От оформления Библии до Корана

Прежде всего, мало общего в содержащемся в них образе богов. Так, в Новом завете он «един и троичен» — в трех лицах: бог-отец, бог-сын и бог — дух святой. А в Коране бог един. Согласно возводимому к пророку Мухаммеду изречению, что одной четверти Корана равна короткая 112-я сура, содержащая всего четыре аята: «Скажи: «Он — Аллах — един, Аллах, вечный; не родил и не был рожден, и не был ему равным ни один!» (Здесь и далее перевод Корана академика И. Ю. Крачковского.— Авт.) И Коран критикует тех, кто допускает, что у бога, не имевшего жены, мог родиться сын; наравне с Аллахом могли появиться другие боги.

Согласно Корану тот, кого «обладатели писания» выдают за сына бога, всего лишь один из пророков и посланников Аллаха, первым из которых был Адам. Наряду с Адамом и такими пророками, как Идрис, Зу-ль-Кифль, Худ (Гуд), Салих, Шухайб, Зу-ль-Карнайн (Искандар, Александр Македонский), которых нет в Библии, в Коране есть образы, имеющие общие черты с библейскими патриархами, царями, пророками. Это пророки Корана Нух (соответствующий образ в Библии именуется Ноем), Иб-рахим (соответствует Аврааму), Лут (Лот), Исмаил (Измаил), Исхак (Исаак), Йакуб (Иаков), Йусуф (Иосиф Прекрасный), Муса (Моисей), Харун (Аарон), Йу-нус (Иона), Айюб (Иов), Дауд (Давид), Сулейман (Соломои), Илйас (Илия), Иса ибн Марйам (Иисус, сын Марии).

Иса ибн Марйам назван в Коране предшественником последнего пророка, иначе «печати пророков», Мухаммеда. Однако ошибется предположивший, что его «жизнь» изображена здесь в соответствии с Новым заветом, что Иса «бог-сын», «спаситель», переживший распятие и смерть на кресте, погребение и воскресение. Нет, в 4-й суре Корана (аяты 156—157) читаем осуждение иудеев за их слова: «Мы ведь убили мессию, Ису, сына Марйам, посланника Аллаха» (а они не убили его и не распяли, но это только представилось им; и, поистине, те, которые разногласят об этом,— в сомнении о нем; нет у них об этом никакого знания, кроме следования за предложением. Они не убивали его,— наверное, нет, Аллах вознес его к себе… И поистине, из людей писания нет никого, кто бы не уверовал в него до его смерти, а в день воскресения (на страшном суде.— Авт.) он будет свидетелем против них!)» А в суре 5-й (аяты 116 и 117) добавлено: «И вот сказал Аллах: «О Иса, сын Марйам! Разве ты сказал людям: «Примите меня и мою мать двумя богами кроме Аллаха?» Он сказал: «Хвала тебе! Как можно мне говорить, что мне не по праву?.. Я не говорил им ничего, кроме того, о чем ты мне приказал: «Поклоняйтесь Аллаху, господу моему и господу вашему!»

Из приведенного хорошо видно, что представления Корана существенно расходятся с Библией. Троица понимается как некое объединение Аллаха, Марйам и ее сына — Исы, отрицается убиение и распятие Исы, сына Марйам, и т. п. С Новым заветом если и имеются параллели, то лишь с отвергаемыми христианской церковью апокрифическими евангелиями (например, с Евангелиями детства, евреев) или с объявленными ересью докетиз-мом и близкими ему гностическими учениями, а также с испытавшим его влияние манихейством. Кстати, в доке-тизме было развито представление о призрачности человеческой природы Иисуса Христа, воображаемости его мучений в земной жизни и т. п. А в манихействе, религии, возникшей в Иране в III в., было разработано представление о посланниках бога, проповедовавших божественную истину, которую люди искажали. Основатель этого учения Мани объявлен последним из таких вестников истины — «печатью пророков». То есть Мани назван так, как спустя три-четыре столетия определен пророк Мухаммед в Коране (33:40).

Конечно, от оформления Библии как книги до Корана прошло значительно больше времени, чем до написания священных книг манихейцев. Влияние Библии в данном случае определялось, как мы уже говорили, более всего устной традицией. При отсутствии перевода допускались, естественно, значительные отклонения и искажения, даже утверждения, будто у иудеев, по их словам, «Узайр — сын бога»; подобно-де христианам, у которых «мессия — сын Аллаха» (9:30). Под «Узайром» усматривают Ездру, кодификатора Пятикнижия и автора ветхозаветной Книги Ездры.

Вместе с тем в изложении сходных рассказов, например о творении богом в шесть дней мира, земли, флоры и фауны, имеющих общесемитические основы, видны и принципиальные отличия, связанные с характерными для арабов моральными нормами, психологическими аспектами. Так, в Ветхом завете, потрудившись шесть дней, бог устраивает себе отдых. Коранический же Аллах, тоже имеющий немало человекоподобных черт, после тех же шести дней творения поступает иначе. Аллах изрекает в Коране: «И сотворили мы небеса, и землю, и то, что между ними, в шесть дней, и не коснулась нас усталость» (50:37); «не овладевает им (Аллахом.— Авт.) ни дремота, ни сон…» (2:256).

Иная в Коране интерпретация и сцены и последствий грехопадения. Здесь нет угрозы за грехопадение «в поте лица» добывать хлеб свой и в муках рожать детей. Жена Адама по имени вообще не названа, и нет рассказа о ее создании из ребра Адама. Сказано лишь о том, что Аллах «простил» Адама и «повел прямым путем». Путь этот, Прочем, начался с грозного повеления Аллаха: «Низвергнитесь из него (из рая. — Авт.) вместе, врагами друг другу!» И еще низвергаемые услышали суровое предупреждение Аллаха: «А кто отвратится от воспоминания обо мне, у того, поистине, будет тесная жизнь! И в день воскресения (на страшном суде.— Авт.) соберем мы его слепым» (20:120-121, 123-124).

В Коране творец предстает, с одной стороны, великодушным, с другой — тщеславным. По его словам, «джиннов и людей» он создал только для того, чтобы они ему поклонялись. И одновременно заявляет: «…Не желаю от них никакого надела и не желаю, чтобы они меня кормили» (51:56-57).

Библия и Коран весьма объемистые произведения, каждое из них вобрало в себя и отражает представления, чувства и думы многих поколений, разных сословий и классов обширного региона. В то же время создатели этих книг не могли не привнести в них и свои своеобразные черты.

Коран, история его составления и редакций, а также мусульманское предание не содержат данных, которые оправдывали бы домысел фон Грюнебаума, будто «большая часть идей и представлений… в проповеди Мухаммеда — иудейского или христианского происхождения» (Грюне-баум Г. Э. фон. Классический ислам. Очерк истории. (600 — 1258), с. 38). Между тем подобные утверждения, по-видимому, побудили некоторых арабистов и исламоведов на Западе вновь заняться подбором доисламских иудейских и христианских апокрифических текстов, выдаваемых за истоки и основу Корана. «Заимствования», якобы обнаруженные в Коране, дают повод для высокомерного принижения его создателей — арабов и других народов Ближнего и Среднего Востока.

Все это не имеет отношения к подлинно научной оценке Корана — сложной по содержанию книги, первого значительного произведения арабской прозы, остающегося небезразличным и для многих миллионов людей нашего времени. Всесторонняя оценка Корана требует выяснения не только (а порой даже не столько!) характера его отношения к Библии — иудаизму и христианству, но и к религиям и культурам соседних стран Востока, и прежде всего к Ирану и к зороастризму.