Гротеск и фантастика в романе «История одного города»

С помощью гротеска и фантастики Щедрин часто ставит диагноз социальным болезням, которые существуют в зародыше и еще не развернули всех возможностей, в них заключенных. Доводя их до логического конца, до размеров общественной «эпидемии», сатирик выступает в роли провидца. Именно такой пророческий смысл содержится в образе Угрюм-Бурчеева, увенчавшего плюшем жизнеописания глуповских градоправителей. На чем же держится угрюм-бурчеевский деспотизм, какие стороны народной жизни его порождают?

Глупов в книге Щедрина — это особый порядок вещей, составными

[smszamok]

элементами которого являются не только администрация, но и народ — глуповцы. В «Истории одного города» дается беспримерная сатирическая картина наиболее слабых сторон народного миросозерцания. Щедрин показывает, что народная масса в основе своей политически наивна, что ей свойственно неиссякаемое терпение и слепая вера в начальство, в верховную власть.

В сатирическом свете предстает со страниц щедринской книги «история глуповского либерализма» в рассказах об Ионке Козыре, Ивашке Фарафонтьеве и Алешке Беспятове. Прекраснодушная мечтательность и незнание практических путей осуществления своих мечтаний — таковы характерные признаки всех глуповских либералов, судьбы которых складываются трагически. Нельзя сказать, чтоб народная масса не сочувствовала своим заступникам. Но и в самом сочувствии глуповцев сквозит та же самая политическая наивность: «Небось, Евсеич, небось! — провожают глуповцы в острог правдолюбца Евсеича, — с правдой тебе везде жить будет хорошо!»

Финал убеждает, что Салтыков-Щедрин чувствовал отрицательные стороны стихийного крестьянского движения и предостерегал от его разрушительных последствий. Угрюм-Бурчеев исчезает в воздухе, не договорив известной читателю фразы: «Придет некто за мной, который будет еще ужаснее меня». Этот некто, судя по «Описи градоначальников», — Перехват-Залихватский, который въехал в Глупов победителем, на белом коне, сжег гимназию и упразднил науки. Сатирик намекает на то, что стихийное возмущение может повлечь за собой еще более реакционный и деспотический режим, способный остановить само «течение истории ».

И тем не менее книга Салтыкова-Щедрина в глубине своей оптимистична. Ход истории можно «прекратить» лишь на время; об этом свидетельствует символический эпизод обуздания реки Угрюм-Бурчеевым. Кажется, что правящему идиоту удалось унять реку, но поток жизни, покрутившись на месте, все-таки восторжествовал: «остатки монументальной плотины в беспорядке уплывали вниз по течению, а река журчала и двигалась в своих берегах». Смысл этой сцены очевиден: рано или поздно живая жизнь пробьет себе дорогу и сметет с лица земли деспотические режимы угрюм-бурчеевых и перехват-залихватских.

С «Историей одного города» в русскую литературу пришел новый тип «общественного романа», о необходимости которого так много говорил Щедрин-критик. Он считал, что старый любовный, семейный роман исчерпал себя. В современном обществе подлинно драматические конфликты все чаще и чаще обнаруживают себя не в любовной сфере, а в «борьбе за неудовлетворенное самолюбие», «за оскорбленное и униженное человечество», «в борьбе за существование». Эти новые, более широкие общественные вопросы настойчиво стучатся в двери литературы.

[/smszamok]

По мнению Щедрина, «разработывать по-прежнему помещичьи любовные дела сделалось немыслимым, да и читатель стал уже не тот. Он требует, чтоб ему подали земского деятеля, нигилиста, мирового судью, а пожалуй, даже и губернатора». Если в старом романе на первом плане стояли «вопросы психологические», то здесь — «вопросы общественные». И великий критик прекрасно справился с задачей обличителя.