Образы Василия Теркина и Ивана Чонкина

В. Войнович, конечно же, не ставил целью в своем романе-анекдоте пародировать образ Василия Теркина, но, несомненно и то, что перекличка образов Теркина и Чонкина, что называется, налицо. И, естественно, было бы интересно выяснить природу этого соотношения. Для начала заглянем в жанровые авторские определения: у А.Твардовского — «книга про бойца», у В.Войновича -«роман-анекдот». Вот как сам А.Твардовский в ответе читателям объясняет название жанра «книга»: «Узаконенных жанровых признаков поэмы, повести или романа в стихах не получалось, а нечто все-таки выходило, и это нечто я обозначил «Книгой про бойца». Имело значение в этом выборе то особое, знакомое мне с детских лет звучание слова «книга» в устах простого народа, которое как бы предполагает существование книги в единственном экземпляре (…) Слово «книга» в народном смысле звучит по-особому значительно, как предмет серьезный, достоверный, безусловный».

И еще по поводу жанра: автору важна была «внутренняя» законченность каждой отдельной части, главы, периода, строфы. Ведь «читатель мог и не дождаться моей следующей главы: он был там,где и герой, — на войне»(1). Но при всей внутренней целостности «книги» внешние контуры жанра несколько размыты: «Книга про бойца без начала, без конца». Герой остался жив, и, следовательно, есть возможность узнать о его новых подвигах.

Подытоживая разговор о жанре произведения А.Твардовского, уясним, что, с одной стороны, это «книга без конца», с другой стороны, она законченна и самостоятельна на уровне отдельных единиц — частей, глав, периодов, строф, и, наконец, что произведение это серьезное и значительное. Перед нами лиро-эпическая поэма с открытым финалом.

«Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» В.Войновича — роман-анекдот. Роман — это «большая форма эпического жанра литературы нового времени. Его наиболее общие черты: изображение человека в сложных формах жизненного процесса, многолинейность сюжета, охватывающего судьбы ряда действующих лиц, многоголосие…».(2) В романе — сама жизнь, втиснутая в рамки художественного целого, и она, естественно, больше их, этих рамок. Здесь рождается противоречие между «завершенностью сюжетно — композиционной организации романа и незавершенностью жизни героя, его личных возможностей».(3) В романе и завершенность, и незавершенность одновременно. Конец романа «развоплощает его, открывая в нем перспективы нового сюжетного развертывания, новой жизни».(4) Итак, роману свойственна открытость и пространность.

Что касается анекдота, то это «удивительный, даже исключительный случай, казус, курьез», «словесная миниатюра с чрезвычайно повышенным удельным весом отдельного слова»(5) — явление явно единично-завершенное. В «Словаре литературоведческих терминов» упоминается, что для анекдота важна остроумная концовка и он может иметь сатирическую и шутливую окраску, то есть над ним можно и нужно смеяться.

Словом, у А.Твардовского мы имеем дело с произведением завершенно-незавершенным и серьезным. У В.Войновича — с завершенно-незавершенным и… несерьезным. Жанровая природа произведений обоих авторов сходна, но в то же время приобретает и совершенно полярную эмоциональную окраску.

Теперь несколько слов об истории публикации, силе воздействия и читательской почте обеих книг. По выходе в свет книга А. Твардовского вызвала шквал писем любопытствующих, советующих, восторженных читателей. Любопытствовали читатели А. Твардовского о том, вымышленное или действительно существующее в жизни лицо Василий Теркин; как была написана эта книга. Советовали читатели А.Твардовскому писать продолжение книги о Теркине в послевоенное время и убрать главу о том, как Теркин попал в госпиталь, ведь он «не таковский парень».(6)

По выходе в свет книга В.Войновича также вызвала оживленный поток писем любопытствующих, советующих, восторженных и негодующих читателей. Любопытствовали читатели, кто он, этот автор, сколько гонорара отхватил за свою писанину, служил ли автор в армии, а если «увильнул», то по какой причине, и не «относится ли автор к той нации, которая не выговаривает буквы «р»? «Советовали читатели В.Войновичу «прекратить глумление над самым святым в народной памяти — павшими народными защитниками» и требовали дать опровержение кощунственной и злобной клевете.(7)

Итак, обнаружен еще один момент переклички исследуемых произведений: похоже-непохожая судьба. Обе книги необычайно популярны. Но в первом случае — массовая народная любовь, во втором — столь же массовая любовь-ненависть.

«Расстановка сил» в сюжетном пространстве обоих произведений сходная: и там, и там герой в трагические годы Отечественной войны 1941-1945 годов, на фоне и по отношению к этим событиям.

Отмечая определенное сходство, нужно подчеркнуть, что схожесть эта постоянно «оборачивается» противоположностью.

Эта тенденция лица и карикатуры, позитива и негатива проступает на уровне центральных героев. Но для того, чтобы ее выявить, интересно было бы понять, почему в Чонкине проглядывает именно Теркин, что собой представлял этот, ничего не подозревающий о своих родительских генах, персонаж.

Василий Теркин с самого начала существовал как явление вариативное. И сам автор тому причиной. Теркин родился из «уголка юмора» в газете «На страже Родины» в период финской кампании 1939-1940 годов. Правда, он был еще не Василием, русским «чудо — человеком», а просто Васей, «своим парнем, неким удачливым бойцом, фигурой условной, лубочной».(8) Вася никогда не унывает и весело совершает свои подвиги.

Это еще первый набросок будущего «святого и грешного» русского солдата. И, кстати, этот Вася Теркин уже имел, как отмечает А.Твардовский, своих «братьев и сверстников, таких же удачливых героев-балагуров, в раличных фронтовых изданиях, только носили они другие имена, например, Иван Гвоздев»(9), Фома Смыслов. Вася Теркин тиражируется и внутри повествования «Книги про бойца». В главе «Теркин-Теркин» у него появляется двойник:

Только Теркин
Не Василий, а Иван.(10)
Тоже орденоносец, тоже бронебойщик, хороший гармонист. Для чего автору понадобилось такое повторение? Для чего «по уставу каждой роте будет придан Теркин свой»? Очевидно, чтобы доказать, что Теркиных много, что Теркин есть в каждом русском солдате, что это — «человек-народ».(11)
У А.Твардовского же Теркин появляется и еще раз, спустя почти десять лет после написания «Книги про бойца», — в поэме «Теркин на том свете». Причем сам автор рассматривает эту книгу не как продолжение «Василия Теркина»: «Это вещь совсем иная, обусловленная особыми задачами сатирико-публицистического жанра».(12)

В тиражирование Теркина внесли свою лепту и читатели-почитатели «Книги про бойца». Неудовлетворенные ее окончанием, они предлагали свои вариации на тему «Василий Теркин», делая его то артиллеристом, то сапером, то танкистом. Тем самым, образ этот имел множество отражений, он — многоликий. Таков своеобразный герой Твардовского: он необычайно популярен, воистину народный герой, обладает бесконечным количеством вариантов, создаваемых как разнообразными авторами, так и самим А.Твардовским, причем последний совершает переключения своего героя из стихии подлинно драматической, даже трагикомической, в сатирическую.

Естественно, такая многовариантность одного и того же персонажа создает плацдарм для последующих использований этого образа или его каркаса, или же отдельных его черт.

В результате Иван Чонкин перекликается с Василием Теркиным уже через само имя. При ближайшем рассмотрении обнаруживается, что Теркина зовут Василием Ивановичем, а Чонкина — Иваном Васильевичем. Имена-перевертыши явно указывают друг на друга, как и двухсложные фамилии: Чон-кин, Тер-кин.

В Теркине совмещаются обыкновенность и геройство:

Красотою наделен
Не был он отменной.
Не высок, не то, чтоб мал,
Но — герой героем (12).
Герой, совмещающий «непринужденность, раскованный юмор и величайшую серьезность».(13) Герой настоящий, совершающий подвиг в защиту Родины. В нем, по выражению А.Твардовского, природный ум, смекалка не разнятся с делом. Несомненно, в Теркине есть сказочные черты. А.Твардовский «не сразу открывает подлинные качества своего героя, который, как сказочный Иван или Емеля, прикидывается простачком и лишь в конце является в настоящем виде».(14) Теркин и в ледяной воде не тонет, и подвиг совершает, балагуря, и часы починяет, и может угадать, где у бабки сало припрятано:
— Я работник.
Я бы дома в дело вник.
— Дом разрушен.
— Я и плотник.
— Печки нету.
— И печник.
Я от скуки — на все руки.
Буду жив — мое со мной (110)

А что же Чонкин? Если Теркин — герой, то Чонкин, несомненно, антигерой в привычном понимании. Его внешние данные — уже прямое тому подтверждение: «Боец последнего года службы Иван Чонкин был маленького роста, кривоногий, да еще и с красными ушами».(15) Сам автор предполагает возмущенные реплики негодующих читателей, изображая такую «нелепую фигуру», «героя в кавычках». Эта «никудышность» Чонкина, конечно же, сказочная. Чонкин — Иван-дурак, отгороженный от жизни до поры, до времени. Эта » зачуханность», нерасторопность — кажущаяся. Он неприспособлен к искусственному миру насилия и лжи, не знает его условий игры. Он — «естественный» человек в неестественных обстоятельствах».(16) Но вот он попадает в естественные обстоятельства — в Жизнь на Земле — и обнаруживает свою значительность. Чонкин — тот сказочный богатырь, который во время боя прикладывается к земле, черпая от нее силу. На огороде он работает легко и быстро, в доме «воду наносит, дрова наколет и щи варит».(17) Животные его любят, в работе с людьми он — единственный и незаменимый, даже крестом вышивает. Вот мастер на все руки! Настал черед подвигу — он и его готов совершить, причем запросто, даже и не осознавая всей грандиозности своего поступка. Что называется, «одним махом семерых побивахом» — он сразился с целым полком!
Кстати, описание подвига Чонкина иронически удваивает описание подвига Теркина. Теркин совершает героический поступок, сбив вражеский самолет. Чонкин защищает свой самолет от вражеского полчища, которое, на самом деле, является не кем иным, как подразделением Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА).

Отношения генерала и солдата (Дрынова и Чонкина) в романе-анекдоте пародийным образом переосмысляют аналогичные (только уже между генералом-майором и Теркиным) в поэме А.Твардовского. В «Теркине» их встреча — встреча близких людей:

Обнялись они, мужчины,
Генерал-майор с бойцом,
Генерал — с любимым сыном,
А боец — с родным отцом (80).
Генерал в поэме —
Твой ЦК и твой Калинин.
Суд. Отец. Глава. Закон (76).
Он — Наставник. Вызов к нему — Дело Необычайной Важности, ведь:
Он не то чтобы чинами,
Боевыми орденами,
Он годами старше всех (75).
Уважение и почет такому человеку обеспечены по делам его, ведь когда:
Ты пешком ходил под стол,
Он тогда уж был воякой,
Он ходил уже в атаку,
Взвод, а то и роту вел (76).

Генерал в «Чонкине», его заслуги — пародийная карикатура на отца-наставника. Головокружительная карьера Дрынова началась с крупного везения: «Командир батальона в доверительной беседе сказал ему, что про Троцкого можно говорить все, что угодно, но во время гражданской войны главкомом был все-таки он (…). Дрынов доложил Кому Надо и занял место комбата (…) (18) Генерала же получил он (…) за «выдающиеся достижения» в области военной науки, а именно: на учениях приказал обстреливать личный состав своей части настоящими осколочными снарядами, «максимально приближая обстановку к боевой». И люди погибли. Единственное военное умение Дрынова — умение окапываться. А руководство боевыми действиями у него сводится к сидению в блиндаже и передвижению на бронетранспортере. Сцены награждения в обеих книгах тоже каламбурно перекликаются. В «Теркине»:
Генерал награду выдал —
Как бы снял с груди своей —
И к бойцовской гимнастерке
Прикрепил немедля сам (76).

В «Чонкине» пародийное снижение высокой ситуации награды идет на всех уровнях: и в описании поведения героев, и в их речи. Дрынов журит своих подчиненных: «Раздолбаи, трах-тарарах… Целым полком не могли справиться с одним говенным солдатом. А ты, Чонкин, я тебе прямо скажу, — герой, хотя на вид обыкновенный лопух. От имени командования, так твою мать, объявляю тебе благодарность и награждаю орденом.
Генерал сунул руку под плащ-палатку, снял с себя орден и прикрутил к гимнастерке Чонкина».(19)

Но тут ситуация переворачивается окончательно, поистине сказочно. Чонкин попадает, что называется, «из огня да в полымя».

Выясняется, что он — изменник Родины. Тогда Дрынов, «помня о роли командира как воспитателя», объявляет: «Мой приказ о награждении рядового Чонкина отменяется. Рядовой Чонкин оказался изменником Родины. Героем он притворялся, чтобы втереться в доверие (…). Взять арестованного!»(20)

Определенную весомость, значительность центральным персонажам А.Твардовского и В.Войновича придает то, что они окружены ореолом молвы и легенды. Слухи о Теркине, о его жизни и смерти «увеличивают» положительность героя, как бы выводят его в бессмертие:

— Может, что худое вышло?
— Может, с Теркиным беда?
— Не могло того случиться.
— Непохоже.
— Враки.
— Вздор…
— Как же, если очевидца
Подвозил один шофер.
В том бою лежали рядом,
Теркин будто бы привстал,
В тот же миг его снарядом
Бронебойным-наповал.
— Нет, снаряд ударил мимо.
А слыхали так, что мина…
— Пуля-дура…
— А у нас
Говорили, что фугас.
— Пуля, бомба или мина —
Все равно, не в том вопрос.
А слова перед кончиной
Он какие произнес?
— Говорил насчет победы.
Мол, вперед. Примерно так… (122).
Слухи о деяниях Чонкина «увеличивают» в нем антигероя, народного отщепенца: «По району поползли черные слухи. Говорили, что в округе орудует банда Чонкина. Она многочисленна и хорошо вооружена. По поводу личности самого Чонкина толки были самые противоречивые. Одни говорили, что Чонкин — это уголовник, бежавший из тюрьмы вместе со своими товарищами. Другие спорили, что Чонкин — белый генерал, который последнее время жил в Китае, а теперь вот напал на Советский Союз, собирает он несметное войско, и к нему отовсюду стекаются люди, обиженные советской властью.
Третьи (…) утверждали, что под фамилией Чонкин скрывается сам Сталин, бежавший от немцев».(21)

Героев определенным образом сближает еще и то, что оба — «вечные» герои. Теркин бесконечен. Автор утверждает: «Не подвержен Теркин смерти», «Теркин жив!»:

Жив-здоров. Бодрей, чем прежде.
Помирать? Наоборот.
Я в такой теперь надежде:
Он меня переживет (123).

Чонкин тоже вечен, ему тоже нет конца. Мы лишь знаем о его приключениях в селе Красное и в военной части, но он, находясь на грани жизни и смерти, все-таки вышел живым из страшных застенков НКВД и идет вперед. А.Твардовский множит своего героя. Теркин — во всех, Теркин — это народ. Но и Чонкин тоже народ. Замшелый, чудаковатый, отсталый, но и могучий, обильный. Целая деревня носит его имя: Чонкино. Председатель сельсовета говорит: «У нас этих Чонкиных, как собак (…), все сплошь Чонкины. Между прочим, и я сам тоже Чонкин. (…) У нас и Иванов полно». Приезжий работник органов пытается усомниться в таком обилии Чонкиных: «Но я думаю (…), что Иванов Васильевичей не так уж много.

— Да я бы не сказал, что и мало, — отвечал предсельсовета, все более смущаясь. — Я вот как раз и есть Иван, и, извиняюсь, Васильевич».(22) Не перевелись еще Чонкины на Руси! Чонкин — собирательный образ массы, но не великой общности под названием «советский народ», а массы своеобразной, созданной сатирическим воображением В.Войновича. Образ который, пожалуй, очень близок еще одному русскому писателю — В.М.Шукшину. Это он, Шукшин, рассмотрел и обнаружил «чудацкую» жизнь, «чудиков», которые (перефразируя Л.Аннинского), невпопад тыкаются к людям со своим добром и теряются, когда их ненавидят.(23) Эти же «чудиков», но уже сатирическим пером изобразил в своем романе-анекдоте В.Войнович.

Героев А.Твардовского и В.Войновича сближает и то, что оба — ярчайшие народные представители, в которых сочетается индивидуальное и общее. «Всеобщности Теркина способствовала та народная атмосфера, которой он окружен: народная речь, песни, шутки-прибаутки, общее народное дело, почти братское расположение солдат друг к другу. Герой здесь не надо всеми, а во всех. Тем не менее, Теркин индивидуален и через отличия: Твардовский помимо него изображает деда и бабу, старшину, генерала, рыжего Теркина, танкистов, жен, матерей, врагов, внетекстовых героев, себя самого».(24)

Смех В.Войновича тоже звучит «на миру»; вокруг героя — особый сатирический мир, своеобразная карикатурная масса. Она и создает, и проживает ситуации, которые как бы подливают масла в огонь заразительного смеха. Это и незадачливая самогонщица баба Дуня, скупившая перед войной все прод- и промтовары в колхозе, и алкоголик — председатель Голубев, мечтающий о райских благах тюремной жизни, и селекционер-мичуринец Кузьма Гладышев, обосновавший научную теорию круговорота дерьма в природе.

Проанализировав ряд моментов в портретах, именах, судьбах, характерах Василия Теркина и Ивана Чонкина, можно сказать, что герои эти похожи-непохожи. Иван Чонкин — не пародия на Василия Теркина, он лишь «перепевает», намекает на своего предшественника. В Чонкине пародически использованы отдельные черты Василия Теркина.