Красота души Екатерины (по пьесе А.Н. Островского «Гроза»)

Солнце в небе высоко, тропинка бежит далеко, бредет по ней красна девица. Утомилась она, измучилась: за длинный свой путь три пары башмаков железных истоптала, три чугунные посоха сломала и три каменные просвиры сгрызла. Как я любила в далеком своем детстве читать и слушать сказку о Финисте — ясном соколе, о его невесте и большой ее любви, которая сумела все преграды одолеть, всякие потери и беды испытать ради того, чтобы с ним, единым, избранным ее сердцем, до конца разделить судьбу. Я всегда вспоминаю эту сказку на уроках литературы. Вспомнила ее, когда мы читали сцену прощания Бориса и Катерины из драмы А.Н. Островского «Гроза». Перед нами русская женщина, может, самая загадочная и непостижимая в нашей литературе, которая не смогла жить и погибла, бросившись в Волгу.

Как только ни старались объяснить ее поступок, но пойдя против собственных правил, примириться с этим она не смогла. Наверное, в каждом объяснении, особенно в этом, есть своя правда. И все ж таки — ну как поверить, что из-за Кабанихи, из-за ее враждебности и укоров могла Екатерина, глубоко и искренне верующая, решиться на подобное? Да и духовно она намного более сильная чем свекровь и потому совсем ее не боится. И если терпеливо переносит все притеснения, то только потому, что будто их совсем и не замечает. Приказали попросить прощения — попросила, приказали слушаться — слушается, но это пока не зацепили ее душу, не потревожили волю.

Кабаниха поэтому и неистовствует, что неуловимо, неподвластно ей Катеринино сопротивление, как неподвластны ей ее ум, сердце, и здесь она — и нет ее. Да и сама Екатерина знает, что если захочет она вырваться на волю, то ничто не удержит, не остановит. Но почему же она — такая красивая, сильная, гордая — смирилась с этим бытом, с враньем, грубостью, лицемерием? И потому, что она, смиряясь с этой страшной, вонючей жизнью, заслужит прощение своего греха.

Есть на Руси девушки, которые приходят в этот мир Христовыми нареченными, с необычно чистой и невинно любящей душой; их путь идет к монастырю. Живут они в согласии с миром, с собой, с людьми — ясно, хорошо и чисто. Так же жила до замужества и Екатерина. Кто знает, что заставило ее решиться изменить свою судьбу, пойти вопреки Божьей воле. Но как же после этого затосковала, засуетилась ее душа, ничто стало ей не мило, только и остались воспоминания о той далекой замечательной жизни, когда сердце всякий день радовалось. Как же Екатерине не мучиться, как не тосковать по утраченному блаженству! Ее душа в иной мир неслась, ей то открыто было, что другим людям за всю жизнь не изведать. Все в ее жизни до замужества чистым и радостным было.

Безграничной любовью к Богу, к людям, к солнышку, к цветам светится все ее существо. И разве можно ей жить после того, как сама свою радость убила, душу предала, тем самым страшный грех совершила? Вот только Борис, такой непохожий на всех других, добрый, кроткий и всей душой к ней. Кажется ей, что с ним связана надежда. Но разве себя обманешь, она чувствует, что и в его чувстве не найти ей покоя, сердцем слышит: не ждать ей от этого греха радости, но и терпеть это мучение сил нет. Не любовь, а обреченность толкает Екатерину к Борису. Не может он дать ей счастье, и она его в нем и не ищет. Которое уж здесь счастье, если мужчину предала, клятвой, данной в церкви, перед Богом уступила…

Как же жить ей дальше? Если даже после того, как в грехе перед всеми покаялась, не стало ей легче. Возвратиться к мужчине и свекрови невозможно: там все чужие. А больше некуда. Один путь — в Волгу.

Вот оно, то, что толкнуло ее в Волгу: невозможность жить так, как жила в последнее время. Для Екатерины, чистой и влюбленной, хотя и заблудившейся души, не умереть по своей воле, а продав жизнь существовать в лицемерии, притворстве, вранье — вот что большой грех. Любовь русской женщины всегда была согрета чувством, которое поднимает отношение к любимому, к семье на особую духовную высоту. Она и в самом деле спасала и себя, и своих родных, даря им теплоту и нежность своей прекрасной души.