М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Чтобы правильно оценить все, что говорит здесь Ю. Ф. Самарин о своих отношениях с Лермонтовым, о «странностях» его характера, его взглядов, надо вспомнить, что Самарин был на пять лет моложе Лермонтова и, стало быть, ему было всего 22 года, когда состоялась его последняя встреча с поэтом. Кроме того, адресатом цитируемых нами писем Ю. Ф. Самарина был его друг князь Иван Сергеевич Гагарин, сверстник Лермонтова, вместе с ним входивший в «Кружок шестнадцати». Вот откуда такой откровенный тон самаринских писем к И. С. Гагарину, такие искренние суждения о взглядах и характере хорошо им обоим знакомого человека.

Но, боясь, что его письма к Гагарину могут попасть в «чужие руки», Самарин не решился сообщить адресату некоторые из лермонтовских суждений о современной России. Он записал их в своем дневнике.

Так, вслед за взволновавшим его рассказом Лермонтова о кровопролитном сражении русских с горцами при реке Валерик Самарин замечает: «В этом разговоре он был виден весь». И вслед за этой фразой записывает по-французски суждение поэта, оценивая его, как «мнение о современном состоянии России». Вот что сказал тогда Лермонтов: «Хуже всего не то, что некоторые люди терпеливо страдают, а то, что огромное большинство страдает, не сознавая этого». Для молодого Ф. Самарина такие суждения Лермонтова казались прямо-таки якобинскими. Их острота могла напугать Самарина и потому еще, что они были высказаны поэтом, когда Москва готовилась к прибытию царской семьи из Петербурга2.

Но такие суждения не могли не убедить Самарина и других представителей славянофильства, что Лермонтову было с ними не но пути. Какое-то время Лермонтов был связан с «Кружком шестнадцати». Об этом превосходно законспирированном кружке стало известно из книги одного из его участников Ксаверия Брапицкого-Корчака «Славянские нации», изданной в Париже на французском языке в 1879 году. Кружок действовал с 1839-го по 1840-п годы. Книга К. Браницкого появилась спустя сорок лет поело суще ствования кружка. Но и через столько времени автор книги осмелился назвать далеко не всех» его членов, а лишь тех, кого уже не было в живых, и первым среди них — Лермонтова.

Любопытно, что Браницкий придал рассказу о «Кружке шестнадцати» форму писем к князю И. С. Гагарину. 19 июля 1840 года Самарин сообщал И. С. Гагарину: «Вскоре после вашего отъезда я видел, как через Москву проследовала вся группа шестнадцати, направляющихся на юг»1. Браницкий уехал за границу в 1843 году, через три года после того, как кружок перестал существовать. Кружок представлялся Браницкому «обществом молодых людей, которое называли по числу его членов в шестнадцатью». Это общество составилось из выпускников университета и из кавказских офицеров». Чем занимались его члены? «Каждую ночь,— сообщает Браницкий,— возвращаясь из театра или бала, они собирались то у одного, то у другого. Там, после скромного ужина, куря свои сигары, они рассказывали друг другу о событиях дня, болтали обо всем и все обсуждали с полнейшей непринужденностью и свободою, как будто III отделения собственной его императорского величества канцелярии вовсе и не существовало,— до того они были уверены в скромности всех членов общества».

Автор книги, ненавидевший императора Николая I и весь деспотический строй царской России, с 1845 года находился в эмиграции, как князь И. С. Гагарин, приняв иностранное подданство. Им обоим, как ни изменились их взгляды и судьбы за четыре десятилетия, были дороги воспоминания о своей молодости, если и не героической, то полной надежд и упований на лучшее будущее. «Мы оба с вами,— продолжает Браницкий свое обращение к Гагарину,— принадлежали к этому свободному веселому кружку — и вы, мой уважаемый отец, бывший тогда секретарем посольства, и я, носивший мундир гусарского поручика императорской гвардии. Как мало из этих друзей, тогда молодых, полных жизни, осталось на этой земле, где, казалось, долгая и счастливая жизнь ожидала их всех!»

В том-то и беда, что глубочайший аналитик человеческих душ, каким он предстает в своих произведениях, Лермонтов до конца дней в общении с самыми рапными людьми оставался наивным и детски доверчивым. Это засвидетельствовано многими его современниками.

Как пишет Э. Г. Герштейн, среди «16» были «отпрыски наиболее приближенных к Николаю I семейств (Фредерике, Голицын, Паскевич, С. Долгорукий, Шувалов). Изучение писем и записок участников кружка не позволяет говорить о единстве их взглядов».

Пусть так! Но ведь среди «16» были не только «отпрыски», которых поэт назвал «надменными потомками известной подлостью прославленных отцов». Кто же они? Входил ли в кружок князь А. И. Васильчиков, каково было его истинное отношение к Лермонтову, которому молва приписывала две эпиграммы па князя, некоторые лермонтоведы называют А. И. Васильчикова «тайным врагом поэта»2. Почему все-таки Ксаверий Браницкий, живя за границей, и через сорок лет после — будем думать — самороспуска кружка побоялся назвать половину его членов? Удастся ли исследователям раскрыть тайны «Кружка шестнадцати»?

Главное все же, что нужно установить прежде всего,— это мотивы, на основе которых объединялись члены «Кружка шестнадцати».

Высказывалось предположение, во многом правдоподобное, что в него вошли молодые дворяне, сдружившиеся в годы военной службы и пожелавшие сохранить эту дружбу3. Будет еще ближе к истине, если к этому добавить, что в среде русской аристократии, при всей ее «многослойности», в передовых ее кругах всегда были живы оппозиционные настроения. И чем тяжелее давил на общество деспотизм царской, бюрократической и военной власти, тем сильнее обострялись эти настроения и искали для себя выхода.