Сочинения

(Еще не оценили)

Загрузка...

По окончании гражданской войны «занавес между двумя русскими литературами опускался медленно, но неуклонно на протяжении 1925-1927 годов. И это было только начало. К чисто цензурным и полицейским ограничениям присоединились мифологемы нашего послереволюционного сознания. Реализуя древний афоризм «Горе побежденным!», наше тогдашнее общественное сознание опиралось прежде всего на убедительную и ошеломляющую победу красных над белыми в ходе гражданской войны, на лозунги созданной большевиками послереволюционной государственности, провозглашавшие полную перестройку всей жизни на земле (русская революция трактовалась как первый этап коренных перемен во всемирно-историческом масштабе). Именно тогда многие деятели науки, культуры и искусства стали относиться к эмигрантам как к жалким неудачникам, которые не только, скажем, уважения или сочувствия, но и слова-то доброго не стоят.

В 1931 году М.Горький безапелляционно провозглашает: «В общем же эмигранты — публика неинтересная, и жизнь ее никому не нужна. Незадолго до того, в конце 1920-х годов, Вяч. Полонский скажет как о чем-то само собой разумеевшемся: «… мы знаем, какой бесплодной смоковницей оказались русские беллетристы в эмиграции. В 1920-30-е годы аналогичным образом высказывался и Ал. Н.Толстой. Здесь наблюдается показательная эволюция. В 1923 году в беседе с сотрудником «Известий» Ал.Н.Толстой утверждает: «С писателями в эмиграции происходит странное: они перестали писать. Ни одного нового имени в литературе эмиграции не дала». Год спустя на страницах «Красной газеты» он повторяет: «Писать не пишут». В 1935 году из Парижа сообщает жене о своей встрече с общей знакомой: «Встретил С. (имеется в виду Саломея Николаевна Андронникова-Гальпер — хозяйка одного из литературных салонов Петербурга 1910-х годов — В.С.). Она расспрашивала о России как о стране чудес, как бы мертвые расспрашивали о жизни, о земле. Я чувствую, что мы морально другого склада, мы высшие, чем здесь. Говоря словами В. Маяковского, «у советских собственная гордость — на буржуев смотрят свысока». Произнесенные на ХVIII съезде ВКП(б) сталинские слова о превосходстве советского человека над зарубежными носителями буржуазного сознания завершали создание героизирующего мифа о «советском сверхчеловеке.

Этот миф одновременно становился одним из краеугольных камней советского эстетического сознания. После принятия так называемой Сталинской конституции (1936) на все лады и на разных уровнях стали говорить о нерушимом морально-политическом единстве советского народа. Ликвидация литературных групп (1932) и создание единого Союза советских писателей (1934) обозначили курс партии и правительства на то, чтобы и новый литературный герой, и вся советская литература стали выражением унитарной государственной идеологии — происходило «огосударствление литературы.

Настойчивое стремление превратить искусство слова в некий придаток, в один из компонентов государственного механизма определялось столько же системой государственного диктата, сколько и внутренней готовностью общественного, в том числе и эстетического, сознания, насквозь проникнутого государственной мифологией, служить верой-правдой новому государственному строю, новой — послереволюционной — государственной идеологии. И это было закономерно: сказав «а», надлежало не только сказать «б», но и безоглядно идти дальше — до последней буквы алфавита.

Существенным фактором здесь оказывалась ленинская теория «двух культур в одной культуре» — подчинение художественной литературы интересам партии и государства трактовалось как предварительное условие приобщения к передовым устремлениям человечества. Считалось, что «для любого периода можно, таким образом, установить, какое искусство является прогрессивным, т.е. отражающим интресы угнетенных и исторически передовых класвов общества, а какое — реакционным, отражающим идеологию эксплуататорских классов. Согласно этой теории, социалистический реализм был провозглашен наследником всего мирового прогрессивного искусства, которое можно найти в любой период истории. Что же касается реакционного искусства каждой эпохи, то оно должно было быть забыто, вычеркнуто из анналов истории…»(Прим.9). Ленинское учение о двух культурах в составе одной национальной культуры становилось учением о безусловном превосходстве социалистической — восходящей, успешно развивающейся — культуры над всякой другой, которая объявлялась второсортной, идущей к упадку, погибающей и вообще как бы уже и несуществующей.

Если из эмигрантской литературы «первой волны» все же делались какие-то выборки для советского читателя (переиздавались, например, некоторые произведения Ив. Бунина, созданные в эмиграции), то литературу «второй волны» в качестве художественного явления вообще не рассматривали. Писатели же «третьей волны», связанные с «шестидесятничеством», с движением диссидентов, оказавшись за рубежом, автоматически вообще как бы прекращали свое существование. И это было по-своему логично: ставя себя в оппозицию по отношению к советскому общественному строю и, значит, по отношению к советской литературе, они, согласно официальной мифологеме, обрекали себя на некое выморочное существование, на творческое бесплодие; их судьбой должно было стать забвение.

Изначально недопустимыми, с точки зрения официальной идеологии, представали попытки изучать русскую литературу после 1917 года как внутренне однородный поток, идущий по двум руслам — советскому и эмигрантскому. И вряд ли стоит удивляться тому, что появившийся в 1976 году «Lexikon der russischen Literatur ab 1917» («Лексикон русской литературы с 1917 года») профессора Кельнского университета Вольфганга Казака вызвал резкие отклики в советской прессе — заголовки, что называется, говорили сами за себя (Прим.10). Между тем значение этой книги трудно переоценить. Вышедший несколькими изданиями на немецком языке в Западной Германии, переведенный на английский и русский (русский перевод опубликован в Лондоне), этот труд и по сей день являет собой «…единственный энциклопедический путеводитель по русской послереволюционной литературе. Можно, по-видимому, признать некоторый резон в утверждении, что словарь В.Казака «…при своем небольшом объеме поневоле обречен затрагивать лишь верхи. Однако гораздо важнее другое: «В.Казак, в сущности, возвращает нам целостный взгляд на русскую литерутуру ХХ века…», ибо «… существует, утверждает автор всем контекстом своей книги, великая, единая и неделимая руская литература нашего столетия.

Нужно только постоянно иметь в виду, что и советская, послереволюционная, и эмигрантская литературы, будучи воплощением » великой, единой и неделимой русской литературы нашего столетия», развивались все-таки по-разному: слишком уж непохожими были у них социально-политические, экономические и нравственно — психологические обстоятельства. Но как ни велики были эти различия, какие бы трудности внешнего и внутреннего порядка перед ними ни возникали, обе ветви были органической частью мирового литературного процесса. Поэтому, вольно или невольно, писатели-эмигранты и советские писатели друг на друга оглядывались, учитывали опыт русской классики и мировой литературы в целом.

Все сказанное, думается, позволяет понять, что вопрос о внутреннем единстве русской литературы (и прежде всего русской литературы ХХ века), о разграничении ее на «нашу» и «эмигрантскую» не такой уж и простой, как это может показаться на первый взгляд. Прощаясь с теми мифологемами, на основе которых противопоставлялись друг другу советская и эмигрантская литературы, мы должны неторопливо и ответственно разбирать завалы, устранять разного рода заграждения, создававшиеся десятилетиями.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Зарубежная русская литература есть временно отведенный в сторону поток общерусской литературы, который —  придет время — вольется в общее русло этой литературы». Гл. Струве. Предлагаемая читателю рецензия сложилась на основе материалов международной научной конференции, которая и была организована Самарской городской администрацией, Самарским государственным университетом и Самарским педагогическим университетом (тогда еще — педагогическим институтом). Значительную помощь оказала Самарская областная научная библиотека, которая не только предоставила помещение для заседаний, но и организовала выставку литературы по теме конференции: «Литература «третьей волны» русской эмиграции». Следует напомнить, что годом раньше в помещении той же библиотеки проходила конференция, посвященная творчеству В. Аксенова, организованная городской администрацией и кафедрой русской и зарубежной литературы Самарского государственного университета. И в тот раз библиотека не только предоставила помещение, но и организовала выставку литературы. Конференция 1993 года и явилась тем зерном, из которого выросла конференция «Литература «третьей волны» русской эмиграции». Последняя была гораздо более представительной: в ней приняли участие филологи из Белграда (Югославия), Кельна (ФРГ), Воронежа, Иванова, Москвы, Перми, Санкт-Петербурга, Самары и Томска.

Конференция вызвала значительный интерес читающей публики. Этому в немалой степени способствовало активное участие в ее работе В. Аксенова, В. Войновича, Евг. Попова, а также Б. Сарнова, известного критика и литературоведа. И средства массовой информации проявили благожелательное внимание и к конференции в целом, и к отдельным ее участникам (к В. Аксенову и В. Войновичу — прежде всего). Вместе с тем совершенно естественно возникает вопрос: «А не является ли надуманным разговор о писательских судьбах внутри «третьей волны»? В самом деле — что тут обсуждать? Вот они — Аксенов и Войнович! И в эмиграцию они уехали сложившимися писателями, и их изгнание оказалось лишенным той трагической бесповоротности, какая выпала на долю Ив. Бунина и З. Гиппиус, Ив. Шмелева и Б. Зайцева, А. Ремизова и В. Набокова. И вообще все вроде бы ясно: ну, побыли литераторы сколько-то лет за рубежом и вернулись к читателям, которые своих писателей не забыли.

Достаточно отчетливо выразилась такая точка зрения в заметке о конференции в «Комсольской правде»: «…велись оживленные дебаты о принадлежности писателей-эмигрантов к русской литературе. В итоге мощный литературоведческий корпус, возглавляемый критиком Бенедиктом Сарновым, пришел к трогательному выводу, что русская литература едина, разделить ее на «нашу» и «эмигрантскую» не удастся». Иронически выстроенная цепочка («оживленные дебаты» — «мощный литературоведческий корпус» — «трогательный вывод») хорошо подчеркивает сомнение журналиста в серьезности, значительности и, значит, правомерности проблемы, собравшей участников конференции.

Между тем здесь далеко не все так просто и самоочевидно, как это может показаться на первый взгляд. Начать с того, что проблема литературной эмиграции — это не только русская проблема. Конечно, у нас у всех на памяти А. Герцен, Н. Огарев, С. Степняк—Кравчинский, но не мешало бы вспомнить исход группы французских писателей в эпоху наполеоновских войн. В ХХ веке феномен исхода приобрел поистине глобальное значение: немецкие писатели, покинувшие Германию, где к власти пришел Гитлер; испанские писатели, уехавшие из страны, когда в результате гражданской войны победил генерал Франко; наконец, русские писатели после 1917 года трижды отправлялись за рубеж.

Побудительные причины, конкретные мотивировки и обстоятельства были разные, но проблема для уехавших возникала одна и та же — как сжиться с чужой страной, с чужим языком, с другими обычаями и иным бытовым укладом — коротко говоря, как выжить, попытавшись вписаться в контекст дистанцированной по отношению к тебе культуры. Вряд ли есть нужда распространяться о том, насколько насущна эта проблема для писателя, который, в отличие, скажем, от художника и музыканта, имеет дело с языком как материалом своего искусства. Варианты здесь самые разные. Лотарингский выходец Шамиссо стал одним из основоположников немецкого романтизма. Родившийся на Украине поляк Коженевский превратился в известного английского прозаика Джозефа Конрада. В. Набоков по праву считается русским и американским классиком. Нобелевский лауреат И. Бродский, оказавшись в эмиграции, статьи и эссе стал писать по-английски, тогда как Ив. Бунин, прожив свыше тридцати лет во Франции, писал только по-русски.

Есть еще одна грань этой проблемы. Литературные направления в ХVIII-ХХ столетиях выходят за рамки национальных литератур, становятся всемирным достоянием, принадлежностью мировой литературы. Это особенно заметно в ХХ веке: мы ходим в кино, слушаем радио, сидим у телевизора, а к тому же по старинке бываем в театрах, посещаем концерты, художественные выставки, читаем книги, газеты и журналы. Наш национальный культурный опыт перестает быть только национальным. Тут-то и возникает ситуация перекрещивающихся влияний, складываются новые формы всемирного единства национальных сознаний, национальных литератур.

И нельзя не согласиться с Эрнстом Неизвестным, который 10 августа 1994 года в беседе с Владиславом Листьевым сказал, что культура — не колбаса, которую можно разрезать на заокеанскую и континентальную. Сказано — что и говорить! — хорошо, однако мысль не новая, если учесть, что применительно к художественной литературе еще в январе 1827 года Гете писал: «Я убежден, что формируется мировая литература и что все нации тяготеют к этому и потому предпримут дружеские акции» (Прим.1). Для Гете это означало свободное взаимосоотнесение общего и единичного, интернационального и национального. В том же 1827 году он сказал Эккерману: «Национальная литература сейчас мало что значит, на очереди эпоха всемирной литературы, и каждый должен содействовать скорейшему ее наступлению. Но и при полном признании иноземного нам не гоже застревать на чем-нибудь выдающемся и почитать его за образец»(Прим.2).

Однако «дружеские акции», которые Гете ожидал от национальных литератур, время от времени наталкивались на цензурные и собственно полицейские ограничения по отношению к тем, кого считали инакомыслящими. Возвращаясь к печальному опыту нашей страны, следует напомнить, что после революции 1905 года в эмиграцию на несколько лет были вынуждены отправиться К. Бальмонт и М. Горький, которым угрожали судебные преследования; после 1917 года за рубежом оказалась значительная (не только количественно, но и качественно) часть русских писателей.

(1голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

Роман И.С.Тургенева отразил борьбу двух  социально-политических  лагерей,  сложившихся в России к 60м годам XIX века. И.С.Тургенев отразил в романе типичный конфликт эпохи и поставил ряд актуальных проблем,  в частности,  вопрос о характере и роли «нового человека», деятеля в период революционной ситуации в Европе 60х годов. Выразителем идей революционной демократии стал  Евгений  Базаров, герой, который противопоставлен в романе либеральному дворянству. Образ Базарова занимает центральное место в композиции романа. Из 28 глав лишь в двух не появляется Базаров, в остальных  он главное действующее  лицо.  Все основные лица романа группируются вокруг него, раскрываются во взаимоотношениях с ним,  резче и ярче оттеняют те  или

иные черты его личности,  подчеркивают его превосходство, ум, душевную силу,  свидетельствуют о его одиночестве в среде уездных аристократов. Напомним, что герой эпохи 60х годов был разночинец демократ, убежденный противник дворянско-крепостнического строя,  материалист по своему мировоззрению,  прошедший школу труда и лишений, самостоятельно мыслящий и независимый. Именно таков Базаров в изображении автора.

Сюжет романа строится на столкновении Базарова с  миром  аристократов. Тургенев сразу же показывает, что Базаров  демократ, разночинец, человек труда, чужд аристократическому этикету и условностям. Встолкновении  с  «барчуками  проклятыми»  его  облик раскрывается полностью. В романе широко используется прием контраста: Базаров противопоставлен  Павлу Петровичу,  аристократия одного демократизму другого. Последовательность,  убежденность,  воля и целеустремленность Базарова контрастируют с раздвоенностью Аркадия,  с его случайными убеждениями, мягкотелостью и отсутствием осознанной цели.

Именно в столкновении с различными персонажами, противопоставленными  ему,  [rkey]раскрываются  замечательные черты Базарова:  в спорах с Павлом Петровичем  зрелость ума,  глубина суждений и непримиримая не нависть к барству и рабству;  во взаимоотношениях с Аркадием  способность привлекать на свою сторону молодежь,  быть учителем,  воспитателем,  честность  и непримиримость в дружбе;  в отношении с Одинцовой  умение глубоко и по настоящему любить,  цельность натуры,  сила воли и чувство собственного достоинства.

Главное место в композиции романа занимают сцены споров. Герои Тургенева раскрывают свое  мировоззрение  в  прямых  высказываниях,  в столкновениях со своими идейными противниками.  Базаров  натура независимая, не склоняющаяся ни перед какими аристократами, а подвергающаяся  суду мысли.  Типичен для шестидесятников и интерес Базарова к естественным наукам,  хотя ни карьера ученого,  ни карьера врача не явилась бы его уделом.

Тургенев проводит  своего героя через ряд испытаний (а это вообще типично для романов Тургенева).  Он испытывает  Базарова  сначала любовью,  затем и смертью. Тургенев как бы событии стороны наблюдает затем,  как ведет себя его герой в этих ситуациях. И если любовь к Одинцовой,  женщине умной, гордой, сильной, под стать самому Базарову, по беждает принципы нигилизма. (Ведь Базаров называл любовь «белибердой», презрительно относился к идеальным,  романтическим чувствам, признавал любовь только физиологическую:  «Нравится  тебе  женщина,  так  возьми ее!».  Сам же, влюбившись, вдруг почувствовал романтика в самом себе). То в предсмертной сцене Базаров верен своим идеалам до  конца,  он  не сломлен, гордо смотрит смерти в глаза. Многие критики считают эту сцену самой сильной,  живой и трогательной. Потому что именно здесь раскрывается это «грешное, бунтующее сердце» до конца.

Смерть Базарова оправданна посвоему.  Как в любви нельзя было доводить Базарова до «тишины блаженства»,  так и в его  предполагаемом деле  он должен был остаться на уровне еще не реализуемых,  вынашиваемых,  и потому безграничных стремлений.  Базаров должен  был  умереть, чтобы остаться Базаровым.

Сколько бы ни было критических статей по поводу героя «Отцов и детей»,  и как бы ни трактовался образ Базарова,  лучше всего сказал о своем «самом любимом детище» сам автор:  «Я хотел сделать из него лицо трагическое… Мне мечталась фигура сумрачная, дикая, большая, наполовину выросшая из почвы,  сильная, злобная, честная,  и всетаки обреченная на погибель, потому что она всетаки стоит еще в преддверии будущего».[/rkey]

(4голосов, средний: 4,75 out of 5)

Загрузка...

Мы не можем вообразить наша жизнь без телевидения. Есть программы, которые мы смотрим каждый день. К ним, конечно ж, принадлежат «Новости». Мы должны быть в курсе дел, которые происходят на Родине и за границей. Я мог бы об этом узнавать из газет. Но времени не хватает, и потому я часто справляюсь о новостях по радио, выполняя какую-нибудь работу. Если у меня есть время, я с удовлетворением смотрю интересный захватывающий фильм. Особый интерес у меня вызывают художественные и научно-популярные фильмы. Я отдаю предпочтение фильмам, которые принуждают задумываться. Моя любимая телепрограмма — « Брейн-Ринг», которую ведет Андрей Козлов. Это соревнование умных людей. Правила игры такие: нужно не только много знать, но и как можно скорее найти соответствующий ответ на вопрос. Нужно быть очень быстрым, чтобы своевременно нажать на кнопку. При этом треба иметь хорошие нервы и выдержку.

 Die Filmkunst ist bei uns sehr popular und beliebt. Es gibt keinen Menschen, der sich ohne Vergnugen einen spannenden Film ansieht. Es gibt verschiedene Filme: Dokumen-tar-, Spiel-, Musik- und Trickfilme. Jeder Mensch wahlt Filme nach seinem Geschmack aus. Ein guter Film macht immer Spa? und regt zum Nachdenken an. Was mich angeht, so sehe ich mir am liebsten Spielfilme an. Vor kurzem habe ich mir einen interessanten Film angesehen.

Er hei?t “Der Name der Rose”. Dieser Film ist die Verfilmung des Romans von Umberto Eco.

Das ist ein Krimi. Die Hauptrollen spielen Sean Connery und Christian Sleiter. Die Geschichte[rkey] spielt im Mittelalter. Es handelt sich um ein geheimnisvolles Kloster, wo schreckliche Morde geschehen.

Lieblingsfernsehprogramm Wir konnen uns unser Leben ohne Fernsehen nicht vorstellen.

Es gibt Programme, die wir uns jeden Tag ansehen. Dazu gehoren selbstverstandlich Nachrichten. Wir mussen im Bilde sein, was in der Heimat und im Ausland geschieht.

Ich konnte daruber auch aus den Zeitungen erfahren. Aber die Zeit ist knapp, darum erfahre ich oft Neuigkeiten mit Radio, wahrend ich irgendwelche Arbeit erfulle. Wenn ich Zeit habe, dann sehe ich mir mit Vergnugen einen interessanten, spannenden Film an.

Ein besonderes Interesse rufen bei mir Spielfilme und popular-wissenschaftliche Filme hervor.

Ich bevorzuge die Filme, die zum Nachdenken anregen.

Mein Lieblingsprogramm ist “Brain Ring”, das von Andrij Koslow moderiert wird. Das ist der Wettstreit der klugsten Menschen. Die Regeln des Spiels sind folgende: man muss nicht nur viel wissen, sondern auch so schnell wie moglich eine passende Antwort auf die Frage finden. Man muss auch schnell sein, um die Taste rechtzeitig zu drucken. Man muss dabei gute Nerven und Ausdauer haben.

Ich bin Anhanger der Mannschaften aus Gorlowka, Dnipropetrowsk und Kyjiw. Mein Lieblingsspieler ist Iljin. Das ist ein sehr kluger Mensch. Es scheint, dass es keine Frage gibt, auf die er keine Antwort findet. Das Programm “Brain Ring” erweitert unseren Horizont, ist sehr lehrreich und bei vielen Menschen beliebt. Мой любимый игрок — Ильин. Он очень умный человек. Кажется, что нет вопросов, на которые он не найдет ответа. Программа « Брейн-Ринг» расширяет наш кругозор, очень познавательная и любимая многими людьми.

Worter und Wendungen

Fragen zum Text

• Konnen Sie sich Ihr Leben ohne Fernsehen vorstellen? Welche Assoziationen haben Sie dabei?
• Gehort das Fernsehprogramm “Brain Ring” zu Ihren Lieblingsprogrammen?
• Wie hei?t Ihre Lieblingsmannschaft?
• Mochten Sie daran teilnehmen?
• Welche Moglichkeiten, Ihrer Meinung nach, gibt dem Menschen dieses Spiel? Was entwickelt es?

[/rkey]

(1голосов, средний: 3,00 out of 5)

Загрузка...

В пятницу во второй половине дня я свободный. В свободные от школы дни я должен сделать то, что я запланировал. Свободное время — иногда трудное дело. В ясную погоду это еще можно перенести, если ничего не будет мешать. Я хочу сказать, что в эти дни я могу дольше поспать. После вкусной пищи, которую приготовила моя мама, я иду гулять. Мой друг и я блуждаем улицами, потом заходим к нашим товарищем по обучению. Здесь мы имеем возможность послушать музыку или просто поговорить. В эти дни мы ходим в кино или посещаем музей. Поскольку я захватываюсь живописью, мы посещаем музей изобразительного искусства. Там мы часами рассматриваем картины давних и современных художников. Если на дворе неприветливо и холодно, что тогда? Тогда нужно так распределить время, чтобы мне было интересно. Сначала я просматриваю телевизионную программу и выбираю передачи, которые меня интересуют. Конечно, следует почитать интересную книгу или сыграть партию в шахматы с отцом. Я берусь за задачу из математики и стараюсь ее решить.

Математика — моя стихия. Каждого вечера в восемь часов я смотрю телепередачу «Время» и «Детали недели», так как хочу быть всегда в курсе событий. В воскресенье пополудни сажусь за письменный стол, поскольку должен сделать домашнюю задачу, а завтра пойти в школу. Конечно, я мог бы еще много сделать, но большей частью не хватает времени.

Но я надеюсь, что в следующий раз я смогу больше времени посвятить своему хобби.

AmFreitagNachmittaghabeichfrei. In den schulfreien Tagen muss ich das erledigen,[rkey] was ich geplant habe. Freizeit ist manchmal eine schwere Sache. Bei schonem Wetter ist es noch zu ertragen, wenn nichts dazwischen kommt. Ich muss sagen, dass ich an diesen Tagen langer schlafen kann. Nach dem schmackhaften Essen, was meine Mutter zubereitet hat, gehe ich aus.

Mein Freund und ich schlendern durch die Stra?en, dann besuchen wir unsere Mitschuler.

Hier haben wir die Moglichkeit uns Musik anzuhoren oder einfach zu unterhalten.

An diesen Tagen gehen wir ins Kino oder besuchen ein Museum. Da ich fur Malerei schwarme, gehen wir ins Museum fur bildende Kunste. Dort betrachten wir stundenlang die Gemalde der alten und modernen Maler. Ist es drau?en unfreundlich und kalt, was dann? Dann muss man die Zeit so einrichten, dass sie interessant fur mich ist.

Zuerst sehe ich das Fernsehprogramm durch und wahle die Sendungen, fur die ich mich interessiere, aus. Naturlich lohnt es sich ein interessantes Buch zu lesen oder eine Partie Schach mit meinem Vater zu spielen. Ich greife zu einer Mathematikaufgabe und versuche sie zu losen.

Mathe ist mein Element. Jeden Abend um 8 Uhr sehe ich mir das TV-Programm “Die Zeit” und “Neuigkeiten der Woche” an, weil ich immer auf dem Laufenden sein will.

Am Sonntag nachmittag setze ich mich an den Schreibtisch, weil ich fur die Schule etwas tun und morgen schon zur Schule gehen muss. Freilich konnte ich vieles machen, aber meistens reicht die Zeit nicht aus. Ich hoffe aber, dass ich das nachste Mal meinem Hobby mehr Zeit widmen kann.

Worter und Wendungen

• erledigen (te, t) — выполнить,
• сделать ertragen (u, a) — переносить
• wenn nichts dazwischen kommt — если ничего не завзвешивает
• schlendern (te, t) — прохаживаться
• schwarmen (te, t) fur (Akk.) захватываться
• betrachten (te, t) — рассматривать
• es lohnt sich — следует (что-то сделать)
• greifen (i, i) zu (Dat.) — браться за…
• auf dem Laufenden sein — быть в курсе

Fragen zum Text

• Was machen Sie bei schonem Wetter?
• Womit beschaftigen Sie sich, wenn das Wetter schlecht ist?
• Welche Fernsehprogramme bevorzugen Sie?
• Planen Sie das Wochenende im voraus oder vergeht es gleich wie immer?
• Haben Sie am Wochenende Zeit fur Schulaufgaben?

[/rkey]

(1голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

In den siebziger Jahren des 19. Jahrhunderts wurde an allen medizinischen Fakultäten Europas viel über Mikroben gestritten. Die meisten Gelehrten freilich glaubten nicht daran, dass Mikroben Krankheiten hervorrufen können, und lachten die “Mikrobenjäger” aus. Zu dieser Zeit studierte an der Universität Göttingen ein bescheidener, fleißiger junger Mann. Er hieß Robert Koch. Der junge Student träumte davon, einst als Schiffsarzt weite Seefahrten nach fernen Ländern zu machen. Statt dessen musste er, der völlig mittellose Sohn eines Bergarbeiters aus dem Harz, als Arzt in einem Dorfe arbeiten. Kinder und Erwachsene kamen zu ihm, Krankheiten und Wunden sollte er heilen. Allein der junge Arzt verstand bald, dass seine Kenntnisse und Arzneien den Kranken nicht immer helfen konnten. Besonders hilflos fühlte er sich der Tuberkulose gegenüber.

Und Robert Koch, der arme Landarzt, begann kühn den Kampf gegen diesen schrecklichen Feind der Menschheit.

Jahre mühevoller Arbeit brachten ihm endlich den Sieg. Es gelang dem Forscher, die Tuberkelbazille zu entdecken und den Menschen Wege zu ihrer Bekämpfung zu zeigen. Die ganze Welt bewunderte ihn. Robert Koch aber setzte den Kampf mit dem Tod weiter fort.

Man schrieb das Jahr 1883.

Der Telegraph brachte die schreckliche Nachricht: Der Tod klopft an die Tore Europas! Cholera in Ägypten! Städte und Dörfer sterben aus!

Robert Koch, zu dieser Zeit schon ein Mann von Weltruhm, unermüdlich wie immer, reist nach Alexandria. Die Stadt ist wie ausgestorben, die Straßen menschenleer, in den Häusern und Hütten nur Stöhnen und Hilferufe der von hohem Fieber gequälten Kranken und Sterbenden.

Hilflos sind die Erkrankten, und machtlos stehen die Ärzte der Krankheit gegenüber. Solange die Bazille der Cholera unbekannt bleibt, kann den Kranken nicht geholfen werden.

Und Koch, dieser ruhige, nicht mehr junge Mann, tritt kühn in den Kampf gegen den Todfeind der Menschheit. Ohne an sich zu denken, besucht er die Kranken, versucht zu helfen, beobachtet

den Verlauf der Krankheit, sitzt stundenlang am Mikroskop. Und in jedem kranken Stoff, den er untersucht, findet er immer wieder sonderbare, kommaförmige Bazillen. Das fällt ihm auf. Sind das die Cholerabazillen oder einfache Begleiter der Krankheit? Diese Frage muss er lösen!

Sobald die Cholera in Ägypten zurücktritt, fährt Koch nach Kalkutta, wo im 19. Jahrhundert die Cholera ein ständiger Gast war, und führt dort seine Untersuchungen weiter. Er findet immer wieder die Komma-Bazille. Diese Mikroben spritzt er weißen Mäusen, Hunden, Katzen und anderen Tieren ein, die alle an der Cholera erkranken. Die Cholerabazille ist gefunden!

Erst jetzt kehrt Koch als Sieger nach Berlin zurück. Den Vortrag über seine Entdeckung schließt er mit den Worten: “Die Cholera entsteht nie von selbst. Kein gesunder Mensch kann an der Cholera erkranken, wenn er nicht vorher eine Komma-Bazille geschluckt hat”.

Für seine großen Leistungen zum Wohl der Menschheit wurde Koch mit den höchsten Orden ausgezeichnet. Sein Ruhm verbreitete sich in der ganzen Welt. Er blieb aber äußerlich wie innerlich immer der bescheidene Landarzt, der er früher gewesen war. Und wenn man seine Verdienste lobte, pflegte er zu sagen: “Ich habe gearbeitet, so hart ich nur konnte, und das ist Pflicht und kein Verdienst”.

Wenn am Abend vor einem Haus Geschirr zerschlagen wird, dann weiß man: hier gibt es in den nächsten Tagen eine Hochzeit. Das Brautpaar versammelt sich mit den Familienangehörigen und

Freunden der Braut und des Bräutigams zur Hochzeitsvorfeier. Es wird getanzt, getrunken und gescherzt und Abschied vom Junggesellenleben genommen. Diese Vorfeier ist der Polterabend. Wenn es dunkel wird, geht das Poltern vor der Haus- oder Wohnungstür los. Nachbarn und Freunde haben schon lange ihr unbrauchbares Geschirr gesammelt, das nun mit viel Lärm und Hallo zerschlagen wird. Damit sollen nach altem Brauch einerseits die bösen Geister vertrieben und andererseits soll dem Brautpaar Glück gewünscht werden. “Scherben bringen Glück”, heißt es im Sprichwort. Aber Vorsicht! Glas sollte dabei keines zerbrochen werden, denn ein anderes Sprichwort sagt: “Glück und Glas, wie leicht bricht das”. Ist das Poltern vorbei, kommt das Brautpaar an die Reihe. Es muss allein und ohne Hilfe die Scherben wegräumen. Der Bräutigam wird dabei von seinen Freunden und Bekannten besonders unter die Lupe genommen, denn bei dieser ersten gemeinsamen Arbeit mit seiner zukünftigen Frau muss er zeigen, dass er wirklich heiratsfähig ist.

(1голосов, средний: 4,00 out of 5)

Загрузка...

Das Bundesgesundheitsministerium warnt: Rauchen gefährdet Ihre Gesundheit! So steht es auf jeder Zigarettenschachtel. Viele Jugendliche kennen die Gefahren. Sie wissen, wie schädlich Nikotin für ihre Gesundheit ist. Trotzdem raucht fast ein Drittel von ihnen. Mehr als die Hälfte hat es schon mal ausprobiert. In Deutschland rauchen mehr Mädchen als Jungen. Das ist nicht nur eine Frage der Emanzipation. Im Fernsehen und in Zeitschriften sieht man viele junge Frauen, Schauspielerinnen und Modells mit Zigaretten. Die Industrie darf im Fernsehen und im Radio nicht für Zigaretten werben. Alles andere ist erlaubt. Viele Kritiker fordern ein strengeres Werbeverbot und einen besseren Nichtraucherschutz. Dazu gehört auch die Abschaffung von Zigarettenautomaten. Hier können Kinder ohne Kontrolle der Erwachsenen Zigaretten ziehen.

Nichtraucherzonen gibt es in vielen Restaurants. Rauchverbot herrscht meistens in Strassenbahnen, Bussen und U-Bahnen, außerdem in öffentlichen Gebäuden, Banken und bei der Post.

Stephans Eltern waren sehr lange starke Raucher. Als Kind hat ihn immer die schlechte Luft im Zimmer gestört. “Ich warf meinen Eltern vor, sie würden durch Passivrauchen meine Gesundheit gefährden”, erzählt er. Heute nimmt er es in Kauf abends in eine verrauchte Kneipe zu gehen: “Ich weiß ja, was mich erwartet, wenn ich ausgehe”. Stephan ist gegen allgemeines und strenges Rauchverbot in der Öffentlichkeit. Er findet, die vorhandenen Nichtraucherzonen reichen aus. Stephan rauchte nur kurze Zeit. Es fiel ihm nicht schwer damit aufzuhören. Heute stört ihn der dicke Qualm im Zimmer, wenn jemand raucht.

Wie ihm geht es vielen anderen auch, die nicht rauchen. Rauchen ist noch bei vielen Jugendlichen gefragt, aber viele wollen auch wieder aufhören. Und wie Stephan, machen sie dann die Erfahrung: auch als Nichtraucher wird man von den anderen akzeptiert.

“Jugendliche, die rauchen, gehören heute einfach zum Alltag”, erklärt Jenny. So wie sie [rkey]denken viele Jugendliche und auch Erwachsene. Sie selbst raucht seit fünf Jahren. Ihre Eltern wissen und tolerieren es. “Meine Mutter meint,  sie kann es mir nicht verbieten. Ich würde es auch ohne ihr Erlaubnis tun”, erzählt sie. Früher hat Jenny auch illegale Drogen genommen. Damit ist heute Schluss! Ihre Mutter ist deshalb froh, dass ihre Tochter nur raucht.

In Deutschland dürfen Jugendliche unter 16 Jahren nicht in der Öffentlichkeit rauchen. Und was passiert, wenn sie es trotzdem tun? — “Nichts!” weiß Denise. Auch bei ihr gehört Rauchen zum Alltag. “Morgens rauche ich erst einmal eine Zigarette. Das ist für mich genauso schön wie für andere Leute das Frühstück”, bekennt Denise. Sie raucht regelmäßig seit ihrem elften Lebensjahr. Heute ist das meistens eine Schachtel am Tag. Da Rauchen sehr teuer ist, reicht ihr Taschengeld nicht aus. Sie geht deshalb putzen. Ihre Eltern wissen Bescheid. Sie rauchen selbst.

Denise hat mehrmals versucht mit dem Rauchen aufzuhören. Sie hat Angst, denn sie hat einen Großvater, der an Folgen des Rauchens erkrankt ist. Ihm wurden beide Beine und einige Finger amputiert. Trotzdem hat sie bislang nicht geschafft: “Dann werde ich total nervös und aggressiv. Ich kaue an meinen Fingernägeln und muss sehr viel essen. Da halte ich nicht aus”. Als sie an Gewicht zunahm, fing sie wieder an zu rauchen. Wie Denise geht es vielen Mädchen. Für die meisten ist es sehr wichtig schlank zu sein und gut auszusehen. Dafür riskieren sie leichtfertig ihre Gesundheit. Timo und Falk haben sich in der Schulpause beim Rauchen kennengelernt. Beide sind noch keine 16 Jahre alt. Deshalb rauchen sie heimlich. Hinter dem Schulgebäude treffen sie sich mit den anderen jungen Rauchern — natürlich immer auf der Hut vor den Lehrern. “Man geht dahin, um Spass zu haben und Leute zu treffen. Das ist ähnlich wie beim Sport. Rauchen verbindet”, erklärt Tim. Vor einiger Zeit hat ein Lehrer die beiden beim Rauchen erwischt. Sie bekamen eine Strafe und mussten Zigarettenkippen auf dem Schulhof einsammeln. “Solche Strafen schrecken die Schüler natürlich nicht”.

Texterläuterungen

werben — рекламувати        

der Qualm — дим[/rkey]

(Еще не оценили)

Загрузка...

Из последних произведений украинской советской прозы учителю будет интересна повесть Юрия Мушкетика «Желтый цвет одуванчика» («Жовтий цвы кульбаби»), вошедшую в его книгу «Обвал» (Кшв, 1985). В этой повести-исследовании пересекаются жизненные пути и литературные судьбы двух ровесников, современников, даже соучеников — Гоголя и Нестора Кукольника, некогда популярного, а ныне забытого поэта и драматурга. На фоне гоголевской славы, пришедшей поздно, однако навсегда, слава его соперника оказалась эфемерной и непрочной, как пух одуванчика. Актуальность затронутой писателем проблемы в том, что подобные противостояния не раз повторялись в истории литературы. Разобраться глубже в достоинствах повести учителю поможет статья И. Дзюбы «С глазу на глаз с гением» . В этой повести автор выступает как комментатор событий, с активной оценкой героев и ситуаций.

«Наивному биографизму» романов В, Авенариуса и Ю. Гаецкого критик И. Дзюба3 противопоставил «проблемно-интерпретационные» произведения о Гоголе, к которым, наряду с повестью Ю. Мушкетика, отнес и дилогию Г. Колесника «Прелюди Гоголя» (КиТв, 1984) и «Осп Гоголя» (Кит, 1986). Активностью авторской концепции в осмыслении «своего» Гоголя романы Г. Колесника приближаются к книгам О. Форш и Е. Есенкова, но в них шире затронута проблема «Гоголь и народ», интенсивнее показано творческое и нравственное созревание таланта сатирика в юности, острее — жизнь сердца, сделана попытка обогатить сердечный опыт героя романом (а самом прямом смысле слова) с одной из первых красавиц его времени А. Смирновой-Россет. Между тем тонкий и вдумчивый анализ их многолетних отношений, но в плане только увлеченности «высокой и святой», по словам самого Гоголя, учитель найдет в ро* мане-эссе В. Чивилихина «Память».

В первой книге дилогии ощутима авторская установка на романтическое изображение юноши Гоголя в пору становления его нравственного и творческого мира, обрисован круг впечатлений, воплощенных впоследствии в творчестве. Г. Колесник ненавязчиво рисует те моменты «живого созерцания», из которых рождалось творчество, «подготовительный» этап обращения к теме Украины.

Во второй книге, поэтичность заглавия которой возвращает нас к политической лирике Т. Г. Шевченко («Оси. Глава XIV»), Гоголь изображен в ней в пору своих высших творческих свершений — создания «Ревизора» и «Мертвых душ», в контактах с простым народом, многообразных связях с выдающимися современниками, и впечатление от его личности передается через призму восприятия разных людей. Лейтмотивом романа становится двуединая мысль: «Идти вперед —это быть Гоголем». Со смертью его как художника слова эта тема исчерпывается:.

Чаще, чем к художественной прозе о Гоголе, учитель в своей работе вынужден обращаться к стихам о великом писателе. Эпиграф к уроку и внеклассному мероприятию, монтаж к литературному вечеру и материал для литературной газеты или альбома, выставка к гоголевскому юбилею — все это можно найти в биографических стихах о нем.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В целом интересная, вполне доступная книга А. Полторацкого написана очень неровно. Рука мастера сказалась в оригинальном сплаве лиризма и украинского юмора, в непринужденной манере лирических отступлений, находках-деталях. В плане негативном бросается в глаза обилие «проходных» эпизодов, перегрузка реминисценциями из Гоголя и мемуарной литературы, избыток риторики. В «Странствиях Гоголя» писатель изображен в процессе работы над своей главной книгой — «Мертвыми душами». А. Полторацкий обратился к полному драматизма, но достаточно освещенному в мемуарах периоду жизни писателя с 1836 по 1841 г. Она была в этом промежутке времени настолько динамичной и насыщенной странствиями, встречами, художественными и нравственными поисками,  что  не нуждалась в поэтическом домысле. Книга завершается кульминацией творческого пути Гоголя. Чуткий современник художника, П. Анненков заметил, что «1841 год был последним годом его свежей, мощной, многосторонней молодости…»

Повесть А. Полторацкого — лирический рассказ о творческом зените писателя. В ней средствами художественной биографии изображена оптимистическая трагедия — рождение гениального творения, стоившего жизни своему творцу. Мотив странствий, дороги, тройки проходит через все произведение — Гоголь странствует в географических и временных измерениях со своими героями. Образ его—одна из главных удач книги, согретой лиризмом, мягким юмором, легкой иронией. Автору удалось без [rkey]особых натяжек раскрыть внутреннюю цельность противоречивой натуры Гоголя: самоуверенность и робость, искренность и лукавство, аскетизм и пристрастие к хорошему столу, беспечность и постоянную внутреннюю сосредоточенность, наивную веру и широкую религиозную терпимость.

Можно отметить добротность фактографической основы книги и в то же время некоторое злоупотребление раскавыченным гоголевским текстом — полуцитатами в монологах, диалогах, репликах, деталях, описаниях. Произведение полифонично: в нем звучат многие голоса, язык метафоричен, символика богата. Книга способна доставить радость «эстетической встречи> с живым образом великого писателя. Менее впечатляющей оказалась последняя, пятая книга цикла — «Последние годы». 3 завершающей главе ее «Смерть и бессмертие. Вместо эпилога» А. Полторацкий писал, что была еще задумана повесть о последних четырех годах жизни Гоголя — превратившегося в руину прежнего «царя русского смеха». Учитель может обратиться к этому монументальному  роману-хронике, получившему обстоятельную и в целом положительную оценку .[/rkey]

(Еще не оценили)

Загрузка...

Историко-биографическая проза о великом писателе переболела всеми болезнями роста этого жанра. Несколько изданий выдержала трилогия В. Авенариуса «Школа жизни великого юмориста». Автор ее достаточно добросовестно и обстоятельно скомпоновал биографические факты, но у него Гоголь-человек и Гоголь-художник существуют вне исторической эпохи. Перед нами не книга о становлении граж-данина и великого сатирика, «аналитика пошлости пошлого человека» (Ап. Григорьев), а развлекательные сцены из жизни «великого юмориста». Манера автора лишена психологизма, история жизни Гоголя не доведена до кульминации жизненных и творческих исканий.

Современная художественная гоголиана богата и разножанрова. Кроме романов, о которых будет идти речь, можно обратить внимание учителя на многочисленные произведения в жанре «малой прозы» с разной степенью соотношения художественного и документально-очеркового начала: «Именины» Ю. Гаецкого, «Гоголь и Лермонтов» В. Захаржевского, «Птицы в клетках» А. Шишко, «Рассказы о Гоголе» Е. Сереб-ровской, «Шинель» Л. Борисова, «Дом в Васильевке»  И. Золотусского, «Петербургская повесть» М. Васиной. Рассказы-эссе о» Гоголе он найдет в книгах А. Горелова «Очерки о русских писателях», Г. Степанова «День из жизни писателя». Кроме того, образ Гоголя в плане яркой, могущей заинтересовать учителя характеристики проходит через историко-биографические книги, в которых он не является главным действующим лицом: «К вершинам искусства» и «Портрет по памяти» А. Борщаговского, «Последние годы Багрова-внука» Н. Яновского-Максимова, «Недуг бытия. Хроника дней Евгения Баратынского» Д. Голубкова. В этот ряд можно поставить приключенческий роман В. Синенко «Золото Черной горы».

Однако наиболее полными возможностями раскрытия сложного образа великого художника обладают произведения «большой прозы», в которых образ Гоголя преломился не только через авторскую концепцию, но и через идейно-художественные тенденции своей эпохи. «Суд» над писателями прошлого во многом определил трагедийно-обличительный аспект видения Образа писателя и в незавершенной трилогии С. Н. Сер-геева-Ценского «Ночь и Гоголь» — опубликована только третья часть ее «Гоголь уходит в ночь». Писатель с клинической точностью нарисовал распад личности великого художника, задушенного беспросветной ночью николаевской реакции. Современная критика в отличие от критики 30-х годов не находит в книге Сергеева-Ценского смакования биологической стороны трагедии Гоголя: «Ценский сделал смелую попытку показать Гоголя этого периода как человека, причем человека больного и глубоко несчастного, сознающего свою болезнь, но не. желающего и не пытающегося бороться с нею, потому что у самого стала… «мертвая душа».

Последние годы жизни Гоголя, время работы над «Мертвыми душами», мучительные поиски гармонии жизни стали предметом художественного осмысления в романе Ольги Форш «Современники», который и сегодня не утратил своего художественного значения в трактовке драмы двух гениев — Гоголя и Александра Иванова. Обратившийся к этой книге учитель-словесник найдет подробный комментарий к ней в издании: Форш Ольга. Собр. соч.: В 8 т.— М.; Л., 1962—1964.—Т. 2.—С. 469—500. Подробный анализ романа содержит монография: Тамарченко Анна. Ольга Форш: Жизнь, личность, творчество.— 2-е изд., доп.—Л., 1974.— С. 292—324. Содержательный разбор романа сделан также С. М. Петровым в его книге «Советский исторический роман» (М., 1958).

Роман О. Д. Форш был начат в 1924 г. Его значение в литературной борьбе эпохи определялось полемикой с рапповским нигилизмом по отношению к куль-туре прошлого и ее великим деятелям. Основная коллизия романа — в споре двух великих современников о судьбах современного им искусства. Гоголь показан писательницей на том идейном и нравственном переломе, когда он разуверился в возможностях искусства преобразить жизнь и стал искать в нем способ спасения души. Трагической судьбой Гоголя писательница утверждает, что уход от запросов современности обрекает даже гениального художника на творческое бессилие.

Писательница сознательно сместила хронологию, «спрессовала» события: то, что происходило с Гоголем в 1845—1849 гг., вместилось в полгода условного романного времени, создавая иллюзию стремительности исторического движения, обрушившегося на писателя, не сумевшего осмыслить до конца характер своей эпохи. Он умер как творец-мыслитель, согласно концепции Форш, еще до своей физической гибели, потому что отступился от нужной для России гражданственной, преобразующей миссии литературы. Но писатель-ница несколько упростила сложный и растянутый во времени характер этого процесса. В романе поставлена актуальная и сегодня проблема связи духовной культуры с революционно-освободительным движением. В советской критике утвердилось мнение, что сильные и слабые стороны талантливой книги обусловлены не только индивидуальной манерой автора, но и тенденциями эпохи его создания—духовная драма Гоголя оказалась оторванной от исторических судеб России.