Что же происходило между Лермонтовым и декабристами?

С болью и горечью Лермонтов слушал тех из них, кто умилялся «распоряжениями правительства», примирялся и постепенно превращаясь из революционеров в дюжинных либералов. Некоторые из возвратившихся из Сибири декабристов под влиянием тяжких условий жизни на каторге и в ссылке впадали в религиозный мистицизм, что было также совершенно чуждо Лермонтову. «Однако,— как справедливо замечает Г. В. Морозова,— несмотря на наметившееся разномыслие между декабристами, пришедшими из ссылки, и юным поэтом, общество этих высокоидейных, образованных люден не могло не оказаться полезным для Лермонтова. Это была среда, в которой не было светского пустословия, но вместе с тем это не была среда, почти исключительно интересующаяся литературными вопросами (…) Это был круг людей, интересовавшихся в первую очередь политико-социальными вопросами (…) Эта среда помогла Лермонтову глубоко прислушаться к собственному голосу, подсказала сравнение двух поколений».

Это сравнение поэт сделал в знаменитом стихотворении «Дума» и сделал его не в пользу своего — последекабристского — поколения. В «Думе» он воспевает декабристов эпохи их исторического подвига, видит в них богатырей. А теперь он увидел их постаревшими, потерявшими не только здоровье, но и веру в возможность победы над деспотизмом. Оставаясь «последним эхом декабристских настроений», как назвал его Луначарский, Лермонтов вместе с тем далеко опережал свое время, заглядывая вперед, веря, что придет долгожданная пора,

Когда царей корона упадет

Все дело только в том, какими путями идти в будущее. И во все годы короткой жизни своей Лермонтов искал себе спутников. Ни кружки аристократической молодежи, создававшиеся в 30-е годы, ни «Кружок шестнадцати» начала 40-х годов, ни молодые славянофилы, ни постаревшие декабристы не могли удовлетворить его запросы. Вот откуда у него возник такой обостренный интерес к Белинскому, в котором он увидел представителя новой, молодой России, которому доверчиво открыл свою душу, поделился новыми замыслами и поверил, что Белинский объяснит новым поколениям читателей смысл и значение его (Лермонтова) творений.

Первым опытом Лермонтова-прозаика, как мы уже говорили, явился роман из эпохи Пугачевского восстания «Вадим» (1833 — 1834). За «Вадимом» последовали незавершенный роман из современной жизни «Княгиня Литовская» и тогда же начатый и оставленный в самом начале роман «Я хочу рассказать вам», из которого сохранился всего один небольшой отрывок.

Роман в Княгиня Литовская» Лермонтов начал писать в 1836 году, вслед за драмой «Два брата». Центральный эпизод из этой пьесы — встречу героя с любимой женщиной — Лермонтов включил в роман «Княгиня Литовская», а затем и в роман «Герой нашего времени». Один из монологов главного героя пьесы «Два брата» — Александра Радина Лермонтов «передал» Печорину — главному герою своего романа (см.: Сочинения М. Ю. Лермонтова, т. V, с. 415-415 и т. VI, с. 297).

Такие отношения отдельных эпизодов, сцен, выразительных фраз в прозе или строф и строк в стихотворениях — характерная черта лермонтовской «техники» художественного письма, не раз отмечавгиаяся исследователями. Но они говорят не только о «технике», а и связывают дорогие для художника мысли, чувства, образы в «звенья» единой цепи творческого процесса, когда художник ищет для них наиболее совершенного воплощения.

В романе «Княгиня Литовская» Лермонтов изобразил представителя русского молодого поколения последена-бристской эпохи. Поэт хорошо знал настроения, мысли, чувства и образ жизни своих сверстников, а также среду, с которой они сталкивались, враждовали, но порвать с ней не могли.

К этому конфликту лермонтовского поколения молодых дворян со своей средой в «Княгине Литовской» присоединилось случайное, но предполагавшее серьезные последствия столкновение Печорина (так назвал Лермонтов главного героя своего второго романа) с бедным, но гордым чиновником Красинским…

Работа над романом «Княгиня Литовская» была прервана -в связи с арестом Лермонтова и его ссылкой на Кавказ за «непозволительные стихи», которыми он откликнулся на гибель Пушкина. Почему Лермонтов не вернулся к прерванному труду над «затянувшимся» романом (так он сам его назвал в письме к другу и помощнику С. А. Раевскому), сказать трудно. Исследователи полагают, что этому помешала слишком явная близость образов князя Литовского и его жены Веры, а также Е. Н. Негуровой к их прототипам1. Однако определенную — и немалую! — роль сыграли здесь новые впечатления, вынесенные Лермонтовым из кавказской ссылки.

Новая встреча с Кавказом настроила его на создание произведения более масштабного и значительного, нежели «Княгиня Литовская». Однако именно это — незавершенное — произведение ближе всех стоит к лучшему из романов Лермонтова «Герой нашего времени».

Как это ни странно, но из всех крупнейших лермонтовских произведений менее всего изучена история. Ни в письмах поэта, ни в его «Автобиографических заметках» Егет сведений ни о начале работы над романом, ни о том, какие из составляющих его повестей написаны раньше, а какие позже, когда автору пришла мысль разделить его на две части, собрав в первой то, что рассказывают о главном герое другие действующие лица, а во второй — то, что думает, говорит и делает ои сам.

Менее всего можно думать, что Лермонтов «случайно» отказался от замысла романа из светской жизни, каким могла стать «Княгиня Литовская», и «случайно» открыл новый жанр социально-психологического романа, каким явился «Герой нашего времени».

Лермонтов приступает к работе над своим новым романом, почувствовав «высшую историческую необходимость» создать образ героя, живущего, мыслящего и действующего «в духе времени».

В связи с затронутым нами вопросом о роли «случая» В творческой деятельности большого писателя напомним интересные рассуждения об этом молодого Герцена, принадлежавшего к лермонтовскому поколению.

«Пора оставить несчастное заблуждение, что искусство зависит от личного вкуса художника или от случая,— писал Герцен.— Религия, наука и искусство всего менее зависят от всего случайного и личного (…). Начать с того, что великий художник не может быть несовременен. Одной посредственности предоставлено право независимости от духа времени»1.

Написаио это Герценом в конце 30-х годов в одном из набросков статьи об архитектуре. Набросок этот начинается словами: «Есть высшая историческая необходимость, пренебрегая которую выйдет уродство»-2. Не правда ли, какое поразительное, но и закономерное совпадение в направлении творческих устремлений двух великих художников слова?!

Роман возбудил всеобщее внимание, а критик того времени заявил в журнале «Отечественные записки»: «Герой нашего времени» обнаружил в Лермонтове такого же великого поэта в прозе, как и в стихах». Белинский писал о лермонтовской книге: «Никто и ничто не помешает ее ходу и расходу, пока но разойдется она до последнего экземпляра; тогда она выйдет четвертым изданием, и так будет продолжаться до тех пор, пока русские будут говорить русским языком».