Сочинения

(Еще не оценили)

Загрузка...

В пансионские и университетские годы Лермонтова театральная Москва увлекалась гениальным русским актером П. С. Мочаловым, исполнявшим главные роли в пьесах Шиллера. Лермонтов писал в 1829 году М. А. Шан-Гирей: «Помните ли, милая тетинька, вы говорили, что наши актеры (московские) хуже петербургских. Как жалко, что вы не видали здесь «Игрока»2, трагедию «Разбойники»3. Вы бы иначе думали. Многие из петербургских господ соглашаются, что эти пьесы лучше идут, нежели там, и что Мочалов в многих мостах превосходит Каратыгина».

А осенью того же года юный В. Г. Белинский писал и-з Москвы родителям, что он уже успел четыре раза побывать в театре и «видел в ролях Отелло и Карла Моора знаменитого Мочалова, первого, лучшего трагического московского актера, единственного соперника Каратыгина. Гений мой слишком слаб, слишком ничтожен, недостаточен, чтобы достойно описать игру сего неподражаемого актера, сего необыкновенного гения, сего великого артиста драматического искусства»’.

Из писем Лермонтова и Белинского выясняется, что оба они были не только страстными поклонниками артистического таланта Мочалова, ЕЮ И МОГЛИ «постоять» за него, когда кто-либо ставил его «ниже» актера петербургского Александрииского театра В. А. Каратыгина.

В оценках Лермонтовым и Велинским Шиллера и Шекспира также много сходного. Не отсюда ли зародилась взаимная симпатия поэта и критика, обнаружившая себя много времени спустя при их недолгом личном знакомстве?

Итак, Лермонтов готовился к созданию своей первой пьесы. Он тщательно выбирал для нее сюжет. В его тетради появляются записи сюжетов — «разбойничьего», «из римской истории», «испанского», «русского» (о молодом человеке «недворянского происхождения») и других, но ЕЕИ один из них не увлек его настолько, чтобы он предпочел его другим.

Но вскоре Лермонтов стал работать почти одновременно над двумя пьесами: «Испанцы» и «Люди и страсти». Время их создания — начало 30-х годов. Время действия в «Испанцах» — историческое (конец XV или сороковые годы XVI века), а в пьесе «Люди и страсти» запечатлена современность. В первой из них Испания под властью инквизиции, во второй — Россия под крепостническим гнетом. «Испанцы» написаны вольным стихом, «Люди и страсти» — прозой. В первой из них язык возвышенно-риторический, во второй — язык бытовой у всех персоЕгажей, кроме главного героя, который, чтобы сильнее выразить свои чувства, нередко прибегает к риторике.

Обе пьесы Лермонтова проникнуты пафосом свободолюбия, негодованием против любых форм деспотизма — социального, националыю-расового, религиозного. Исследователи ранней драматургии поэта полагают, что, приступая к работе над «Испанцами», Лермонтов не думал писать историческую трагедию «условного стиля» в духе таких хорошо известных ему пьес, как «Дол Кар-лос» Ф. Шиллера, «Эрнани» В. Гюго и другие. «Испания,— утверждает Б. М. Эйхенбаум,— понадобилась Лермонтову только как исторический материал, при помощи которого можно было высказать свои мысли о положении на родине. Ему не нужны ни короли, ни герцоги; ему не нужна даже хронология. Действие «Испанцев» происходит в Кастилии (как указано в ремарке), но когда — неизвестно: на это нет никаких прямых указаний ни в ремарках, ни в тексте»1.

Это мнение об «условной» Испании в пьесе Лермонтова разделяют и другие лермонтоведы2. Но есть и иная точка зрения на характер «историзма» в трагедии «Испанцы». В ней, как пишет Н. М. Владимирская, «обобщенность и романтическая условность изображения сочетаются с конкретностью исторических деталей и национального колорита»3.

Известно, что в юные годы поэт был увлечен семейным преданием о происхождении рода Лермонтовых от мифического испанского герцога Лермьп Свои письма к друзьям, да и стихи в альбомы к подругам юности он иногда подписывал так:  М.  Ьегта.

Герцога Лерму исследователи называют «мнимым испанским предком Лермонтова». После кончины поэта был найден в архиве документ о шотландском прапорщике Георге Лермонте, перешедшем в начале XVII века на русскую службу. Установлено, что М. Ю. Лермонтов «приходится   ему   прямым   потомком   7-го   поколения»4.

Но не только этой причиной был вызван его острый интерес к испанской теме в конце 20-х — начале 30-х годов. В западноевропейской и русской литературе и журналистике широкое освещение получили события, вызванные Испанской революцией 1820—1823 годов. Лермонтов — с его удивительной отзывчивостью на возникавшие в его время всплески освободительной борьбы народов — не мог не откликнуться и на события в Испании.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Трудно сейчас сказать, какое из искусств раньше других увлекло Лермонтова: поэзия, музыка или живопись. Еще труднее установить, когда он увлекся театром. Известно, что ему шел всего пятый год, когда он впервые «переступил порог» театра в Москве, куда его привезла Е. А. Арсеньева летом 1819 года. 1 июля он смотрел с бабушкой оперу «Невидимку»1. Видимо, она произвела на него впечатление, так как в 1827 году он снова смотрел эту оперу, о чем написал своей двоюродной тетушке М. А. Шан-Гирей. В том же письме тринадцатилетний Лермонтов просит прислать принадлежащие ему «воски» и вот для чего: «…мы сами делаем Театр, который довольно хорошо выходит и будут восковые фигуры играть…» «Устроителями» этого театра были сын Марии Акимовны Шан-Гирей — Аким, дети соседей Мещериновых и будущий художник М. Н. Меликов, познакомившийся с Лермонтовым в 1826 году.

1 Волшебно-комическая опера «Князь-Невидимка», или «Личардо-волшебник», в 4 действиях, музыка композитора К. Л. Кавоса (1776-1840). Бабушка Лермонтова могла бы повторить слова, сказанные Вильгельму Мейстеру его матерью: «Сколько раз укоряла я себя за этот проклятый кукольный театр, подаренный вам на рождество двенадцать лет тому назад и впервые внушивший вам любовь к сцене».

Юиый Лермонтов сочинял для кукольного театра сценарии, сценки и либретто. Позднее он искал сюжеты для драм и трагедий на исторические и современные темы, а в студенческие годы и для своих первых пьес. В пансионские и университетские годы Лермонтов участвует в бурных спорах, которые вела молодежь о пьесах Шиллера и Шекспира и их постановках на сценах московских и петербургских театров.

В письме к М. А. Шан-Е’ирей Лермонтов со всем пылом юности старается убедить свою «тетипьку» в том, что Шекспир — величайший из драматургов во всей вселенной. «Вступаюсь за честь Шекспира» — так начинается это письмо4. Интересно, что его заступничество за великого английского драматурга не сводится к тому, чтобы объяснить смысл драмы «Гамлет». Лермонтов резко критикует скверные переводы шекспировской пьесы на русский язык и горько сетует на то, что «эти . переводы, к сожалению, играются у нас на театре». Он бранил дельцов театра за произвольное исключение замечательных сцен «Гамлета» из текста пьесы в дурных ее постановках.

Далее молодой поклонник Шекспира приводит свой перевод некоторых сцен пьесы и восклицает: «И это не прекрасно!» Заключая, Лермонтов говорит: «Ваше письмо меня воспламенило: как обижать Шекспира?»

Лермонтов никому не позволял «обижать» и другого великого драматурга и поэта — Фридриха Шиллера. В ранних лермонтовских пьесах чувствуется влияние Шиллера и в построении, и в романтически приподнятых над окружающей их средой главных героях. Однако это не помешало молодому автору сказать правду о крепостничестве в России.

Увлечение немецким поэтом в пансионские годы побудило Лермонтова осуществить переводы «из Шиллера». Это — «Три ведьмы» (отрывок из шекспировского «Макбета» в переводе Шиллера), «Встреча», «Баллада» («Над морем красавица-дева сидит…»), «Дитя в люльке», «Перчатка»  и другие.

Переводами произведений иностранных авторов Лермонтов занимался в течение всей ОН обращался но только к творчеству Ф. Шиллера, но и к таким поэтам, как И. В. Гете, Д. Байрон, Г. Гейне, А. Мицкепич. «Переводы» у Лермонтова большей частью не столько воспроизводят оригинал,— пишет А. В. Федоров,— сколько являются вариацией на мотивы иноязычного автора, или так называемым вольным подражанием. В них Лермонтов чрезвычайно самостоятелен; он сохраняет специфику подлинника лишь в той мере, в какой она отвечает его творческим интересам».

(1голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

Я люблю птахів, із задоволенням спостерігаю за ними. Найбільше мені подобаються снігурі — казково красиві птахи. Якось побачив снігурів на горобині, І мені спало на думку зробити власного снігура і причепити його на гілочку. Що ж І цього вийде? Стояла глибока осінь. Листя майже облетіло. Стих пташиний хор. Раніше в кронах дерев, що ростуть на проспекті, птахи улаштовували розспіви, радували перехожих своїм гомоном. А зараз на проспекті переважають гудки та шум автомобілів і брязкіт трамваїв.

Недалеко від нашої семиповерхівки росте розкішна горобина. Вона давно вже

 скинула листя, і лише соковиті пишні грона ягід полум’яніють у сонячні та хмурі дні.

Одного разу, повертаючись зі школи, я звернув увагу на нашу горобину. З кро ни дерева чувся звук, схожий на стогін, паче кликали на допомогу. Тихенько-‘Я хенько я пішов на цей звук, і мені відкрилася незвичайна картина: гілки горобини були вкриті казковими птахами, що сиділи нерухомо, наче заворожені. Поважні, надуті, з яскраво-червоними грудками, у синювато-чорних капелюшках, з бліЯ кучими чорними крилами, інші — з сірувато-блакитними грудками, вони майжі причарували мене. Я впізнав у цих ошатних птахах снігурів. Батько колись розио» відав, що святкове оперення зовсім не гармонує з вдачею цих малорухомих, ЛЯ кливих і нетовариських птахів.

Коли я підійшов ближче, снігурі знялись і полетіли. Додому я повернувся понурий і збентежений.

—        Щось трапилося? — запитав дідусь. — Кажи, допоможу.

—        Та ні, нічого. Снігурів налякав, — додав я. — А вони такі красиві!

—        Ми, Олеже, зараз свого снігура зробимо.

Після вечері ми з дідусем засіли в його кімнаті. Він чудовий різьбяр і тонкощі: свого ремесла вчить мене. Ми разом зробили дерев’яного снігура. Я розмалюна птаха у святкові кольори, подивився на цього красеня і сказав:

—        Діду, а давай повісимо снігура на гілочку отієї горобини, що росте біля Щ динку на проспекті.

—        Ну що ж, спробуй. Заодно можеш поспостерігати, як справжні снігурі ші ставляться до твого, штучного.

Ну й дідусь у мене! Вигадає щось, запропонує, і я вже спокій втратив.

Не став я чекати наступного дня. Увечері вийшов з дому. Падав перший сніг, повільно, наче неохоче. Було тихо. Зрідка проносилися автомобілі. Я підійшов я горобини і повісив на гілочку нашого з дідусем птаха. Зітхнув і повернувся дЯ дому.

За кілька днів, проходячи повз горобину, я зупинився. На верхній гілці, саме над тією, де «сидів» мій снігур, я знову побачив зграйку ошатних птахів. Однії із них стрімко підлетів до мого, дзьобнув й гайнув до своїх. Знайомився, чи щЛ Я вирішив почекати, що ж ще вони зроблять? Не дочекався і пішов додому. МІЙ дерев’яний снігур, зроблений з такою любов’ю разом з дідусем, буде вірним горЯ бині і привертатиме увагу і перехожих, і птахів.

(Еще не оценили)

Загрузка...

У нашому під’їзді дев’ятиповерхового будинку на першому поверсі цілих три рили поштових скриньок —. по скриньці на кожну квартиру. Я люблю дивитися, нк поштар спритно розкладає по скриньках кореспонденції. Довго біля скринь не римується. Лічені сім’ї передплачують газети, рідко хто одержує листи — дедалі більше люди телефонують одне одному — отак і спілкуються. Земля оплутана мміесронними дротами, а тут ще з’явився мобільний зв’язок — не до листів. А у газет суперник свій — радіо, телебачення, Інтернет.

А бувають дні, коли всі поштові скриньки заповнені — це рахунки за комунальні послуги.

Мої батьки розповідали, що був час, коли поштар надривався під вагою пош-іарської сумки, заповненої газетами та журналами. Поштар приносив газети пранці і ввечері, залежно від часу виходу видання. Чому ж люди так охолонули до і.пет? Невже не цікаво взяти в руки щойно надрукований примірник і знайти в газеті щось важливе для себе?

Мені здається, що газета має бути в кожній родині.

По-перше, коли тримаєш у руках газету, здається, що вона надрукована саме мли тебе. Саме для тебе збирали новини журналісти, і поштар ніс газету у твій дім теж саме для тебе.

По-друге, газета надрукована на папері, і ти зможеш її зберігати у себе, як у бібліотеці, на відміну від новин, почутих по радіо.

По-третє, газета мас особливу енергетику, тому що скільки людей тримали її, перш ніж вона потрапила до твоєї поштової скриньки. Але найголовніше: газету і творено для читання. Сподіваюсь, не треба пояснювати, чому корисно й важли-ио читати?

У нашій сім’ї зберігаються декілька газетних примірників ще минулого століття. Це вже реліквія.

(Еще не оценили)

Загрузка...

З приводу вихідного дня у службовому приміщенні було тихо, безлюдно. Щ дверима одного з кабінетів лунали голоси. Там обговорювали дуже важливе пЛ тання: де Частка, Прийменник й Сполучник проведуть час: у лісі, на річці абеЯ зоопарку. Треба ж і Службовим Частинам мови колись відпочити, не лише прач цювати. Серед них вперше на збори запросили Вигука — хоч і відділився, прсЙ те ж свій.

• —        Мої вітання, добродії, здорові будьте! Спасибі, шо запросили, а то весь час сам по собі.
• —        Будьте й ви здорові! Ви у нас унікальне явище. До Сполучників вас не зеіі рахуєш.
• —        До нас, Прийменників, мабуть, теж.
• —        Про Прийменників й поготів. Ви такі важливі й поважні. Звісно, знаєтеся Іменниками та Займенниками.
• —        Виходить, моя справа кепська. Ех, як прикро!
• —        Та ні, навпаки! Сьогодні ми відпочиваємо, і нас ніхто не розшукуватиме.
• —        Вибачте, але без мене, безперечно, можна обійтися.
• —        Не думаю, шановний Вигуку. Без вас люди перестануть бути ввічливими. І
• —        О! Адже тільки на один день!
• —        Отакої! Не можна допустити жодного дня без слів «спасибі», «будь ласка’*! «бувайте здорові», «привіт», «даруйте».
• —        Як і без нас, любий Сполучнику. Ви йдете з нами, люб’язний Вигуку?
• —        Спасибі! Здорово! Звісно, йду.
• —        Отже до зоопарку?
• —        Ой-ой, мені страшно!
• —        Там усі мешканці у вольєрах та клітках.
• —        Що ж, треба поспішати. Довго без нас пані Граматика залишатися не по винна.
• …Увечері всі задоволені розходилися по своїх кабінетах. З-за дверей кабіие Вигуку до півночі чулися скрикування:
• —        Жах!.. Ой лишенько!.. Ось тобі на!.. Ха-ха-ха!.. Ну й ну!..
• Діалог з тополею (твір за поданим сюжетом)
• Росте у дворі тополя. Коли і ким посаджена? Невідомо. Але комусь вона за жає: Начебто дерево, але й у нього своє життя, свої інтереси, свої примхи. Одн разу до дерева підійшов хлопчик.
• —        Будь здорова, тополе! Те, що ти тополя, я знаю, і не проста — пірамідаль У тебе красивий світлий стовбур. Ти висока, велична.
• —        А ти хто?
• —        Я учень 7-А, моє ім’я Антон.
• —        Ти щось хотів? У тебе до мене є питання?
• —        Мені хотілося б дізнатися, хто посадив тебе у нашому дворі і коли.
• —        Це було давно, років сорок тому. У другому під’їзді мешкали двоє друзів. У рік закінчення школи вони посадили мене, огородили невисоким штахетником. Поливали мене, охороняли. Я була такою кволою.
• —        Навіть важко в це повірити, що ти була кволою. Он яка красуня! А стовбур біля підніжжя й не обхопити. І тіні даєш багато. У спеку так приємно під тобою стояти. А ті хлопці, що посадили тебе, навідують хоч зрідка?
• —        Ні, вони, мабуть, кудись поїхали, бо я їх не бачила більше у цьому будинку. Але одного разу мене захотіли позбутися. Й таке було.
• —        Як же можна згубити таке гігантське дерево?
• —        Тут, на жаль, якісь заповзятливі люди намітили місце для автостоянки. Ось І іадумали мене спиляти. Спасибі мешканцям двору, захистили. Навіть телевізійників викликали, мітинг улаштували.
• —        Це добре. У твоїй кроні щоденні мітинги. Скільки птахів гомонить без утоми.
• —        Трапляється, й б’ються, особливо сороки, ніяк не дійдуть згоди між собою.
• —        А тобі які птахи більше подобаються?
• —        Дятел. Він прилітає лікувати мене. А ще люблю спостерігати за ластівками. Але вони ніколи не сідають на мої гілки — дуже зайняті, ніколи їм сидіти.
• —        А яка пора року тобі, люба тополе, більш до вподоби?
• —        Мені приємна будь-яка пора року, кожна по-своєму цікава.
• —        Давай, тополе, дружити. Я до тебе приходитиму часто.

(2голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

У великій кімнаті нашої квартири є заповітний куточок. Там стоїть книжкоі ва шафа. Дві полиці її займають не книжки, а писанки. Це оздоблені візерунка-! ми яйця. Розписуванням яєць захоплюється моя мама. За фахом вона вчителька, а виготовлення писанок — це ще одна її улюблена справа. Мама вивчала, як ро бляться писанки, у Подніпров’ї, на Слобожанщині, на Поліссі, на Гуцульшині На Слобожанщині, наприклад, поширені крапанки, на Поділлі — так звані непелькові писанки. Найцікавіші орнаментальні мотиви притаманні гуцульським і писанкам.

Мама оволоділа технікою виготовлення писанок різних куточків країни. ПцІ санки вона робить навесні, перед Великоднем. Яйця фарбує в один або кілька ко- льорів. Орнаментує шкаралупу воском або наклеює шматочки кольорового паперу, фольги, тканини. Мама виготовляє писанки і для себе, і дарує знайомим.

Наша квартира нагадує музей писанкарства. Як розповідає мама, в Україні; силився інтерес до народного мистецтва й національної культури, відновилося  писанкарство.

Виготовлення писанок — дуже тонка робота. Для того, щоб над яйцем почати працювати, його треба підготувати в особливий спосіб. У шкаралупі робиться то«і ненький прокол, крізь утворений отвір вилучається вміст яйця. Лише потім починається робота художника, майстра. Як каже мама, писанка єднає нас з традицієн минулого. Українська писанка в світі є символом нашого народу.

Для мене справжнє свято починається тоді, коли мама береться за виготовлеиня писанки. Вона змінюється, стає справжньою красунею. її світлі очі блищать, на шоках з’являється рум’янець. Вона схиляє голову над своїм витвором, непокірливий каштановий локон спадає на її високий лоб. Закусивши нижню губу, воні, зосереджується на роботі і наче молодіє.

(Еще не оценили)

Загрузка...

   У нашому 7-Б є хлопчик з цікавим прізвищем — Черевичкін, а звуть — Віталій. Ми дружимо. Разом ходимо до школи, разом повертаємось, допомагаємо один одному з уроками, разом проводимо вихідні. Віталій старший від мене на півроку. Він — серйозна людина. Допомагає батькові, який ремонтує взуття. Якось так вийшло, що його прізвище відповідає сімейному ремеслу. Як розповідав друг, взуття шили і його дід, і прадід, і прапрадід, а ось тепер батько відкрив свою майстерню. Може, звідси його прізвище бере свою історію. У класі Віталія підколюють по-доброму, по-дружньому. Одна з щ чаток запитала якось, чи не пошиє він їй диво-черевички, схожі на ті, шо взяв імператриці гоголівський Вакула для своєї Оксани. Віталій відповів, що в ньогя ще не вийде, але батько пошиє черевики значно кращі за ті.

Мені стало цікаво, як вони — син і батько Черевичкіни — працюють, і одного разу я зайшов до них у майстерню.

Раніше я ніколи не бачив друга таким зосередженим. Він був увесь у роботИ На його стрункій хлопчачій постаті добре сидів фартух. Віталій був у футболці І темно-синіх джинсах. На ногах — кросівки, у яких він ходив до школи. Світле волосся закривала спортивна кепка. Волосся у Віталія довге, і тому воно заважало; йому в роботі, а така кепочка і практична, і надає вигляду ділової людини.

Побачивши мене, друг широко посміхнувся, і його зелені очі заіскрилися Я вперше побачив, що мій друг має правильні риси обличчя. Невеликий ніс, леді припухлі губи, на лівій щоці родимка. Його довгі пальці рухалися під час роботі спритно, як у музиканта. Видно було, що ця робота для нього звична і йому по4 добається відчувати себе нарівні з батьком.

Я мимоволі милувався своїм другом.

—        Ну, а Даші Мельник ти, Віталію, пошиєш черевички?

—        Як закохаюсь, може, й пошию…

(Еще не оценили)

Загрузка...

Лермонтов стал готовиться к поступлению в Московский университет. В августе 1830 года поэт выдержал экзамены и был принят в число его своекоштных студентов. Лермонтов поступил на отделение нравственно-политическое (позднее переименованное в юридическое), но, проучившись полгода, понял, что оно не отвечает его призванию, и перевелся на словесное отделение.Проучившись в университете всего около двух лет, Лермонтов хранил о нем добрые воспоминания. Достаточно привести одну строфу из его поэмы «Сашка», чтобы в этом убедиться:

Из пансиона скоро вышел он,
Наскуча все твердить азы да буки,
И, наконец, в студенты посвящен,
Вступил надменно в светлый храм науки.
Святое место! помню я, как сон,
Твои кафедры, залы, коридоры,
Твоих сынов заносчивые споры;
О боге, о вселенной и о том,
Как пить: ром с чаем или голый ром;
Их гордый вид пред гордыми властями,
Их сюртуки, висящие клочками.

«Сашка» — поэма реалистическая и во многих строфах насмешливо-ироническая. Но в словах «святое место» и «светлый храм науки» если и есть оттенок иронии, то отнюдь не насмешливой, а доброй и благодарной. Принадлежа к числу «сынов заносчивых» университетской, студенческой семьи, Лермонтов за два неполных года «студенства», как тогда говорили, многое увидел и узнал, заметно повзрослел. В ту пору университет еще не утратил своих давних хороших традиций подлинного «храма науки» и способствовал быстрому духовному возмужанию своих питомцев. И еще одно обстоятельство нужно иметь в виду, говоря о Московском университете 30-х годов прошлого века.
Может быть, никогда еще в его старых стенах не было среди студентов столько выдающихся личностей, как в студенческие годы Лермонтова. Ведь тогда же в Московском университете учились В. Г. Белинский, А. И. Герцен, И. А. Гончаров, Н. М. Станкевич, Н. П. Огарев. Вокруг каждого из них объединялась молодежь, возникали кружки, складывались дружеские взаимоотношения, сохранявшиеся долгие годы. Достаточно напомнить о дружбе Герцена и Огарева, которую они пронесли через всю жизнь.

Студенческая молодежь не замыкалась в своей среде, горячо откликалась на события общественной жизни. В сентябре 1830 года в Москве вспыхнула холерная эпидемия1. Занятия в университете были прерваны на несколько месяцев, а преподаватели и студенты медицинского факультета отправились в больницы и холерные бараки, чтобы помочь врачам и санитарам бороться со страшной болезнью. «Зараза приняла чудовищные размеры,— писал сокурсник Лермонтова Павел Вистенгоф.— Университет, ьсе учебные заведения, присутственные места были закрыты, публичные увеселения запрещены, торговля остановилась. Москва была оцеплена строгим военным кордоном и учрежден карантин. Кто мог и успел, бежал из города».

Одного из них, кто «был юн годами и душой, имел блистающий и быстрый взор», ужасали картины «гладкого мора». Другой был старше и опытнее, многое перенес и лишь «как бы невольно жить хотел» ради своего юного друга. Чума с беспощадной яростью убила того, кто так ее боялся и молил бога о спасении. И с невероятной быстротой наступил страшный финал: Пришли к ним люди, зацепив крючком Холодный труп, к высокой груде тел Они без сожаленья повлекли, И подложили бревен, и зажгли…

Можно подумать, что поэт своими глазами увидел эту картину — с такой безжалостной достоверностью подробностей она написана… Мрачные события «холерного года» послужили поводом для создания Лермонтовым целого цикла стихотворений, в которых юный поэт размышляет о смерти, как о неизбежном конце для всего живого и в то же время как о черте, переступая которую человек должен вспомнить и оценить всю свою жизнь. Таковы написанные в 1830 году стихотворения «Смерть» («Закат горит огнистой полосою…»), «Кладбище», «1830. Майя. 16 число» («Боюсь не смерти я. О нет!..»). «К…» («Не говори: я трус, глупец!..»), «Могила бойца» («Он спит последним сном давно…»). Таковы и написанные в следующем году «1831-го января» («Редеют бледные туманы…»), «Завещание» («Есть место близ тропы глухой…»), «Чаша жизни» («Мы пьем из чаши бытия…»), «Метель шумит и снег валит…», «Пора уснуть последним сном…» и другие.

Юный поэт страшится, что слепая судьба умертвит его «возросший деятельный гений» раньше, чем он сможет до конца пройти путь своего «самопознанья», а таЕгже познать «все, в чем есть искра жизни». Отсюда в высшей степени характерное для Лермонтова признание:

…и понять Я не могу, что значит отдыхать.
Для него «жизнь скучна, когда боренья нет».

Такими признаниями наполнено не только стихотворение-исповедь «1831-го июня 11 дня», но и многие другие лермонтовские произведения 30-х годов. В них юный поэт правдиво передал мысли и чувства своего поколения. «Жажда бытия», понимаемая как «жажда действования», была символом веры лучших представителей молодой русской интеллигенции во все периоды освободительного движения в стране.

В программной статье В. Г. Белинского «Литературные мечтания» (1834), сделавшей его имя известным всей читающей России, прозвучали слова, выразившие самую заветную мысль начинающего критика: «Без борьбы нет заслуги; без заслуги нет награды, а без действования нет жизни». Молодой А. И. Герцен столь же искренне и страстно, как и Белинский, признавался: «…хочется действования, ибо одно действование может удовлетворить человека. Действование — сама личность».

Но как могли эти необыкновенные энтузиасты, эти бесконечно талантливые молодые люди осуществить свои порывы к действованию, если эпоха, в которую они жили, была, по герценовской оценке, «зловещей». Тридцатые годы прошлого века были страшной порой в жизни России. Подавив восстание декабристов, Николай I стремился превратить страну в казарму для русского народа и в тюрьму для «инородцев». Малейшие проявления свободомыслия беспощадно преследовались и подавлялись.

Трагичной была судьба многих молодых мыслящих людей из числа передовых дворян. рВот что писал о них А. И. Герцен в своей книге «Былое и думы»: «Им раннее совершеннолетие пробил колокол, возвестивший России казнь Пестеля и коронацию Николая; они были слишком молоды, чтоб участвовать в заговоре, и не настолько дети, чтоб быть в школе после него… Разумеется, в десять лет они не могли состариться, но они сломились, затянулись, окруженные обществом без живых интересов, жалким, струсившим, подобострастным»2.
О том, как проходила юность его поколения, Герцен писал в книге «О развитии революционных идей в России»: «Нам дают широкое образование, нам прививают желания, стремления, страдания современного мира, а потом кричат: «Оставайтесь рабами, немыми и пассивными, иначе вы погибли». В возмещение за нами сохраняется право драть шкуру с крестьянина и проматывать за зеленым сукном или в кабаке ту подать крови и слез, которую мы с него взимаем».

(Еще не оценили)

Загрузка...

Подобные сигналы поступали к Николаю I еще в 1826 году, вскоре после завершения расправы над декабристами. Царь долго собирался посетить московский «рассадник свободомыслия», в котором, по словам Бенкендорфа, обучались «настоящие карбонарии», и сделал это в марте 1830 года, нагрянув в Пансион и не предупредив никого о своем посещении. «Оно было до того неожиданно, непредвиденно, что начальство наше совершенно- потеряло голову,— вспоминал Д. А. Милютин.— На беду, государь попал в Пансион во время «перемены» между двумя уроками (…). В такой-то момент император, встреченный в сенях только старым сторожем, пройдя через большую актовую залу, вдруг предстал в коридоре среди бушевавшей толпы ребятишек (…) Когда, наконец, появились надзиратели, инспектор и директор и навели порядок, император, возвратившись в зал, излил весь свой гнев и на начальство наше, и на нас с такою грозною энергией, какой нам никогда и не снилось»

Особую ярость императора вызвало то, что на почетной доске Пансиона он увидел имя одного из основателей Северного общества декабристов Николая Тургенева. В 1824 году Тургенев уехал за границу, после разгрома восстания был заочно осужден и приговорен к пожизненному заключению. Судьба Пансиона была решена: в конце марта 1830 года Николай I подписал «высочайший указ» о превращении Пансиона из привилегированного учебного заведения в казенную гимназию. Через две недели после объявления этого «указа» Лермонтов подал прошение об увольнении из преобразованного Пансиона, которое было незамедлительно удовлетворено. Два неполных года учился Лермонтов в Пансионе. И несмотря на усиленные занятия учебными предметами, он находил время для творчества!) В пансионские годы он написал поэмы: «Кавказский пленник», «Корсар», «Преступник», «Олег», «Два брата», «Джюлио», «Исповедь», либретто оперы «Цыганы». В эти же годы юным поэтом была написана вторая редакция самой известной его поэмы «Демон». К этим произведениям нужно прибавить около шестидесяти стихотворений и не дошедшие до нас три поэмы: «Индианка», «Геркулес» и «Прометей».

Когда же Лермонтов начал писать стихи? В «Автобиографических заметках» он так ответил на этот вопрос: «Когда я начал марать стихи в 1828 году, я как бы по инстинкту переписывал и прибирал их, они еще теперь у меня». Эта «заметка» сделана Лермонтовым в тетради в 1830 году. Заканчивается она таким признанием: «Нынче я прочел в жизни Байрона1, что он делал то же — это сходство меня поразило».

И в домосковский и в первый московский периоды творчество юного Лермонтова в значительной степени носит ученический характер. Не боясь никаких укоров и упреков в «подражаниях», он «заимствовал» для своих поэм строки, а иногда и строфы из поэм А. С. Пушкина, Д. Г. Байрона, И. И. Козлова, И. И. Дмитриева, М. В. Ломоносова, В. А. Жуковского, К. Ф. Рылеева и других поэтов. Особенно много таких «переносов» в поэмах «Черкесы», «Кавказский пленник», «Корсар». В статье Д. Д. Благого «Лермонтов и Пушкин (Проблема историко-литературной преемственности)» показано, что «усвоение Лермонтовым Пушкина начинается с детских лет»: тринадцатилетний Лермонтов «старательно переписывает… весь «Бахчисарайский фонтан». Затем «весьма скоро от простого переписывания стихов Пушкина Лермонтов переходит к следующей стадии — более или менее близкого их пересказа». Смысл этих заимствований лермонтоведы видят в том, что «юный поэт пытается отыскать свой путь в процессе овладения чужим готовым материалом. При этом надо иметь в виду, что сам Лермонтов не предназначал свои ранние стихи и поэмы для печати, многие из них были ученическим этапом, творческой лабораторией поэта».

Сопоставив две ранние поэмы — пушкинскую и лермонтовскую,— написанные на кавказском материале, Д. Д. Благой установил, что сюжет лермонтовского «Кавказского пленника» частично заимствован из одноименной поэмы Пушкина2.
Фабула поэмы четырнадцатилетнего поэта разрешается не по Пушкину. Если пушкинский пленник одинок в плену, то у Лермонтова он встречает в ауле своих старых друзей:

(…) Его мученья
Друзья готовы разделять
И вместе плакать и страдать.

«В «Кавказском пленнике»,— пишет Д. Д. Благой,— сказывается и смелое стремление 14-летнего мальчика помериться силами с величайшим поэтом современности, кумиром самого же Лермонтова, потребность рассказать взволновавший, захвативший его сюжет на свой лад, передать как-то по-своему»3. Еще более заметно это стремление к самостоятельности в ранней лирике Лермонтова и в «Демоне» — одном из самых ранних лермонтовских замыслов. Поэт воплощал его до конца дней, сначала в стихотворении, а затем и в поэме.
Как и в поэме «Кавказский пленник», в разработке этой темы Лермонтов идет за Пушкиным, он подчеркнуто повторяет заглавие: у Пушкина стихотворение «Демон», написанное в 1823 году, называлось сначала «Мой демон». Лермонтов берет это заглавие для стихотворения, написанного в 1829-м, а затем переработанного в 1831 году.

Но как далеко он отходит от пушкинской трактовки этого образа и в стихотворении, а затем в особенности в своей великой поэме «Демон», начальные редакции которой были им написаны еще в отроческом возрасте! Пушкиноведы справедливо говорят, что для зрелого Пушкина демон был уже пережитым увлечением, отошел от него в прошлое. Кроме того, он воспринимался поэтом как нечто ему противостоящее’. Для Лермонтова жэ это был если и не «двойник», то спутник («Как демон мой, я зла избранник…»). Образ демона был гениальным открытием юного поэта, он многое значил не только для лермонтовского творчества, а и для всей русской и мировой поэзии.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Приехав в Москву, Е. А. Арсеньева с внуком сначала жила на Поварской улице1, потом переехала на Малую Молчановку. Е. А. Арсеньева не сразу выбрала жилище, отвечавшее ее вкусу и привычкам. Она поселилась в одном из центров стародворянской Москвы, каким издавна был Арбат с прилегавшими к нему улицами и переулками. Елизавета Алексеевна часто возила внука на Трубную улицу в дом Петра Афанасьевича Мегцеринова, который приходился ей дядей. В его семье царил культ Пушкина. Пушкинские книги занимали заметное место в обширной библиотеке Мещериновых. Никогда еще юный Лермонтов не видел так много книг русских и иностранных авторов. В этом доме часто звучала музыка. Мишель, как звали его московские друзья, рано увлекшийся рисованием, подолгу разглядывал картины, украшавшие стены комнат.

Ныне улица В. Воровского. Дом, где жил юный Лермонтов с бабушкой, не сохранился. Дворянская «фамусовская» Москва хорошо знала дом отца бабушки Лермонтова — Алексея Емельяновича Столыпина, владельца крепостного театра. Когда ему понадобилась крупная сумма денег, он решил распродать своих крепостных. По челобитной актеров Александру I их приобрела казна. И вышло так, что «труппа Столыпина положила основание труппе московского Малого театра».
Поселившись на Поварской, Е. А. Арсеньева с внуком почти ежедневно бывала у живших поблизости своих родственников Столыпиных, а позднее каждое лето проводила с ним в подмосковной усадьбе Середниково, приобретенной в 1825 году ее братом — Дмитрием Алексеевичем Столыпиным. Любил бывать Лермонтов в семье Екатерины Аркадьевны Столыпиной — вдовы Дмитрия Алексеевича, умершего в 1826 году. Екатерина Аркадьевна была талантливой пианисткой, в ее доме собиралась молодежь, умевшая и любившая веселиться. Ее дети быстро подружились с Лермонтовым.
Близ Поварской находилась усадьба Александра Николаевича и Екатерины Петровны Лопухиных. Их три дочери — Елизавета, Мария, Варвара — и сын Алексей стали друзьями Лермонтова. С Марией Лермонтов долгие годы находился в переписке. Варенька Лопухина покорила его сердце, и он посвятил ей несколько чудесных стихотворений. С Алексеем Лопухиным поэт был особенно дружен в годы студенчества.
Некоторое время спустя, словно бы оценивая годы своей московской жизни, Лермонтов писал Марии Лопухиной: «…Москва есть и всегда будет моя родина.— Я в ней родился, в ней много страдал, в пей был чрезмерно счастлив

В том же письме Лермонтов прислал свое знаменитое стихотворение «Белеет парус одинокий…». Его, как и другие лермонтовские стихи, бережно сохранили в семье Лопухиных.
По совету Мещериновых Е. А. Арсеньева решила отдать внука в Благородный пансион при Московском университете. По своему значению это учебное заведение приравнивалось к привилегированному Царскосельскому лицею, воспитанниками которого были Пушкин и некоторые из его друзей-декабристов.

Подготовку внука к поступлению в Университетский пансион Е. А. Лрсеньева поручила А. 3. Зиновьеву. Это был не только высокообразованный педагог, но и на редкость добрый человек. Увлекаясь русской историей, он и своему воспитаннику старался привить к ней интерес. Надолго запомнились юному Лермонтову прогулки со своим педагогом по Москве. А. 3. Зиновьев знакомил его О историческими памятниками, а затем требовал от него письменные «Отчеты о полученных впечатлениях». Для) будущего поэта-, писателя это была отличная школа.—-^ 1/Осенью 1828 года Лермонтов поступил в Московский I благородный пансион и был принят сразу в 4-й класс. По его просьбе он был зачислен полупансионером, что давало ему возможность ежедневно бывать дома.Ш 8 утра он в сопровождении гувернера приезжал в дом Пансиона1, занимался до 6 вечера и возвращался на Малую Молчановку, где жил с бабушкой. Едва передохнув, он принимался за домашние задания, и никакие силы не могли его оторвать от занятий языками, русской словесностью, немецкой литературой, рисованием.

Исключительные способности, а также рвение, с которым Лермонтов постигал учебные предметы, позволили ему при аттестации за 4-й класс занять второе место, а при аттестации за 5-й класс — первое место среди пансионеров. В пансионе преподавались предметы: математика, естествознание, физика, география, военное дело, богословие, рисование, музыка, танцы, древние языки, иностранные языки. Кроме того, уделялось большое внимание юридическим наукам, истории, словесности, ораторскому искусству.
Как удавалось пансионерам справляться с таким громадным объемом самого разнообразного учебного материала? Им предоставлялась возможность выбрать предметы, к которым они питали наибольшую склонность, и сосредоточить на них свое внимание. Все остальные науки изучались ими весьма поверхностно.

Когда инспектором Пансиона был университетский профессор М. Г. Павлов, среди воспитанников преобладал интерес «к литературному направлению»1. В Пансионе выпускались воспитанниками рукописные журналы и альманахи. В них увидели свет первые стихи Лермонтова и произведения других даровитых пансионеров. Все они состояли членами пансионского Литературного общества2, на заседаниях которого присутствовали не только преподаватели Пансиона поэты А. Ф. Мерзляков и С. Е. Раич, но и уже престарелый тогда поэт И. И. Дмитриев, в прошлом государственный деятель. Заседания Общества посещали и другие московские литераторы. Воспитанниками Пансиона были В. А. Жуковский, А. С. Грибоедов, Ф. И. Тютчев. За год до поступления Лермонтова в Пансион, его учеником был будущий друг и соратник А. И. Герцена — поэт Н. П. Огарев. Воспитанниками Пансиона были также многие из декабристов, и среди них: Н. М. Муравьев, Н. И. Тургенев, И. Д. Якушкин, А. И. Якубович, В. Ф. Раевский…

В Московском Пансионе царил дух свободомыслия, непокорства и преклонения перед памятью казненных вождей декабрьского восстания. Всего лишь за три года до поступления Лермонтова в Пансион его закончили многие из будущих «бунтовщиков», и в их числе П. Г. Каховский, казненный после восстания 1825 года. Пансионеры передавали из рук в руки запрещенные стихи казненного К. Рылеева, ссыльного В. Кюхельбекера, А. Пушкина, А. Грибоедова, А. Полежаева.

Начальник III отделения собственной его величества канцелярии граф А. X. Бенкендорф в 1830 году докладывал императору Николаю I: «Среди… воспитанников… пансиона при Московском университете… встречаем многих… мечтающих о революциях и верящих в возможность конституционного правления в России».