Эквивалент поэтического текста в стихотворении Пушкина «К чему холодные сомненья»

Ю.Н. Тынянов называет «эквивалентом поэтического текста все так или иначе заменяющие его внесловесные элементы, прежде всего частичные пропуски его, затем частичную замену элементами графическими и т. д.». Строка точек — графический эквивалент. Но является ли он потенцией определенного количества текста? Примеры, приведенные Ю.Н. Тыняновым из стихотворений Пушкина, показывают, что графический эквивалент относительно количества текста является неопределенной величиной. Эквивалент, в первую очередь, — знак метра и выражает метрическую инерцию. Он не замещает определенного количества текста, потому что, по Ю.Н. Тынянову, «к эквиваленту мы должны относиться не с точки зрения «пропущенного», а с точки зрения «пропуска» смысловая сила которого состоит в потенции неизвестного текста и в напряжении нерастраченной динамики.

Лишь графический эквивалент строфы, заведомо включающий в себя не менее двух строк и окруженный соизмеримыми группами стихов, может быть отчасти измерен. В стихотворении Пушкина «Полководец»:

…Бросался ты в огонь, ища желанной смерти, —
Вотще! —
О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха! и т. д.

две строки точек обозначают двустишие александрийского стиха, а предыдущий начальный отрезок («Вотще! -») — один стих. В иных случаях можно даже угадать потенциальное синтаксическое членение неизвестного текста. Если же эквивалент стоит в открытой позиции, не находясь в окружении текста, то даже наличие начального отрезка ничего не проясняет. Количество текста в конце стихотворения «Ненастный день потух»:

Никто ее любви небесной не достоин.
Не правда ль: ты одна… ты плачешь… я спокоен;
Но если…………………………………..
не поддается определению.

В принципе, строфический эквивалент также указывает на потенциальную метрическую и семантическую энергию пропущенной строфы, а вовсе не на точное количество стихов, составляющих ее. Это видно из пятистишия «Мир опустел… Теперь куда же…» («К морю»), впоследствии исключенного автором. Тынянов пишет: «Пушкин выпустил строки, оставив один раз первую фразу, а вместо 4 1/2 строк текста поставив 3 1/2 строки точек, в другой же раз дав 2 строки текста, а вместо 3 недостающих строк поставив 2 строки точек… Пушкин совершенно очевидно не давал указания на определенный пропуск (иначе он проставил бы соответствующее количество строк точками)». Ему важно было лишь обозначить, что здесь протекла строфа.

Строка точек второго послания к Чаадаеву содержит неопределенное количество текста, потому что она не соотносима с окружающими группами стихов, не может быть синтаксически присоединена к ним и даже не мыслится как один стих. Она формально занимает на листе бумаги место одного стиха, но графически стих не обозначает. Акустически эквивалент вообще не передаваем. Передаваема лишь пауза, способная в силу своей иррациональности вместить текст любой длительности: стих, строфу, группу строф, главу и т. д. Строка точек второго послания является эквивалентом любого текста, начиная от нуля. Она может вместить и первое послание, воспоминание о котором естественно приходит в этом месте, вызывая мгновенный сдвиг рефлексии из мифологической древности в современность. Графическая форма второго послания реально дает нам двадцать один стих — и оба послания подобны.

Строка точек сообщает стихотворению фрагментарность, особенно уместную в жанре дружеского послания, полного «той конкретной недоговоренности, которая присуща действительным обрывкам отношений между пишущим и адресатом». Справедливо также замечание А. Слонимского, что строка точек подчеркивает «зашифрованность» второго послания. Наконец, она выполняет важную композиционную функцию. Если принять послания за необычно крупные строфы, то количество стихов в них слишком велико, чтобы быть усвоенными как безостановочная длительность. Оптимальное восприятие группы стихов как завершенного единства, возможно, не превышает четырнадцать строк, подобно сонету или онегинской строфе. Как нельзя произнести без цезуры длинный стих шестистопного ямба, так невозможно обойтись без расчленения крупной строфы или периода. Рассекая стихотворение, строка точек придает ему внутреннюю соразмерность, служит строфической цезурой. Отсюда естественное появление менее отчетливого строфораздела на том же месте в первом послании. Одни и те же закономерности действуют на разных уровнях членения стиха.

Эквиваленты поэтического текста употребляются Пушкиным во многих стихотворениях этого периода. Фрагментарность является яркой чертой романтического стиля. С изменением стилевых условий менялись и их функции. Благодаря эквивалентам части текста свободно размещаются в художественной системе, между ними остается «воздух», что способствует усложнению, обогащению и подвижности смысла. Пушкин успешно применил эквиваленты, создавая в это время новаторскую структуру своего романа в стихах.

Соизмеримость посланий в объеме и их подобие в композиционном членении свидетельствуют не столько о сходстве, сколько о различии между ними. Пушкин намеренно уподобил послания, чтобы нагляднее показать полярно противоположное решение темы вольнолюбивой дружбы.

Даже в частностях композиционного подобия приоткрываются значимые различия. Единственное исключение подчеркивает принцип, осуществленный Пушкиным. Чередование рифм в последних стихах посланий однотипно, хотя, казалось бы, здесь особенно необходима «зеркальность».

Однако Пушкин с его склонностью к композиционной завершенности предпочел и второе послание закончить «падающим» ударным слогом. Стихи почти совпали синтаксически и даже лексически. В то же время замена множественного числа единственным и будущего времени настоящим значительно усугубила их контрастный смысл, зависящий от общего смысла девятистиший.

Если же обратиться к существу сопоставления посланий, то сходство на уровне композиции оказывается различием на уровне структуры, «инвариантного аспекта системы».