Очерк истории: Развитие письменности

Развитие письменности, а затем и книжности у семитских племен и народов, в том числе у арабов и евреев, не происходило одновременно, и их взаимообогащение и связанный с ним обмен культурными ценностями проходил весьма неровно. Не только в далекой древности, но и в период сложения и первых редакций Корана, то есть в середине VII в., Библия на арабский язык не была переведена. Между тем немалое число евреев и арабов, принявших иудаистскую веру задолго до этого, жили не только на севере, но и на юге, а также в центре, на востоке и на западе Аравийского полуострова. Исходя из таких фактов, Шмидт имел основания написать, что до IX — X вв. «знакомство мусульман с торой (Пятикнижием, Ветхим заветом.— Авт.) было основано преимущественно на устных преданиях.

При Аббасидах (династии халифов, правившей в Багдаде в 750 — 1258 гг.— Авт.), когда арабы-мусульмане, в интересах историографии, стали интересоваться содержанием книг Ветхого завета, когда увеличилось число (принявших ислам.— Авт.) ренегатов из христиан, знакомство с книгами Ветхого завета стало более распространенным и появились даже переводы их на арабский язык. И мы видим, что тогда мусульманские апологеты подыскали много мест в книгах Ветхого завета, которые истолковываются ими как пророчества о пришествии Мухаммеда» (Шмидт А. Э. Новые данные по вопросу о мнимом упоминании имени Мухаммеда в Пятокнижии Моисея, с. 8).

Среди таких апологетов был арабский грамматик, филолог и историк Ибн Кутайба (828 — ок. 889), указываеший на места в Ветхом завете, в которых, по его мнению, содержатся пророчества о пришествии посланника Аллаха Мухаммеда. Так он толковал, в частности, 18-й и 19-й стихи 18-й главы Второзакония, где, обращаясь к Моисею, бог говорит: «Я воздвигну им пророка из среды братьев их, такого как ты, и вложу слова мои в уста его, и он будет говорить им все, что я повелю ему; а кто не послушает слов моих, которые пророк тот будет говорить моим именем, с того я взыщу». Следует пояснить, что у арабов в то далекое время было принято «братьями» называть сородичей мужского пола, и они-то, по-видимому, и имеются здесь в виду. Таким путем создавалось представление о «заимствованиях» и, одновременно, укреплялось учение о пророках. Вообще же «все эти попытки доказать правильность общих ссылок Корана на книги Ветхого завета путем точных цитат из них относятся ко времени не ранее II века хиджры (то есть мусульманского летосчисления, который по европейскому календарю продолжался с 27 июля 719 г. по 20 июня 817 г.— Авт.), и едва ли представляется основательным искать в приведенных текстах Корана связи с какими-либо определенными местами из книг Ветхого завета» (Шмидт А. Э. Новые данные по вопросу о мнимом упоминании имени Мухаммеда в Пятокнижии Моисея, с. 9).

Эти факты и соображения сохраняют силу и в наше время. С ними приходится считаться даже тем современным исламоведам, которые тщатся преувеличить значение иудейских и христианских влияний на Коран и вообще на ислам. В их числе Г. Э. фон Грюнебаум (1909—1972), бывший главой калифорнийской школы арабистов и исламоведов США. «…Ответ на вопрос о существовании доисламского перевода Библии на арабский язык,— писал он,— должен быть, безусловно, отрицательным; это же касается и настойчивого утверждения, будто арабская Библия появилась в районе Хиры (в Месопотамии.— Авт.) около 620 г. Псалмы и евангелия стали доступны на арабском языке не ранее VIII в., а широкоупотребительного точного перевода всей Библии не существовало даже в X в. Коран оставался единственной священной книгой на арабском языке» (Грюнебаум Г. Э. фон. Классический ислам. Очерк истории. (600—1258). М., 1986, с. 26).