Эпистемологические проблемы исторического знания в исследованиях основателей школы «Анналов»

«История делается по документам» — эта классическая формулировка старой школы позитивистской историографии, яркими представителями которой были Ш.-В. Ланглуа и Ш. Сеньобос, вызывала к себе двойственное отношение со стороны Л. Февра и М. Блока. С одной стороны, они считали подобный подход к истории единственно правильным, поскольку, как писал Л. Февр, «противопоставлять… специалиста, автора монографий, настоящему историку, строители синтеза, значит, поистине отставать» Специалист или создатель синтеза?- Можно быть только сразу двумя». Формула «история делается по документам» была, таким образом, в глазах Л. Февра залогом добросовестности историка, прочности созданных им трудов в противовес легковесным сочинениям на исторические темы. Кропотливый труд собирания, критики документов, извлечение из них исторических фактов есть необходимая работа, справедливо считал Л. Февр; это «медленные», «трудные», «тягостные» подходы к той вершине — историческому синтезу, — на которую историк не может вскочить одним прыжком.

[smszamok]

С другой стороны, эта формула позитивистской историографии вызывала к себе отрицательное отношение основателей «Анналов». Они видели в ней, причем справедливо, отказ от внимания к проблемам методологии истории, узость проблематики, беспроблемную историю, поверхностное фактографирование вместо исследования исторического процесса, отбрасывание в качестве объектов исследования целых эпох истории человечества, после которых не осталось письменных источников.

Содержание понятия «исторический источник» или «документ» — последний термин более употребим во французской историографии — у Л. Февра и М. Блока значительно расширилось, по сравнению с традиционным пониманием. Они считали абсолютно неоправданным исключать из исторического изучения целые века истории человечества только потому, что от них не осталось письменных источников. Критикуя упоминавшуюся выше «Историю современной России» Ш. Сеньобоса и П. Н. Милюкова, Л. Февр с возмущением отмечал тот факт, что в трех объемных ее томах, занимавших 1416 страниц, русской истории с VII по XVII в. отведено лишь 200 страниц. Отвергая мнение Ш. Сеньобоса, что история этих десяти веков не может быть написана из-за «недостатка документов» и «недостатка событий», Л. Февр писал, что «она имеет все для того, чтобы быть хорошо известной». Она уже с успехом изучается теми историками, которые считают своим долгом не переписывать документы, но «воспроизводить прошлое во всей его полноте с помощью близких дисциплин, поддерживающих друг друга»8*. Л. Февр считал, что прогресс вспомогательных дисциплин и других наук о человеке значительно расширил возможности изучения периодов, для которых не достает письменных источников и предоставил в распоряжение историка новые виды документов. «Металлический топор, обожженная глиняная ваза, весы и гири, все вещи, которые можно потрогать и подержать в своей руке, сопротивление которых можно испытать и извлечь анализом форм сто конкретных данных о самой жизни людей и обществ», — все это исторические источники, справедливо считал Л. Февр8*.

Историю, подчеркивал ученый, можно и должно воссоздать и без письменных документов, используя все то, что было у человека, зависит от него, служит ему, выдает человека, означает его присутствие, деятельность, виды, манеру быть человеком. «Это, — по Л. Февру, — слова. Символы. Пейзажи. Черепица. Формы полей и сорняки. Лунные затмения и хомуты для упряжи. Экспертизы камней и шпаг, сделанные геологами и химикам

По мнению Л. Февра и М. Блока, формирующиеся историки должны уметь «читать» и «критиковать» статистику, знать право и его эволюцию, знать экономические науки, понимать, что «происходит за фасадом Банка», чтобы, как писал М. Блок, «баланс банка не был для них более недоступным, чем многие из иероглифов». Привлечение новых видов источников в оборот исторической практики Л. Февр и М. Блок связывали не только с необходимостью исследования веков, не оставивших о себе письменных свидетельств. Даже для эпох, которые изобилуют такими свидетельствами, недостаточно ограничиваться только изучением последних. Новое понимание задач, стоящих перед историком, привлечение внимания историков к изучению прошлого и настоящего во всей его полноте, выдвижение значительных проблем социально-экономической истории, истории культуры и ментально — вот те причины, которые заставили Л. Февра и М. Блока требовать от настоящего историка обращения к анализу данных экономической науки, статистики, демографии, психологии и т. д.

Л. Февр считал, что «статистика, демография занимают место генеалогии в той же мере, как Народ занимает место королей и принцев в. истории».

Особое значение, которое Л. Февр придавал географическому фактору в истории, его внимание к географии вообще, к соотношеник) географического и исторического исследований, к постановке проблем исторической географии объясняет его призывы широко использовать данные географической науки в историческом исследовании.

Такая постановка вопросов источниковедения являлась несомненной заслугой основателей «Анналов» и резко отличала их от традиционного источниковедения. Новое понимание вопросов методологии и источниковедения логически заставляло Л. Февра и М. Блока предъявлять новые требования к профессиональной подготовке историков. Старая школа позитивистской историографии считала, что для историка достаточно уметь читать и толковать тексты. Л. Февр и М. Блок требовали от историков умения «широко видеть вещи», правильно понимать настоящее, активно жить интеллектуальной жизнью своего времени, питать отвращение «ко всему мелкому, мелочному, жалкому и отсталому»93. Они требовали, чтобы историк прежде всего обладал широкой общей культурой. Для него она так же важна, как, например, для архитектора, отсутствие которой не заменит последнему практика виртуоза в каменном деле*4.

Борьба Л. Февра и М. Блока против узкого профессионализма сыграла значительную роль в истории французской исторической науки и оказала несомненное влияние на ее дальнейшее развитие. Вышедшая в свет в 1961 г. книга «История и ее методы», подготовленная группой французских историков под руководством Ш. Сама-рана, так определяет стоящие перед историком задачи: «Чтобы достичь уровня настоящей истории, недостаточно располагать документами, тщательно отобранными, расположенными в пространстве, определенными относительно их рода, подвергнутыми критике на предмет вероятности, нужно еще показать себя способным ввести их в труд, извлечь из них все уроки, которые они могут дать. Это предполагает понимание историком настоящих проблем, для разрешения вопросов по-настоящему интересных… необходимо располагать определенным внутренним богатством, широкой человеческой культурой, быть способным понять, почувствовать и восстановить все богатство и жизнь прошлого»95.

Этот сборник, претендовавший заменить старое руководство Ш.-В. Ланглуа и Ш. Сеньобоса, содержит разделы, освещающие методику работы с фото-, фоно-, кино- и теледокументами, описывает методы обработки историком данных археологии, лингвистики, психологии, исторической географии, статистики, демографии и т. д. В том, что современная французская историография поставила себе на службу столь разнообразные виды источников, немалая заслуга Л. Февра и М. Блока.

Что понимал Л. Февр и М. Блок под историческим источником? Нужно отметить, что М. Блок так же, как и Ш.-В. Ланглуа и Ш. Сеньобос, считал, что документы суть «следы, оставленные мыслями и действиями, некогда живших людей».

Л. Февр и М. Блок утверждали объективность исторического прошлого. «Прошлое, — писал М. Блок, — есть данное, где ничто не изменится больше». Они выступали против иррационалистического истолкования исторического процесса, провозглашали историю «по-зитивной наукой», целью которой является достижение объективной истины.

Основатели «Анналов» считали возможным описать, воспрогвести прошлое таким, каким оно было. Подобную задачу ставили перед историками и Ш.-В. Ланглуа и Ш. Сеньобос. Но, если в устах последних это была проповедь эмпиризма, боязнь обобщений, пропо ведь собирания и описания абсолютно всех фактов, сохранившихся и дошедших до историка, то Л. Февр и М. Блок по-иному подходили к этому вопросу. Они исходили из своих воззрений на ход исторического процесса, под которым понимали развитие и смену обществ или цивилизаций, движущей пружиной которого является взаимодействие различных факторов, а вовсе не сумму индивидуальных поступков, действий некогда живших людей. Поэтому, если для мэтров старой школы все факты были одинаково важны, ни одним они не считали возможным пренебречь, то Л. Февр и М. Блок, признавая собирание фактов историком необходимой работой, тем не менее ставили вопрос об отборе фактов, о различении среди них главных и второстепенных. Высмеивая боязнь отбора фактов, Л. Февр писал, что вся история уже есть выбор потому, что она случайно разрушила такое-то свидетельство, такой-то ансамбль документов и сохранила другие99. Основатели «Анналов» справедливо указывали, что на почве идиографизма нельзя прийти к познанию сущности прошлой жизни. Это, впрочем, понимали и представители традиционной историографии, ибо они считали историю всего лишь занятием, благоприятным для развития человеческого ума.

[/smszamok]

,Л. Февр и М. Блок считали, что историки должны не заниматься описанием, но стремиться проникнуть «под поверхность фактов». Делать это нужно так же, как поступает логик, постепенно поднимаясь от незнания к знанию, «от простого к сложному и воссоздавать ступенька за ступенькой лестницу, которая ведет от самой простой задачи к самой возвышенной… Это приказ генетики», писал Л. Февр. Целью проникновения историка под поверхность фактов является познание, понимание прошлой жизни и жизни современной. Для основателей «Анналов» главным смыслом занятия историей было объяснение настоящего через прошлое, через постоянный диалог «пуне живущих людей с людьми иных эпох и культур». И если А. Я. Гуревич при этом пишет: «трудно сказать, в какой мере они (Л. Февр и М. Блок. — Л. Т.) были знакомы с учением Риккерта об «отнесении к ценностям» как условии существования наук о культуре, то можно еще раз вспомнить замечание французского историка Ж. Глениссона: «Нет нужды ни примыкать к доктрине, ни глубоко изучать ее, чтобы носить ее отпечаток». Это замечание было высказано по поводу влияния марксизма на французскую историографию. Но ведь помимо марксизма составной частью интеллектуального климата эпохи было неокантианство. Его идеи наложили отпечаток не только на мировоззрение Л. Февра и М. Блока, но и на А. Марру, справедливо полагающего, что содержание исторического источника зависит «столько же, сколько от прошлого, представленного материалами всех видов, дошедших до нас, оно зависит и от самого историка, его инициативы, умения использовать инструменты работы, его знания и прежде всего от того, каков он сам, его интеллект, восприимчивость и культура». Л. Февр резко отрицательно высказывался о традиционном позитивистском понимании исторических фактов, как о чем-то данном историку непосредственно. Факты — не есть кубики мозаики, — писал он, которые разбросало и вдавило в землю землетрясение и которые историку нужно всего лишь «откопать, почистить и представить в лучшем виде читателям». Л. Февр всегда подчёркивал сложность процесса познания, характерную для всех наук. «Гистолог, подставляя глаз к окуляру своего микроскопа, схватывает ли непосредственно сырые факты? Главная часть его труда заключается в том, чтобы, так сказать, создать объекты своего наблюдения с помощью техники, зачастую весьма сложной». Л. Февр утверждает, что свой объект создает не только гистология, но и все другие науки, в том числе и история. Вот его ход рассуждений: «Убийство Генриха IV Равальяком — факт? Пусть захотят его анализировать, разлагать на элементы — материальные — одни, духовные — другие, соединенный результат общих законов, особых обстоятельств времени и места, обстоятельств, свойственных, наконец, каждому из индивидуумов, намного более понятных, — увидят как делится, разлагается, раздробляется запутанный комплекс™ Из данного? Нет, из созданного историком. Из вымышленного и из сфабрикованного с помощью гипотез и предположений тонким и увлекательным трудом».