуспевающего в буржуазном обществе, является в западной литературе Растиньяк Бальзака.

Русская литература рано вступила на путь реализма. Роман «Евгений Онегин», которым Пушкин совершил «открытие действительности» в русской литературе, был начат в 1823 г., а народно-реалистическая трагедия «Борис Годунов» написана в 1825 г. А в это время на Западе господствовал ещё классицизм.

[/smszamok]

Перед передовыми русскими писателями стояла важная задача пробудить интерес и сочувствие читателей к народу, раскрыть его подлинное лицо, «влюбить» читателей в «мужика». Это стремление мы видим и в «Путешествиях» Радищева, и в «Капитанской дочке», «Дубровском» Пушкина, и в «Записках охотника» Тургенева, и в творчестве Некрасова и многих других русских писателей.

(1голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

Какие же основные свойства характеризуют реализм Чехова? Прежде всего реализм их стиля.  В  рассказе А. П. Чехова мы находим и простоту, безыскусственность пушкинского   реализма, и беспощадность  гоголевского обнажения жизненной пошлости, «страшной тины мелочей, в которых погрязает обыкновенный человек». Начав с анекдота и занимательного сюжета, Чехов, верный принципу писать только правду, «то, что есть», постепенно переходит к глубокому показу русской жизни, вскрывая умело и талантливо, честно й правдиво её тёмные стороны. Чехов не боится правды и, бесстрашно срывая с жизни её пёстрые одежды, выносит ей приговор короткой и сильной фразой: «Больше так жить невозможно». В рассказах его изображается русская жизнь конца XIX в. Перед читателем проходят представители всех классов и общественных групп России — от нищего до богача-аристократа, всех профессий — от извозчика до архиерея.

И во всех случаях автор говорит только правду, которая нужна обществу. Но Чехов описывает не только внешнюю правду жизни. Будучи блестящим психологом, Чехов вскрывает человеческую психику с мастерством и проникновением врача-экспериментатора. Он умел рассказать о внутренней жизни ребёнка, подростка, взрослого человека, старика, женщины, ожидающей ребёнка. Даже психику животных писатель вскрывал в таких известных рассказах, как «Белолобый» и «Каштанка». Весь  его  писательский метод является блестящим примером разрешения этой литературной задачи.

Подавляющее большинство рассказов Чехова — это рассказы-миниатюры. Чехов считал, что писать необходимо «кратко», т. е. «талантливо». Краткость формы и талантливость для него были синонимами. Чтобы добиться этой краткости, Чехов шёл по линии совершенно нового отношения к читателю, которого он привлекает к своей творческой работе. Чехов требует активности читательского воображения, которое он сам умел возбудить, дав толчок мысли читателя. Достигал он этого путём применения правдивых и неожиданных деталей при обрисовке образов, вещей, природы, поведения персонажей. Чехов .часто даёт только деталь, на основании которой читатель должен был уже сам дополнять образ в целом.

Такую роль в языке персонажа выполняет словцо «пожалуйста» у Туркина («Ионыч»), а в характеристике персонажа — стук палкой о пол, когда Ионыч сердится на больных. Этот приём активизации читателя позволял автору сократить до предела или даже совсем упразднить «общие места» прежней литературы, ставшие шаблонными: предварительные экспозиции положений и характеров, длинные описания всякого рода —всё это автор по-своему «реконструирует». Так, одному писателю Чехов советовал: не нужно подробно описывать вид бедной просительницы—достаточно вскользь упомянуть, что она была в рыжей тальме. В целях достижения краткости формы Чехов избегает в рассказе большого количества персонажей. Это количество ограничивается у него иногда двумя-тремя лицами. Когда тема и сюжет требуют нескольких персонажей, Чехов обычно выбирает центральное лицо, которое и рисует подробно, разбрасывая остальных «по фону, как мелкую монету». Этот приём в наше время своеобразно используется в театрах, когда особо важные образы или мизансцены освещаются прожектором, чтобы обратить внимание зрителя на важнейшее.

(1голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

Коснёмся ещё двух произведений, очень важных для понимания эволюции настроений Чехова во второй половине 90-х годов: «Моя жизнь» и «Случай из практики». «Моя жизнь» (1896)—повесть об интеллигенте, ищущем и честном, который увлёкся толстовством и решил жить физическим трудом, считая интеллектуальный труд ненужным и безнравственным. Порвав с семьёй и своим кругом, он идёт по пути «самоусовершенствования», найдя и попутчицу — талантливую, жизнерадостную девушку. Однако очень скоро они убеждаются, что «строят здание на песке». Попытки их подействовать примером на окружающее крестьянство, черпая в свою очередь опыт мудрости из глубины народного быта, приводят лишь к полному непониманию обеих сторон, а позже и к озлоблению. «Опрощение» терпит крах. Они подводят итог: опрощение — нелепость, ибо «если ты работаешь, одеваешься и ешь, как мужик, то ты своим авторитетом как бы узаконяешь эту их тяжёлую, неуклюжую одежду, ужасные избы…

С другой стороны, допустим, что ты работаешь долго, очень долго, всю жизнь, что в конце концов получаются кое-какие практические результаты не… что они могут сделать против таких стихийных сил, как гуртовое невежество, голод, холод, вырождение? — капля в море! Тут нужны другие способы борьбы, сильные, смелые, скорые! Если в самом деле хочешь быть полезен, то выходи из тесного круга обычной деятельности и старайся действовать сразу на  массу!»

Итак, Чехов отбрасывает толстовство и теорию «малых дел». Всё чаще в его творчестве появляются призывы к каким-то иным методам борьбы за изменение жизни. Повесть «Моя жизнь» интересна ещё тем, что здесь автором отражена жизнь русского пролетариата (правда, не индустриального, а ремесленного: маляров, чернорабочих), отражено униженное положение рабочих в обществе. «В лавках нам, рабочим, сбывали тухлое мясо, лёглую муку и спитой чай; в церкви нас толкала полиция, в больницах нас обирали фельдшера и сиделки… на почте самый маленький чиновник считал себя вправе обращаться с нами, как с животными… Само собою, ни о каких наших правах не могло быть и речи, и свои заработанные деньги мы должны были всякий раз выпрашивать как милостыню, стоя у чёрного крыльца  без шапок». Вопрос о пролетариате и его великих перспективах обойдён Чеховым. Возможно, это произошло потому, что Чехов писал, всегда тщательно изучив «натуру» — материал своего творчества; но по условиям жизни ему не пришлось войти в непосредственное соприкосновение с бытом индустриальных рабочих. Однако стремления вскрыть основные противоречия эпохи побудили Чехова обратить внимание на капитализм в его наиболее характерном проявлении — крупной индустрии. Этой теме посвящен рассказ «Случай из практики» (1898).

Чехов называет здесь капитализм «диаволом с багровыми глазами», который «владеет рабочими и хозяевами и обманывает тех и других». Правильно отметив гибельное действие капитализма на рабочих и владельцев, Чехов верит в утопию, будто это «недоразумение» всё же разрешится: сами капиталисты придут к пониманию нелепости капиталистической системы и «уйдут»; и тогда «хорошая будет жизнь лет через 50».

Жизнь в деревне убога материально и духовно. Постоянное недоедание грозит ей полным вырождением; огромна в ней детская смертность, к которой уже равнодушны родители: даже пищи, самой дешёвой и грубой, у них не хватает. Правительство безжалостно выколачивает недоимки, а его представители в деревне относятся к крестьянству с глубоким презрением. Невежество,- жестокость, особенно по отношению к женщинам, детям, пьянство, разврат, попрошайничество как черта рабства и следствие нищеты _ таковы черты, характеризующие русскую деревню у Чехова. Повесть «Мужики» была двойным ударом: по толстовству, с его призывом «опроститься» до мужика «и учиться у него, и по остаткам народничества, с его идеализацией мелкособственнического крестьянства. Расслоение деревни писателем показано мало, но общая картина крестьянской жизни нарисована ярко и сильно. «В овраге» (1900)—повесть о кулацкой семье. Жизнь кулаков изображена Чеховым в ряде произведений («Бабы», «Холодная кровь», «Кулацкое гнездо»), но повесть «В овраге» является наилучшей из них по полноте и завершённости. Всё внешнее благопристойно и мирно в доме Цыбукина, сельского кулака. Жена его даже занимается благотворительностью, подкармливая нищих и странниц: «Милостыня её действовала в эти тягостные туманные дни, как предохранительный клапан в машине». Но внутри семьи кипит напряжённая, деятельная жизнь хищников. Цы-букин имеет официально бакалейную лавку, но тайно ведёт торговлю водкой, принимает в заклад вещи, даже краденые, занимается ростовщичеством, спекулирует хлебом, лесом. Вся округа в его руках. В результате его деятельности «в грязи валялись фабричные, одурманенные плохой водкой, и грех, казалось, сгустившись, уже туманом стоял в воздухе».

Душа этого кулацкого гнезда — невестка старика, Аксинья, красивая, энергичная женщина, но безжалостная, как «гадюка». В своём яростном стремлении к обогащению она подавляет всех окружающих, поражая жестокостью даже хищника Цыбукина, выгнанного ею под старость из его собственного дома. Она убивает маленького ребёнка, возможного сонаследника, обварив его кипятком, и становится во главе «дела», расширяя и укрепляя его. Позже она — уже крупная землевладелица, пользующаяся опасливым почтением к ней окружающих, как к сильному хищнику.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В одном из писем Чехов сознаётся, что толстовская философия с её теорией непротивления владела им лет шесть-семь. Однако уже в начале 90-х годов Чехов не только бесповоротно порывает с толстовством, но и решительно осуждает его. Особенно сильное выражение это нашло в повести «Палата № 6» (1892). Герой «Палаты № 6», доктор Рагин, проповедует толстовское успокоение в_ самом себе и самоусовершенствование. Сам он человек чрезвычайно мягкий и деликатный, но, благодаря его мягкости и пассивному отношению к социальному злу, в больнице, которой он заведует, творятся преступления: больных морят голодом, заражают болезнями, избивают; особенно ужасно положение душевнобольных, заключённых в палате № 6.

Больной палаты № 6 Иван Дмитрич выступает критиком теории непротивления, «неделания», называет её «не философией», а ленью, факирством, сонной одурью. К чему приводит Рагина вера в нравственное усовершенствование и непротивление? Он на собственном опыте убеждается, что внутренней свободы для человека не может быть без свободы внешней’ Попав за решётку палаты № б уже в качестве больного, жестоко избитый сторожем, Рагин постигает нелепость своей теории непротивления. В отчаянии он хватается руками за решётку и трясёт её, но решётка не поддаётся-Рагин умирает от разрыва сердца. «Палата № б» прогремела на всю Россию. В. И. Ленин, прочитав её в юности, был потрясён, так как чеховская «Палата № 6» напоминала Россию с её мрачным тюремным режимом. В воспоминаниях А. И. Елизарова пишет: «Остался у меня в памяти разговор с Володей о появившейся в ту зиму в одном из журналов новой повести А. Чехова «Палата ЛГ» 6» Говоря о талантливости этого рассказа, о сильном впечатлении, произведённом им —  Володя вообще любил Чехова, — он определил всего лучше это впечатление следующими словами: — Когда я дочитал вчера вечером этот рассказ, мне стало прямо-таки жутко, я не мог оставаться в своей комнате, встал и вышел. У меня было такое ощущение, точно и я заперт в «Палате № 6».

Чехов порвал с толстовством во имя прогресса и культуры. Он писал потом: «Расчётливость и справедливость говорят мне, что в электричестве и паре любви к человеку больше, чем в целомудрии и воздержании от мяса». Та же идея осуждения толстовства звучит и в рассказе «Крыжовник» (1898). Центральная фигура рассказа—чиновник Чимша-Гималайский. Он всю жизнь жил одной мечтой — купить усадьбу, где он мог бы развести свой крыжовник. Мечта эта осуществилась. Но во что превращается Чимша-Гималайский? Обладание собственностью перерождает этого маленького чиновника, сына солдата. Он, теперь уже землевладелец, помещик, начинает барственно рассуждать о необходимости телесных наказаний для крестьян. Он целиком уходит в мир хозяйственных забот об усадьбе и постепенно превращается в тупого, самодовольного обывателя, равнодушного ко всяким духовным и общественным интересам.

Это равнодушие сытых к голодным, мрачными красками изображённое в произведении, даёт повод автору снова страстно обрушиться на толстовство. Оно обрекало людей на замкнутость, эгоизм. Человеку нужно не это, нет! «Человеку нужно не три аршина земли; не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа». Задача и обязанность человека — не пассивный уход в мир своего я, а борьба с общественным злом, движение вперёд, жизнь во имя общественных интересов. Такова идея  рассказа «Крыжовник», Чехов не мог обойти ещё одной распространённой теории 80—90-х годов — теории «малых дел».

«Наше время — не время великих задач!» — звучало в настроении эпохи. Основной задачей интеллигенции провозглашалось в это время выполнение скромного, маленького дела для народа, завоевание для него хотя бы некоторой культуры и прежде всего — грамотности.

Чехов глубоко верил в прогресс, ему казалось, что будничная работа «культурников» когда-то, через много лет, принесёт необходимые плоды Но и эту теорию «малых дел» он отбрасывает. Герой его рассказа «Дом с мезонином» (1896), художник, полемизируя с «культурницей» Лидой, последовательно отвергает нужность всех «малых дел», ибо, с его точки зрения, масса сил в этом случае уходит на вредное дело — на починку негодной в целом государственной системы самодержавной России.

(3голосов, средний: 3,67 out of 5)

Загрузка...

Оно представляет собой комическую пародию на учёный язык; этим якобы учёным языком пишет донской помещик, большой невежда, своему действительно учёному соседу. В ранних произведениях Чехова ещё нет глубины в обрисовке персонажей, иногда проглядывает юмор, рассчитанный на вкусы невзыскательных читателей. Антоша Чехонте смешит в это время, например, рассказом о том, как коллежский регистратор, попавший в пьяном виде под извозчика, радуется, что фамилия его оказалась напечатанной в отделе газетной хроники («Радость»), или развлекает читателей рассказом о чиновнике Стручкове, который терпеливо, в интересах карьеры, переносит ухаживание за его женой начальника («На гвозде»).

Впоследствии, подготовляя в 1899 г. издание своих сочинений, Чехов сурово отбрасывает ряд ранних произведений и говорит: «Чехонте мог написать многое, чего не примет Чехов». Этот этап творческого пути Чехова, часто мучительный из-за материальной необходимости работать наспех, не прошёл, однако, бесследно. В поисках разнообразного материала для срочной работы Чехов посещал концерты, театры, суды, базары, места народных развлечений. Это развивало наблюдательность молодого писателя и давало ему знание жизни — «такой, какова она есть на самом деле». Необходимость писать срочно оттачивает его перо до такой степени, что новеллу «Егерь» (1885) он пишет в течение нескольких часов. Разнообразие тематики чеховских произведений и число их до 1888 г. буквально поражают. Так, в 1883 г. он пишет 120 произведений, а в 1885 г.—129. Это огромное литературное полотно, составленное, как мозаика, из сотен миниатюр, в которых автор охватывает всё многообразие российской обывательской жизни. Обрядовая сторона русской жизни, с её постами, именинами и церковными праздниками, семейно-бытовые сцены, служебные отношения, общественная деятельность—всё это входит в поле зрения наблюдательного автора.

В этих «пёстрых» рассказах Чехов показывает всю классовую и сословную лестницу русского общества, начиная с деревни, продолжая городским мещанством, купечеством, интеллигенцией и кончая дворянством, столичным, и  провинциальным. Маленький чиновник Червяков, чихнув в театре на  лысину генерала, после неоднократных и неумелых попыток извиниться . перед генералом умирает, боясь суровой расплаты за своё «преступление»   («Смерть чиновника»). Это анекдот, но анекдот, в котором сквозь внешний комизм бытовых положений проглядывает критика рабской психологии запуганного человека. Отставной унтер Пришибеев, добровольный шпион, и тупо» самозванный администратор, по-своему понимает законы и нормы человеческого поведения. Он терроризирует деревню, в которой живёт, приказывая, чтобы «песней не пели, вечерами не сидели с огнём», не собирались на улице. Он один знает порядки, как «обходиться с людьми простого звания»  («Унтер Пришибеев»). Унтер Пришибеев в глухую пору реакции 80-х годов вырастал в фигуру всероссийского «городового», олицетворяя сущность самодержавно-полицейской власти в России.

Показательно, что годы перелома в творчестве Чехова сказались прежде всего в уменьшении самого количества его произведений. Серьёзная тематика требовала и тщательной отделки произведений. Поэтому если в 1885 г. Чехов написал 129 рассказов, то в 1886 г. он печатает 112, в 1887 г.— 66, а в 1888 г.— всего 12 рассказов. Рассказ его иногда перерастает в повесть. Лозунгом и оружием писателя была правда. «Художественная литература потому и называется художественной, что рисует жизнь такою, какова она есть на самом деле. Её назначение это правда, безусловная и честная»,— пишет Чехов водном из писем. Продолжая линию критического реализма Гоголя и Салтыкова-Щедрина, Чехов ведёт беспощадную борьбу с гнилой «тиной ужасающих мелочей», уродующих жизнь. В конце 80-х годов всё глубже становятся темы его рассказов, усложняются характеры персонажей, острее делается проблематика. Кажется, будто строже становится лицо писателя. Простым, ясным языком крупного художника Чехов разоблачает тупого, сонного, а иногда и рабски-лукавого российского обывателя, показывает его тусклую жизнь, говорит о его невежестве, дикости, жестокости.

Он пишет о взяточничестве, бюрократизме, подхалимстве, протекционизме, общественном равнодушии и других гримасах, тогдашней уродливой жизни. В рассказе Чехова «Страх» есть фраза: «Мне страшна главным образом обыдёнщина, от которой никто из нас не может спрятаться». Вот эту обыдёнщину, характерную для периода общественного упадка, эту власть жизненных мелочей изображает Чехов с замечательным мастерством. Произведения, изображающие пошлость в жизни, были чрезвычайно разнообразны. Останавливаться долго на каждом из них писателю было излишне. Важно было дать им название, поставить диагноз, обратить на них внимание. Медик по образованию, Чехов так и делает: он ставит диагноз одному явлению, затем переходит к другому, третьему. Страницы его произведений— это многочисленные «истории болезней» его эпохи.

Говоря преимущественно об этом этапе творчества Чехова, Горький называет его талант «могучим», «удивительным», «тоскливым и за душу хватающим». «Огромное дело вы делаете вашими маленькими рассказиками, возбуждая в людях отвращение к этой сонной, полумёртвой жизни — чёрт бы её побрал!» — пишет он Чехову в 90-х годах. Внушая отвращение к «сонной, полумёртвой жизни» эпохи, Чехов, действительно, делал огромное дело. Какие же формы борьбы с действительностью предлагал он и каковы были его идеалы? Он нашёл эти идеалы далеко не сразу.

(Еще не оценили)

Загрузка...

«Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченный, ходивший по урокам без галош, дравшийся, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший богу и людям без всякой надобности — только из сознания своего ничтожества, напишите, как этот молодой человек выдавливает из себя по каплям раба и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течёт уже не рабская кровь, а настоящая человеческая». Так Чехов пишет потом в письме к А. С. Суворину. В строках этих нетрудно увидеть автобиографический намёк писателя на свою грустную молодость. Юный студент в поисках заработка начинает сотрудничать в юмористических журналах «Стрекоза», «Будильник», «Зритель», «Сверчок», «Осколки» и других под псевдонимами: Антоша Чехонте, Антон Ч., Вспыльчивый Человек, Брат моего брата, Человек без селезенки, Врач без пациентов, Крапива и пр. Некоторые из произведений этого периода составили первый сборник рассказов Чехова — «Сказки Мельпомены», выпущенный им в год окончания университета (1884).

Чехов решил заняться медицинской практикой. На дверях его квартиры появилась вывеска Доктор А. П. Чехов. Чаще всего ему приходилось лечить бедствующих литераторов и артистов. К Чехову, по словам современника, шли лечиться

[smszamok]

«так же просто, как ходят в бесплатную лечебницу для приходящих больных». Семья Чехова несколько лет подряд снимала дачу в селе Бабкино, на берегу Истры, около г. Воскресенска (теперь г. Истра). Здесь Чехов выполнял в одной из больниц обязанности земского врача. В деревне у Чехова оказывается ещё больше бесплатных пациентов. Он пишет: «За всё лето перебывало их у меня несколько сотен, а заработал я всего 1 рубль». Около Бабкина по соседству, а затем в самом Бабкине жил в это время художник И. Левитан, тесная дружба с которым продолжалась у Чехова вплоть до смерти художника. Чехов настолько увлекался медициной, что начал обдумывать даже докторскую диссертацию на тему «Врачебное дело в России». О том, насколько он углубился в эту тему, свидетельствует обширный материал по истории лечебного дела в древней Руси, собранный им из летописей и фольклора (русские народные пословицы, обрядовые песни и пр.). Но он был художник по натуре, и литература властно тянула его к себе.

В 1886 г. вышел в свет второй сборник Антоши «Пёстрые    рассказы».  Известность Чехова постепенно росла. А в 1887 г. появляется Гретий сборник его рассказов — «В сумерках». Этот сборник приносит писателю настоящую славу:   Академия  наук присуждает Пушкинскую премию. Большое впечатление в 1886 г. Чехова сердечное письмо известного писателя Д. В. Григоровича, в котором старик-писатель, признав «настоящий та-I    Чехова, призывал молодого  писателя   к   требовательной и- над своими произведениями.

В 1888 г. на сцене частного московского театра Корша появилась первая пьеса Чехова «Иванов». В том же году печатается повесть Чехова «Степь». В этой повести молодой писатель хотел показать, какие «залежи красок» оставались ещё нетронутыми -в русской литературе. Ему хотелось добиться того, чтобы в повести «пахло сеном». Замечательные описания природы в новом произведении Чехова сразу были отмечены читателями. В.М. Га-шин заявил, что в лице Чехова в литературу пришёл первоклассный писатель, а Щедрин писал, что он в восторге от «Степи». Встретивший Чехова в эти годы В. И. Немирович-Данченко рисует портрет Чехова так: «Я увидел довольно красивого, положительно красивого молодого человека, с приятно вьющимися, забранными назад волосами, бородкой и усами, очевидно, избегавшими парикмахера, державшегося скромно, но без излиш: ней застенчивости и, очевидно, склонного к невычурной чистоплотности и внешней порядочности, голос очень низкий, молодой бас, дикция настоящая русская, даже с каким-то оттенком чисто великорусского наречия, интонация гибкая, даже переливающаяся в лёгкий распев, однако без малейшей сентиментальности  и, тем более, театральности».

Некоторые критики обвиняли его даже в отсутствии политических убеждений. Особенно усилились эти толки, когда Чехов согласился отдавать свои рассказы в газету «Новое время» А. Суворина, открыто защищавшего правительственную политику. Писателю казалось, что можно помещать свои произведения в любом печатном органе, независимо от его политического направления. Долгое время он считал, что литератор может -стоять в стороне от общественной борьбы, и писал: «Моё святая святых это — человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, : любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чём бы последние две ни выражались». И когда его обвиняли в отсутствии убеждений, он отвечал в письме к редактору журнала «Русская мысль»: «Беспринципным писателем или, что одно и то же, прохвостом я никогда не был». Он был прав: беспринципным писателем он никогда не был. Всю жизнь он обличал пошлость и стремился только защищать свою независимость писателя.

Стремясь к независимости художника, он долго избегал работать в толстых журналах из-за односторонности их направлений. То обстоятельство, что цензура не допустила в печать ряд «го произведений, только укрепляло его в аполитизме.

Но шло время, и русская действительность не могла не навести писателя  на  грустные  размышления.  В   1888  г.  он признается: «Мой мозг машет крыльями, а куда лететь — не знаю». А в 1890 г. он уже пишет: «Только ту молодость можно признать здоровою, которая.не мирится со старыми порядками и глупо или умно борется с ними». Он приходит к мысли, что в качестве противовеса реакционным писакам из «Нового времени» нужна-партия «молодая, свежая и независимая». О сотрудниках «Нового времени» он пишет: «Как публицисты, они мне просто гадки», И он порывает отношения с Сувориным.

Чехов был к тому же свидетелем того, как в гнетущей обстановке эпохи задыхались и гибли многие лучшие представители русской интеллигенции. В эти годы психически заболел Г. Успенский, покончил самоубийством Гаршин, покушался на самоубийство Левитан. В настроениях и творчестве Чехова совершается заметный перелом. В 1890 г. Чехов приходит к  мысли,  что участие правительственным насилием должно вылиться в какую-то серьёзную и активную форму. Он решает отправиться на остров Сахалин, чтобы на месте изучить, к каким результатам приводит страну каторга, «одна из самых ужасных нелепостей, до которых мог додуматься человек». Он подаёт заявление о разрешении ему поехать с «научной и литературной целями» на Сахалин для изучения быта каторжан и ссыльных поселенцев.

[/smszamok]

Поездка была разрешена при условии, если писатель не будет иметь сношений с политическими ссыльными. Чехову предстояло более четырёх тысяч вёрст проехать по Сибири на лошадях. Выехал он весной, когда в Сибири ещё стояли холода, дул пронзительный ветер и путь преграждали опасные разливы рек. А следует сказать, что Чехов вообще не отличался крепким здоровьем. Уже в 1884 г. у него обнаружились признаки туберкулёза и пошла горлом кровь. Как врач,, Чехов знал, что это значит. Поездка его на Сахалин была подлинным гражданским подвигом.

Каторга произвела на него страшное впечатление. Сахалин — «это место невыносимых страданий», — заявил он. С Сахалина Чехов возвратился морем, обогнув берега Азии. Результатом этого путешествия была книга «Остров Сахалин»,, за которую писатель был взят под надзор полиции.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Из языка литературного в наш разговорный язык пришли и прижились многие образные выражения: заря разгорается, память живет и т. д. Подобное наблюдается и в других языках. Любопытно бывает посмотреть, в каком языке обиходным стал более удачный образный оборот. Например, мы говорим: восстание вспыхнуло. А по-польски говорится иначе: восстание взорвалось. Это, по-моему, выразительнее. В русском языке есть слово ладонь, по-украински оно звучит долонь. По-русски медведь, по-украински ведмедь. По-русски лепесток, по-украински пелюсток. Что это? Желание отличиться от близкородственного языка хотя бы перестановками шиворот-навыворот? Нет, видимо, представители братских народов обратили внимание на разные особенности, разные грани одного и того же предмета. Мирясь, люди пожимали друг другу руки, столковываясь о цене, ударяли по рукам, то есть устанавливали лад. Отсюда — ладонь. У пахаря эта часть руки прилегает к ручкам плуга, она обращена вниз, к долу. Отсюда — долонь. Верно ли такое толкование?

Яков Карлович Грот (1812—1893), языковед и литературовед, в свое время написал статью «Филологические разыскания. Откуда взялось слово кремль». В этой статье он пишет: «Укрепленная, стенами огражденная часть Москвы и многих других городов русских называется Кремлем, а одно из укреплений Пскова известно было под именем Крома; не одного ли происхождения эти два названия, столь близкие одно к другому и по форме и по значению?» Грот в подтверждение своей гипотезы приводит высказывания многих лексикологов, историков, археологов — Даля, Востокова, Буслаева, Строева, Кубарева.

Итак, поиск лингвистических неожиданностей продолжается…

Несомненно, в разных языках могут по-разному отражаться представления людей о том или ином предмете или явлении, так как в основу этих представлений кладутся разные признаки этого предмета или явления. Известно, например, что русские называют человека, который шьет одежду, портным, связывая это слово с предметом действия (порты), а украинцы — швецом, кладя в основу слова понятие о самом действии; русские говорят подснежник, выдвигая на первый план признак связи цветка со снегом, а поляки —первовесенний, кладя в основу названия время года. На это обратил внимание И. Селиверстов, приведя в пример русское сочетание восстание вспыхнуло и польское ров ( (восстание взорвалось). Однако при этом надо иметь в виду, что если в русском языке слово вспыхнуть не имеет значения «взорваться», то польское означает как «взорваться», так и «вспыхнуть». Так что в этом случае скорее можно утверждать близость двух языков, а не их различие, хотя идея, высказанная И. Селиверстовым, безусловно, правильна, и было бы очень интересно, если бы читатели поискали такие сходства и различия в известных им языках. .

Интересны рассуждения М. Карской о слове кремль. Справедливы соображения о его родстве со словом в славянских языках звуки оке чередуются легко (ср. несу — ноша, везу — воз). Происхождение слова кремль действительно заслуживает дальнейших изысканий. Однако конечное ль в нем вполне объяснимо: слово кремль представляет собою притяжательное прилагательное в краткой форме, родственное словам Ярославль, Бреславль и т. п.

Размышления К. Пирогова о путях движения одного латинского корня из языка в язык, о фонетических его изменениях в разных языках, в результате чего мы часто даже не догадываемся об исконном родстве различных слов, существующих в нашем языке, говорят о том, что внимательное отношение к таким словесным «кустам» помогает вскрыть очень многое в истории языка. Особенно важно здесь то, что чужое слово попадает в какой-либо, скажем русский, язык самыми разными путями, проходя через так называемые языки-посредники, и поэтому между языком-источником, в котором слово родилось, и русским языком могут находиться иные языки. Фонетический облик заимствованного слова или его Словообразовательная структура яснее всего указывают на язык, послуживший непосредственным «передатчиком», хотя родоначальниками  этого  слова   были  древние.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Человечество помнит и чтит своих гениев, помнит и чтит тех, кого выделила сама природа, наградив высоким талантом, и кто отдал этот талант людям, посвятил его важным и добрым делам. Среди великих имен, навсегда вписанных в летопись мировой науки,— имя Альберта Эйнштейна, столетие со дня рождения которого отмечается в марте нынешнего года. Этот человек сумел увидеть важнейшие закономерности окружающего мира, закономерности, тщательно скрываемые природой. Он выполнил ряд глубоких теоретических исследований, получил чрезвычайно важные результаты, и можно смело сказать, что фундамент современной физики в огромной мере воздвигнут именно его трудами.

В истории физики, особенно в ее новейшей истории, охватывающей главным образом последнее столетие, немало удивительных открытий, приподнявших завесу над сложной и величественной картиной мира. И широко известны имена людей, сделавших эти открытия, выдающихся физиков нашего века. Альберт Эйнштейн занимает среди них особое место. Это связано с тем, что он внес новое в понимание таких физических реальностей, как пространство, время, энергия, о которых непременно задумывается каждый человек. К тому же некоторые выводы Эйнштейна, такие, скажем, как

[smszamok]

зависимость хода времени от скорости, взаимосвязь энергии и массы, предельность скорости света или искривление пространства-времени, были настолько парадоксальными, настолько меняли наше представление о мире, что вызвали в буквальном смысле слова сильнейшее волнение умов. Его устами наука, как никогда ранее, убежденно и убедительно заявила, что мир устроен намного сложней, чем это нам представляется. И что силой научного мышления можно понять, можно точно описать

Имя физика-теоретика Альберта Эйнштейна навсегда вошло в историю науки, в летопись мировой культуры. Ему принадлежит большое число замечательных открытий, оказавших сильнейшее влияние на развитие науки и техники, открытий, в конечном итоге сильно повлиявших на мир, в котором мы живем. И это не преувеличение. Именно идеи, высказанные и разработанные в работах Эйнштейна, привели в итоге к становлению ряда крупнейших научно-технических направлений нашего столетия, и в частности ядерной техники и квантовой электроники. Первая из них дала человеку возможность управлять процессом высвобождения внутриядерной энергии, вторая — управлять процессом излучения света.

Интересно и поучительно проследить судьбу идей Эйнштейна, его фундаментальных теоретических работ. На первый взгляд это совершенно отвлеченные, абстрактные работы, ставившие целью понять суть явлений природы. Но эти работы с неумолимой неизбежностью выходили в практику, всякий раз напоминая человечеству, как важны для него оригинальные идеи, высказываемые ученым с высоким творческим потенциалом и нестандартным, независимым мышлением. Многие работы, наметившие новую эпоху в физике, Эйнштейн сделал в первые годы своей научной деятельности, занимаясь исследованиями   самостоятельно,  как сейчас принято говорить, в свободное от работы время. И нужно сказать, что в те годы жизнь ставила немало препятствий на пути молодого человека в науку.

• …1900 год. Успешно сданы дипломные экзамены в Федеральном высшем техническом училище в Цюрихе. Эйнштейн пытается получить в этом же училище должность ассистента, но ему отказывают скорее всего из-за независимости его поведения и суж-дений.
• …1900—1902 годы. Период сильных ма-териальных затруднений, случайных заработков, временной работы как репетитора, преподавателя в техникуме и пансионе для мальчиков.
• …1902 год. По рекомендации отца одного нз друзей Эйнштейн получает постоянную должность государственного служащего — становится техническим экспертом 3-ГО класса в Швейцарском ведомстве по идейной собственности, проще говоря, в патентном бюро. Это было настоящим спасением: скромный, но постоянный заработок стабилизовал материальное положение Эйнштейна, чрезвычайно умеренного в своих потребностях. Свободное время, остающееся после службы, можно было отдать своей главной страсти — физике.
• …1905 год. Скромный 26-легний эксперт 3-го класса публикует в ведущем физическом журнале того времени «Анналы физии исследовать такие черты этого неочевидного мира, перед которыми, если их попытаться представить себе, просто бессильно человеческое воображение.

Здесь, видимо, уместно вспомнить, что некоторые теоретические построения Эйнштейна значительно опережали их экспериментальное подтверждение. И все это время ученый, несмотря на критику многих крупных специалистов, иногда очень резкую, твердо верил в правильность своих выводов. Уже одно это показывает, насколько глубоко он понимал физические реальности, насколько четко видел то, что от других оставалось скрытым.

Смелые теоретические выводы Эйнштейна не только подтвердились всем развитием современной физики, но и стали в конечном счете основой многих важнейших практических дел, таких, в частности, как атомная энергетика, лазерная техника, изучение атомного ядра, астрофизические исследования, создание ускорителей.

В нашей стране имя Альберта Эйнштейна пользуется глубоким уважением. Достаточно сказать, что именно у нас в 1965 году впервые в мире было издано собрание трудов ученого. С пониманием и признательностью вспоминается и то, что великий физик, продолжая до конца своих дней интенсивную научную работу, много сил отдавал общественной деятельности. Своим высоким авторитетом он всегда как мог поддерживал стремление народов к миру, к мирному сосуществованию, страстно призывал к бдительности, предупреждая о возможных рецидивах фашизма в западных странах, выступал против гонки вооружений, прежде всего ядерных, за мирное решение спорных международных вопросов.

В этой работе высказана гипотеза «квантов света», рассмотрены элементарные процессы их поглощения и испускания. Цитируем статью: «…согласно этому сделанному предложению, при распространении луча света, вышедшего из некоторой точки, энергия не распределяется непрерывным образом во все больших и больших объемах, а складывается из конечного числа локализованных В отдельных точках пространства квантов энергии, которые движутся как неделимые или возникают только целиком…» В этой работе рассмотрено «возбуждение катодных лучей при освещении твердых тел» и дано знаменитое уравнение для фотоэффекта (само это явление было открыто Г. Герцем и экспериментально исследовано А. Г. Столетовым): энергия электронов, выбитых светом из вещества, равна разности энергии поглощаемого кванта света и энергии, затраченной на выход электрона на свободу. Это была чисто теоретическая работа, предсказание количественных соотношений ЛИШЬ на основе понимания сущности процесса.

Через 10 лет этот важный вывод был количественно подтвержден в экспериментах Милликена, а в 1922 году, когда эта и все последующие работы Эйнштейна получили полное признание, ему была присуждена Нобелевская премия «за его работы в области теоретической физики и, в частности, за открытие закона фотоэлектрического эффекта». Введенное Эйнштейном представление о квантах света было совершенно новым. Стоит вспомнить, что еще спустя 8 лет после публикации статьи, то есть в 1913 году, рекомендуя Эйнштейна в члены Прусской Академии наук, Макс Планк и другие физики, перечислив научные заслуги Эйнштейна, сочли необходимым заметить: «То, что он в своих рассуждениях иногда выходит за пределы цели, как, например, в своей гипотезе световых квантов, не следует слишком ставить ему в вину. Ибо, не решившись пойти на риск, нельзя осуществить нового даже в самом точном естествознании».

И все же после выхода ЭТОЙ работы Эйнштейна многие физики начали развивать квантовые представления о свете, о его взаимодействии с веществом, нередко весьма успешно, но нередко встречая трудности. Наиболее трудным оказалось объяснение хорошо известных волновых свойств света, исходя из корпускулярных представлений, и полное признание гипотезы световых квантов затянулось на многие годы. Еще в 1922 году Нильс Бор в работе о постулатах квантовой теории писал, что гипотеза световых квантов «не может никоим образом рассматриваться как удовлетворительное решение. Как известно, именно эта гипотеза приводит к непреодолимым трудностям при объяснении явлений интерференции…» Попытки разрешить это противоречие привели ,в конце концов Эйнштейна к идее корНо вернемся, однако, к нашим коротким рассказам о некоторых фундаментальных работах Эйнштейна, давших начало новым направлениям прикладной физики, а затем техники и индустрии. Настал момент вспомнить про работу несколько более позднюю (она появилась в печати через 11 лет после ранних научных публикаций), однако же опирающуюся на самую первую из опубликованных работ — «Об одной эвристической точке зрения на возникновение и поглощение света», к которой, кстати, Эйнштейн возвращался неоднократно.

В 1900 году Макс Планк ввел в физику понятие кванта — неделимой порции энергии, которая может быть поглощена или отдана в процессе излучения. Сам процесс излучения Планк не исследовал, в его теории кванты света испускались некими «гипотетическими вибраторами» твердого тела. В 1905 году Эйнштейн ввел понятие кванта света как реальной частицы электромагнитного поля. Затем Нильс Бор рассмотрел процесс излучения фотона свободным атомом и пришел к выводу: атом характеризуется набором определенных энергетических уровней (значений его полной энергии) Е\, Е2, Е3 и т. д., каждому такому уровню соответствует стационарное состояние атома, в котором он не излучает; излучение происходит только при скачкообразном или, как сейчас говорят, квантовом переходе атома из одного состояния в другое; частота излучения а связана с разностью энергий начального и конечного энергетических уровней: Е2 — ^=110) и отсюда со = (Е2— Е\) : й; здесь п — постоянная Планка.

Следующий важнейший шаг был сделан Эйнштейном именно в работе, о которой сейчас идет речь. Здесь было сделано вероятностное описание элементарных процессов испускания и поглощения света и предсказано два типа переходов атома или молекулы из одного квантового состояния в другое. Первый тип — спонтанный переход возбужденного атома в состояние с меньшей энергией, сопровождающийся испусканием кванта света. Эйнштейн пишет: «Этот переход происходит без внешних воздействий. Едва ли можно представить себе, что он аналогичен чему-либо другому, кроме радиоактивного распада». Второй тип квантового перехода — индуцированный, то есть вызванный внешним воздействием. Он обусловлен внешним излучением, падающим на атом, и вероятность такого индуцированного перехода пропорциональна интенсивности этого внешнего излучения. При этом возбужденный атом отдает дополнительный квант внешнему излучению, а невозбужденный, наоборот, поглощает из внешнего излучения такой же квант.

Эйнштейн ввел представление о спонтанном и индуцированном испускании квантов, опираясь главным образом на свою поразительную интуицию. Будучи абсолютно объективным исследователем, он тут же в статье замечает: «Конечно, я охотно признаю, что три гипотезы, касающиеся спонтанного и индуцированного излучения, вовсе не становятся достоверными результатами от того, что они ведут к формуле излучения Планка. Однако простота гипотез, общность и непринужденность рассмотрения… позволяют мне считать весьма вероятным, что это рассмотрение станет основой будущих теоретических представлений».

Эйнштейн оказался совершенно прав. Примерно через 10 лет трудами блестящей интернациональной плеяды физиков была создана квантовая механика, которая дала необходимую теоретическую базу для строгого описания взаимодействия света с атомами и молекулами. И почти сразу же, в 1927 году, выдающийся английский физик, один из создателей квантовой механики, Поль Дирак (в то время ему было 25 лет), построил квантовую теорию излучения, в которой была строго доказана полная справедливость гипотез Эйнштейна о спонтанном и индуцированном излучении, описаны свойства этих явлений. Было, в частности, показано, что фотон, испуг екание которого индуцировано другим фотоном, имеет совершенно одинаковые с ним характеристики — направление распространения, энергию (частоту излучения), поляризацию. На этой одинаковости, как известно, базируется вся квантовая электроника, и в частности создание лазеров, источников когерентного света.

[/smszamok]

Элементарные процессы испускания и поглощения кванта света; вверх — спонтанное (самопроизвольное) испускание иванта света возбужденным атомом; в середине — поглощение кванта света невоэбужденным атомом; внизу — стимулированное испускание кванта света возбужденным атомом под действием другого такого Же кванта света и, как результат, излучение квантов С одинаковой энергией И одним и Тем же направлением распространения. Во всех элементарных процессах энергия кванта (фотона) равна разности энергий возбужденного и невозбужденного состояний: Е2 — Е|.

(Еще не оценили)

Загрузка...

 «Сила искусства грандиозна. Влияние на социальную жизнь общества невероятно, куда больше чем мы думаем…» «Искусство—это одно из активнейших средств воздействия на человеческие эмоции»,— утверждает автор, а ведь эмоции не бывают нейтральны. Значит, искусство может приносить человеку либо огромное зло—калечить, развращать; либо грандиозное добро. «Мы никогда не узнаем, о чем каждый читатель советовался с Пушкиным, Толстым, Чеховым, Горьким, но советовались все, кто их любил, а таких миллионы. Сколько человеческих душ сформировали эти писатели, скольких людей уберегли от душевного растления, неверия в человека, от пошлости, кривляния! Скольких заставили задуматься о смысле их жизни и направили на поиски этого смысла!..» Трудно удержаться от того, чтобы не цитировать дальше эту прекрасную главу, названную автором «Искусство в действии». Вот еще несколько строк: «И как это удивительно и прекрасно, что среди нас «живут и работают» и египетская царица Нефертити, и тициановская Венера, и серовская «Девочка с персиками», и «розовая девушка» Модильяни. И как это непостижимо, что среди нас «живут и работают» звуки, сочиненные Бахом и Мусоргским, Дебюсси и Прокофьевым, Гершвином и Шостаковичем…» Некоторые главы из этой книги печатались в нашем журнале. Публикуем ниже размышления о книге Образцова известного биохимика М. В. Волькенштейна.

Так озаглавлена книга, написанная большим художником, создателем знаменитого во всем мире кукольного театра, Сергеем Владимировичем Образцовым. Человек, посвятивший жизнь искусству, делится с читателями мыслями о живописи и театре, о фотографии, кино и телевидении. Здесь нет «Ума холодных наблюдений И сердца горестных замет», ибо наблюдения автора не холодны, но ярко эмоциональны и нет ничего горестного в общении с подлинным искусством. Напротив, Это общение — источник счастья, и внутренняя задача книги (ее сквозное действие, как сказал бы Станиславский) состоит в раскрытии этого источника. А закрыт Он для многих.

Я пишу эту статью не для оценки книги — она очень хороша,— но для того, чтобы поговорить о ее содержании  и подхватить  другую эстафету, начатую автором, эстафету пропаганды искусства и борьбы с безвкусицей.

С. В. Образцов начинает с противопоставления искусства и науки. Наука и техника непрерывно развиваются и совершенствуются, напротив, современное искусство не выше древнего. Оно другое, конечно. Но «стихи Байрона не сильнее и не лучше стихов Гомера». И «спор о физиках и лириках» бессмыслен, потому что живут они в разных плоскостях.

Это верно, конечно. Более того, очевидно. Но сегодня, пожалуй, особенно интересно и важно не то, чем разнятся наука и искусство, а то, что объединяет эти виды творческой деятельности человека. Собственно говоря, С. В. Образцоа далее о том и пишет. Об изменении искусства под влиянием таких технических открытий, как фотография, кинематография, телевидение. Об искусстве сегодня, в эпоху НТР. Эстафета состоит во взаимодействии   старого    и    нового— живопись учится у фотографии, а фотография — у живописи. Объединяются театр,   кино и телевидение.

Книга С. В. Образцова не научный трактат об эстетике. Поэтому не будем спорить с автором о введенном им понятии «аксиомности» или о новой терминологии в разделении искусств на повествовательное (литература), пластическое (живопись и скульптура), музыкальное и зрелищное. Мы не найдем в книге анализа искусства как формы познания мира, как способа передачи информации о мыслях и эмоциях художника, анализа взаимосвязи формы и содержания. Мы найдем другое. Яркий рассказ о сущности художественного воздействия на читателя, зрителя, слушателя. О встречах самого С. В. Образцова с великими произведениями искусства. А видел он многое.

Перефразируя Поля Валери, можно сказать, что искусство есть способ превращать ненужное в жизненно необходимое.