Сочинения

(4голосов, средний: 3,00 out of 5)

Загрузка...

Ребята отправились с лесником дядей Федором помогать ему жечь в лесу хворост. Этот хворост остался от зимней рубки леса, и его нужно было убрать. Хорошо в эту пору в лесу. Он еще не оделся листвой. Весь казался прозрачным, будто умылся весенними водами, каждая ветка блестела на солнце. Ветви осинок были сплошь увешаны длинными сережками, а молодые березки уже начинали чуть-чуть зеленеть. Вот в стороне сухой высокий бугор, лиловый от крупных, похожих на колокольчики, цветов. Это цветет сон-трава. А вот у самой дороги большая муравьиная куча. Она уже ожила под лучами весеннего солнца. Тысячи муравьев суетятся, бегают взад и вперед, чинят свой муравейник.

Наконец добрались до зырубки. Тух лежали большие кучи хвороста. Лесник показал ребятам, как их нужно поджигать, и повел ребят на край вырубки. Там виднелась куча хвороста. Ребята нарвали прошлогодней травы, подложили под хворост и подожгли. Налетел ветерок, сразу раздул костер.

Вдруг под хворостом что-то захлопало, зашумело. Большая пестрая птица вырвалась из-под веток и полетела вдоль вырубки. На земле из-под хвороста виднелось гнездо и в нем крупные светлые яйца.

• «Гнездо сгорит!» — закричали ребята. Но лесник уже заминал рогами огонь. Ребята бросились ему на подмогу. «Нельзя тетерку тревожить. Пусть птенцов выводит» — сказал дядя Федор.

Мальчики, поправили хворост и пошли с лесником на другой конец вырубки.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Все лето листья подставляли солнцу свои ладошки и щечки, спинки и животики. И так налились и пропитались солнцем, что к осени  сами  стали  как солнышки — багряными  и  золотыми. Налились, отяжелели и потекли. Полетели иволгами по ветру. Запрыгали белками по сучкам. Понеслись куницами по земле. Зашумел в лесу золотой дождь. Капля по листику щелкнет — сорвется лист. Синицы на ветке завозятся — брызнут листья но сторонам.   Ветер   вдруг   налетит — закружится   пестрый   смерч. Елочки листьями украсились. Папоротники под листьями пригрелись. Грибы под листьями спрятались. Листья шуршат, скребутся, лопочут. Листья летят, скачут, плывут. Листья качаются на паутинках. Листья вверху, внизу и вокруг. Шумит золотой дождь.

Комментарий тексту.

Цель данного изложения — передать содержание текста, сохранив, по возможности, яркие изобразительные средства, использованные автором для описания осеннего листопада.

Вопросы и задания. I.

1. Определите тему высказывания. Почему «Золотой дождь» — наиболее удачное заглавие? 2. С чем сравниваются в тексте листья? Как вы понимаете значение слова багряные?

3. Почему, описывая листья, автор использует слова ладошки, щечки, спинки, животики.?

4. Какие языковые средства употреблены в тексте для показа движения листьев? Что такое смерч? Почему автор, описывая листья, употребляет это слово?

5. Какие изменения произошли в лесу (с елочками, папоротниками, грибами)?

 6. Как переданы в тексте звуки, которые издают падающие и летящие листья? Как понять значение слова лопотать? Справьтесь в толковом словаре. Приведите предложение, в котором подчеркивается, как много листьев в лесу.

7. Разделите текст на части; озаглавьте их. Например:

• Листья стали багряными и золотыми.
• Листопад начался.
• Лес изменился.
• Шумит золотой дождь.)

Объясните правописание безударных гласных в корнях слов отяжелели, понеслись, потекли. 2. Объясните правописание слова смерч; подберите еще существительные, оканчивающиеся на шипящую, 3. В предложении Листья скребутся, качаются выделите глаголы, объясните их правописание. 4. В этом же предложении выделите главные члены; определите, какое предложение; объясните постановку знаков препинания. Соедините сказуемые союзом и. Как изменилась в связи с этим расстановка знаков препинания?

(1голосов, средний: 1,00 out of 5)

Загрузка...

Труд, работа — это слова самые уважаемые в нашем языке. Труд нужен человеку, как воздух, как вода, как хлеб. Человек не может жить без труде. Всем известно имя создателя космических кораблей Сергея Павловича Королева. Еще в юности у него зародилась мечта построить космический корабль. Всю жизнь он напряженно1 работал. И вот мечта осуществилась. Первый космический корабль с человеком на борту покинул Землю и устремился к звездам, Терентий Семенович Мальцев всю жизнь работал на земле и на земле совершал свой трудовой подвиг. Он вырастил такой сорт пшеницы, который не боится дождя, засухи и дает богатый урожай. И заколосилась на полях страны замечательная Маль-цевская пшеница.

Строителю Николаю Анатольевичу Злобину пришла смелая мысль: попробовать строить дом силами одной своей бригады. И вот бригада Злобина начала строить большие дома. Сократились сроки строительства, улучшилось качество. Родился знаменитый Злобинский метод.

Цель изложения — раскрыть основную чысль текста, подтвердив ее примерами трудовых подвигов замечательных людей.

Вопросы и задания. .

• Какие слова текста подчеркивают значение труда в жизни человека?
• Что вы знаете о Сергее Павловиче Королеве?
• Какую цель в жизни поставил перед собой Терентий Семенович Мальцев?
• Какие  слова текста подтверждают, что он добился своей цели?
• В чем заключается знаменитый Злобинский метод?
• Трудно ли было его осуществить? (Члены бригады должны были освоить несколько специальностей.)
• В чем достоинство этого метода? 5.
• Как вы понимаете слова: «Так человек прославляет труд, а труд прославляет

(1голосов, средний: 4,00 out of 5)

Загрузка...

“ПРИКОВАННЫЙ ПРОМЕТЕЙ”. Чтению текста трагедии должно предшествовать знакомство с первоначальными версиями мифа о Прометее по Гесиоду, где рядом с Прометеем фигурирует его глуповатый брат Эпиметей. Попутно следует уяснить значение имен братьев. Оба образованы от греческого слова “мысль”, но в зависимости от приставки смысл имен получается различным. Имя Прометея можно толковать как “Провидец”, “Промыслитель”, т.е. “с мыслью, устремленной вперед”. Имя Эпиметей, напротив, указывает на противоположное направление мысли; т.о., оно толкуется как “обращенный мыслью назад”, “крепкий задним умом”.

При дальнейшем чтении трагедии выясняются и другие отклонения от гесиодовской трактовки образа героя: у Эсхила Прометей — сын богини Геи, отождествляемой поэтом с пророчицей Фемидой, передавшей сыну всеведение. Таким образом, Прометей старше [rkey] самого Зевса, он благороден и соперничает с ним в мудрости. Совершенно иначе, чем у Гесиода, трактуется образ Зевса. Если у Гесиода Зевс является воплощением идеального правителя, то Зевс Эсхила — диктатор, путем насилия осуществляющий свою власть. По-разному Гесиод и Эсхил оценивают помощь, оказанную Прометеем людям. Эсхиловский Прометей располагает для этого большими полномочиями, он наделен более высоким уровнем самосознания. В списке благодеяний, оказанных им человечеству, кроме подаренного огня, действия, направленные на защиту и спасение людей от гибели, замышляемой Зевсом. Прометей скрыл от людей тайны будущего, он подарил им надежду, научил их возводить жилища и строить корабли, определять времена года, приручать животных, указал средства от недугов, дал им память, научил пользоваться скрытыми в подземных недрах богатствами. Образом Прометея, названного Эсхилом “первооткрывателем” основ человеческой цивилизации, автор трагедии провозглашает идею свободного выбора, основанного на разуме и вере в прогрессивное развитие общества.

Анализ идейного замысла трагедии позволяет увидеть, что картина страданий героя за счастье человечества, выступившего против тирании Зевса, разрастается до обобщения небывалой силы. В конечном счете здесь ставится вопрос вообще о конфликте между свободным развитием человеческого разума и гуманизма с деспотией и слепой силой власти.

Анализируя композиционное построение трагедии «Прикованный Прометей», следует подчеркнуть ту ее особенность, что при всем сходстве с остальными произведениями этого жанра, статичности действия и архаичности композиции, эта драма построена так, что с нарастанием мук Прометея растет его вера в торжество справедливости. Эсхил широко использует прием контраста: таковы сцены с участием Океана, Ио, наконец, с появлением в заключительном эпизоде Гермеса, когда героическая нетерпимость Прометея достигает наивысшего предела.

Студентам необходимо внимательно прочитать текст трагедии по отдельному изданию произведений Эсхила, не довольствуясь хрестоматийными сборниками. Рекомендуется сопроводить чтение трагедии составлением краткого конспекта, ссылками на соответствующие эпизоды, которые позволяют полнее показать идейное и стилистическое своеобразие дошедшей до нас части трилогии о Прометее, оценить ее роль и место как в творчестве Эсхила, так и в последующем процессе развития литературы и искусства различных народов.[/rkey]

(3голосов, средний: 4,33 out of 5)

Загрузка...

О чём только не говорят служебные слова в неслужебное время! Ах, эта частица Бы, какая она мечтательница! Частицу Бы трудно остановить: вечно ей хочется того, чего нет. Она заявляет: «Если бы я была подлежащим, я бы навела порядок в тексте». — «Ой ли, тебе ли наводить в тексте порядок?» — «Да перестаньте же. Это же пустой разговор, — останавливает их частица Же, привыкшая реально смотреть на вещи. — У нас и так порядок, он установлен грамматикой». Так они спорят в свободное время. Хотя эти частицы -служебные слова, у каждой свой характер, поэтому ведут они себя в тексте по-разному: Бы — мечтает, Ли — сомневается, Же — утверждает.

(1голосов, средний: 2,00 out of 5)

Загрузка...

Трудно молодым в общении с пожилыми людьми. И тем не менее молодым следует помнить: опыт старших может пригодиться — и знания, и мудрость, и юмор. Вспомните Арину Родионовну. Молодой человек может на это сказать: «Но моя бабушка совсем не Арина Родионовна!» А я убеждён в противном: каждая пожилая женщина несёт в себе черты Арины Родионовны. Каждая или почти каждая! Арина Родионовна стала для всех нас Ариной Родионовной именно потому, что рядом с ней был Пушкин. Без сомнения, и сама Арина Родионовна становилась рядом с Пушкиным другой — любящей и заботливой.

И вот теперь мне хочется сказать одну очень важную мысль: люди, общаясь, создают друг друга! Пытайтесь разбудить в окружающих вас людях [rkey] всё лучшее, что в них есть. Умейте же в своей бабушке, няне найти свою Арину Родионовну, разбудить в старых людях общительность, приветливость, юмор, доброжелательность. Умейте не замечать недостатки — тем более возрастные. Это так просто… если вы сами этого захотите. А захотеть надо, но спешите, спешите установить добрые отношения с пожилыми людьми. (Д. Лихачёв)

Один человек каждый день покупал на базаре пять булок. Один раз друг спросил его: «Зачем ты покупаешь пять булок?». А он ответил:

• —          Одну булку я сам ем, две булки в долг даю, две булки я должен.
• —          Не понимаю, — говорит друг. — Объясни мне ещё раз.
• —          Одну булку я сам ем, две булки детям даю, а ещё две булки даю отцу и матери.

Чтобы ты ни делал, ты всегда должен помнить, что живёшь не один. Тебя окружают другие люди, твои близкие, твои друзья. Ты должен вести себя так, чтобы им было легко и приятно жить рядом с тобой. Именно в этом и состоит подлинное воспитание и подлинная вежливость. Подумай о своём отношении к родственникам, к незнакомым людям. Всегда ли ты внимателен и добр к ним? Всегда ли готов защитить тех, кто слабее, оказать помощь тому, кто в ней нуждается? Будь к себе взыскателен, а к друзьям — милосерден.

Комментарий

*Арина Родионовна — няня А.С. Пушкина. Далее приводится стихотворение, которое поэт посвятил ей.
[/rkey]
НЯНЕ

• Подруга дней моих суровых,
• Голубка дряхлая моя!
• Одна в глуши лесов сосновых
• Давно, давно ты ждёшь меня.
• Ты под окном своей светлицы
• Горюешь, будто на часах,
• И медлят поминутно спицы
• В твоих наморщенных руках.
• Глядишь в забытые вороты
• На чёрный отдалённый путь;
• Тоска, предчувствия, заботы
• Теснят твою всечасно грудь. (А. Пушкин)

(Еще не оценили)

Загрузка...

Слово автобиография по своему происхождению связано с греческим языком и состоит из трёх элементов: апоз — сам, оз — жизнь, гарло — пишу, т.е. сам пишу о своей жизни. Поэтому выражение «моя автобиография» неверно. Нужно говорить «автобиография» или «моя биография». Автобиография — это описание человеком своей жизни. Как официальный документ автобиография имеет следующую структуру:

• наименование документа;
• текст биографии (в нём указываются по возможности точные даты событий);
• подпись автора текста (под текстом справа);
• дата написания (под текстом слева).

В тексте биографии пишущий [rkey]указывает свою фамилию, имя, отчество; число, месяц, год и место рождения; данные о составе семьи; сообщает об образовании и трудовой деятельности.

Образец. АВТОБИОГРАФИЯ

Я, Нестеров Юрий Петрович, родился 23 августа 1987 года в г. Сумы. Мой отец, Нестеров Пётр Николаевич, работает инженером на заводе «Арсенал» в г. Сумы. Моя мать, Нестерова Людмила Петровна, домохозяйка. С 1994 по 2004 гг. я учился в средней школе № 25 г. Сумы. В школе увлекался спортом, участвовал в соревнованиях по прыжкам в воду, имею 2-й разряд по гимнастике. После окончания школы в 2004 г. поступил в Сумской политехнический университет. В настоящее время являюсь студентом 2-го курса экономического факультета.

20 сентября 2009 г.   (Подпись)

Практикуйтесь Напишите:

• автобиографию;
• автобиографию в юмористическом стиле.

Тренируйтесь. Составьте с глаголами иметь, обладать, отличаться и данны

ми ниже словами словосочетания. Преимущество, дар, свойство, талант, недостаток, достоинство, тонкий вкус, музыкальный слух, сила воли, слабое здоровье, упрямый характер, плохое зрение, неприятная внешность.
[/rkey]
Подсказка. Выражения с глаголом иметь (что?) употребляется для описания отрицательных свойств лица предмета, с глаголом обладать (чем?) — для описания положительных свойств лица или предмета, с глаголом отличаться (.чем?) — для характеристики специфических черт, ярко выраженных свойств.

(2голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

 Последние две главы посвящены образам пространства и времени в «Евгении Онегине». Обе вместе они занимают более трети книги, но львиная доля принадлежит времени. В начале главы о пространстве В.С. Баевский формулирует методологические основания для изучения обеих категорий. Они настолько существенны, что стоит выписать их почти полностью:
[rkey]
«1. Имеет значение вся система временных и пространственных сигналов в совокупности и смысл каждого из них в данной системе.

 2. <…> Необходимо противостоять соблазнам хронологического и географического (топографического) натурализма.

            3. Коннотативные значения временных и пространственных знаков по меньшей мере равноправны с их денотативными значениями.

            4. Имеют значение отношения временных и пространственных знаков между собой, их отношения с системой персонажей, фабулой и другими структурными факторами текста» (с. 98).

Эти важные положения имеют значение не только для описания художественного пространства в «Евгении Онегине» и других текстах — ими определяются системные подходы к пониманию различных сторон в области поэтики вообще. В пространстве пушкинского романа Баевский выделяет более крупные образования, которые он называет топосами, и дробления топосов, называемые локусами. Большое значение придается границам между топосами, которые трудно проницаемы для персонажей. Среди основных топосов называются Дорога, Петербург, Деревня, Сон Татьяны, Москва, Лета и другие. В городах выделяются локусы, имеющие преимущественно публичный характер: театр, ресторан, бальная зала, гостиная, улица и т. д. Топосу Города (городов) противопоставляется топос Деревни. Он неделим и своим единством противостоит Городу как область идиллического мира. Естественно, что пространству города и деревни свойственны различные ценностно-смысловые обозначения, но они не соотносятся друг с другом как минус и плюс: знаки ценностей неустойчивы, и антитеза не носит абсолютного характера. Получается, как в «Цыганах», что «от судеб защиты нет» нигде.

Говоря о противопоставленности Города и Деревни в «Евгении Онегине», мы хотели представить здесь в самом элементарном виде черты и смыслы его художественного пространства, как его видит В.С. Баевский. На самом деле его описание значительно сложнее. Например, строго очерченным топосом представляется Сон Татьяны, которому сообщены сказочно-мифологические черты. Среди локусов внутри Города и Деревни выдвигаются Нева, реки, ручьи и ручейки, отмечается обилие проточных вод. Зато по границам романного мира протекает река забвения Лета, пространственный образ всепоглощающего времени или вечности. Ирреальные пространства Сна Татьяны и Леты стоят в одном ряду с топосами реальной жизни, потому что их всех вместе объединяет поэтическая реальность онегинского текста.

Несмотря на широкую географию романа, «плотность» его художественного пространства невысока. Это имеет принципиальное значение для поэтики романа, потому что «разреженное» пространство создает эстетическую неопределенность и образ пространства резко отличается от пространства эмпирического, не поддаваясь измерению географическими координатами. Наконец, исследователь указывает на значение вертикальной оси, придавая ей в романе этический смысл.

Надо признаться, что изложение пространственной концепции В.С. Баевского в «Евгении Онегине» представляет для нас известную сложность. Существует сборник, где наши статьи о пространстве пушкинского романа стоят рядом. Любой читатель может убедиться, что наши видения и наши описания сильно различаются. Но это не значит, что я должен опровергать В.С. Баевского или, соглашаясь с ним, признавать, что я сам ошибался. Наши взгляды на пространство «Евгения Онегина» отличаются не столько концептуально, сколько по выделенным областям, их соотношениям и осмыслениям. Так, в моей работе выделяется собственно пространство поэтического текста «Евгения Онегина» в соотношении с внешним и внутренним пространством изображаемого мира. В.С. Баевский не ставил себе подобной задачи. С другой стороны, изображенное пространство в обсуждаемой книге описано гораздо подробнее и дифференцированнее. С некоторыми осмыслениями ее автором мне трудно согласиться. В то же время мною, очевидно, было недооценено значение вертикального измерения. И т. п. В целом же оба наших описания ориентированы на мифологическую пространственную модель, о чем свидетельствуют отсылки к одной и той же работе В.Н. Топорова (5)*. Поэтому они не опровергают, а, скорее, дополняют друг друга.

Художественное время «Евгения Онегина» рассматривается Баевским исключительно подробно, но писать об этом мне значительно легче. Автор успешно оспаривает различные концепции онегинского времени, и пишущий эти строки в основном с ним полностью согласен. Глава начинается с общей характеристики художественного времени в его отличии от эмпирического. Затем Баевский, проявляя глубокую философско-эстетическую эрудицию, различает свойства времени в разных искусствах: в хореографии, музыке и поэзии. Сложнее всего оно в поэзии: «здесь движение времени может быть разнонаправлено и <…> нелинейно, образовывать циклы, петли, «завихрения», быть дискретным и неравномерным, представленным несколькими параллельными или сходящимися потоками, иметь начало и конец» (с. 115). Поэтические тексты всегда отличались переслоением времени, и «Евгений Онегин» демонстрирует это свойство более чем сполна, предшествуя в этом смысле сложнейшим формам переживания времени в романах XX в.

Основное место в главе занимает критика традиционного подхода к исчислению хронологии в «Евгении Онегине». На протяжении нашего столетия сложилось устойчивое мнение о том, что художественное время романа полностью совпадает с историческим временем. Р.В. Иванов-Разумник, Н.Л. Бродский, С.М. Бонди, В.В. Набоков, А.Е. Тархов, Ю.М. Лотман пришли к близким результатам. Евгений Онегин стрелялся с Ленским через год после расставания с Пушкиным, которого выслали на юг в 1820 г., Онегину было 26 лет, из чего следует, что он родился в 1795 г. (почти ровесник Чаадаева). Последнее свидание Онегина с Татьяной приходится на весну 1825 г., после чего, согласно точке зрения, развитой Г.А. Гуковским, герой успевает попасть в число декабристов.

В.С. Баевский оценивает эти концепции так: «Все факты сцепляются между собой, как колеса зубчатой передачи, даты выстраиваются в последовательный ряд. Тем не менее вся цепь умозаключений представляется нам ошибочной» (с. 118). Автор начинает с того, что считает невозможным устанавливать хронологию «Евгения Онегина» из самых разнообразных источников текста, а не по последнему прижизненному изданию романа. Затем указывает на строки «Все украшало кабинет Философа в осьмнадцать лет», что исключает 1795 г. К этому прибавляются другие данные. Например, замужняя Татьяна в большом свете описана так:

• К ней дамы подвигались ближе;
• Старушки улыбались ей;
• Мужчины кланялися ниже,
• Ловили взор ее очей.
• Девицы проходили тише
• Пред ней по зале, и всех выше
• И нос и плечи подымал
• Вошедший с нею генерал.

А между тем, «согласно традиционной хронологии комментаторов романа, ей 20 лет» (с. 127). Возможно ли это? По мнению Баевского, «поэт размыкает сцепление взаимно связанных эпизодов и создает временную неопределенность, столь важную для построения целого» (с. 127). Он считает также примечание Пушкина о том, «что в нашем романе время расчислено по календарю», элементом авторской игры с читателем, и это совершенно справедливо. В результате исследователь отказывается от поисков совпадения романного и исторического времени. Он считает, что «поэт создал полножизненный, обобщенный, многослойный, далекий от рабского следования за какой-либо заранее избранной хронологической схемой образ времени» (с. 137). Нам тоже приходилось писать о линейности времени Онегина и цикличности времени автора, мы согласны, что роман является своеобразным дневником пушкинских переживаний на всем протяжении работы над текстом (то есть до 1830 г. и позже). Глава заканчивается рассмотрением грамматического времени, романного и внероманного времени, биографического времени Александра Пушкина.

Научный уровень книги В.С. Баевского настолько высок и в целом, и в частностях, что критические замечания по ходу изложения наблюдений и суждений ее автора представляются неуместными и излишними. Тем не менее, заканчивая наш обзор, мы хотели бы коротко коснуться тех положений, по которым у нас другое мнение.

Они сосредоточены в самой первой главе — «Мир романа», заявлены в ней и окрашивают ее. Речь пойдет о реализме и психологизме «Евгения Онегина», двух категориях, связанных между собой. Психологизм В.С. Баевский тут же (с. 24) ограничивает, а в следующих главах он почти не заметен, но в «Мире романа» подробные характеристики героев весьма психологизированы. На наш взгляд, Пушкин в изображении персонажей, как правило, идет через их поведение, а не психологию, в стихотворном же романе тем более. Что касается реализма «Евгения Онегина», то даже коррективы о «стадии становления» (с. 15) вызывают возражение. В литературе конца XX в. peaлизм, думается, давно отыгран и скомпрометирован, его философские и теоретические основания нуждаются в коренном пересмотре, и прикрепление «Евгения Онегина» к этому «методу», на мой взгляд, роняет роман в глазах читателя, даже если бы оно впоследствии оказалось верным по существу.

Именно клише реализма и психологизма позволяет приписать Пушкину, а затем и автору романа «черты научного мировоззрения», которые мало соответствуют как персонажу, так и поэтическому тексту. Некоторые общие схемы, объясняющие судьбу героев, выглядят чрезмерно жесткими, а при их абсолютизации вызывают недоумение. Так, В.С. Баевский усматривает три стадии развития образов Онегина, Ленского и Татьяны: благоприятные исходные обстоятельства, разрыв общественных отношений и саморазрушение (с. 17). Термин «саморазрушение» из-за своей категоричности представляется сомнительным в отношении и к Онегину, и к Ленскому. Здесь, конечно, играют роль вопросы описания, концепты; их выяснение здесь невозможно. Но почему же «саморазрушение» касается Татьяны? Из ее авторской характеристики на светском рауте, которую Баевский цитирует в другом месте, следует лишь, что она из «простой девы» превратилась в блистательную и достойную княгиню N; что можно, видимо, говорить о ее необъясненной инициации, но уж никак не о «саморазрушении». Автор книги справедливо отмечает в «Евгении Онегине» мотивы отчуждения, одиночества и разобщенности, хотя порой их слишком педалирует. Никакие оговорки, осложнения и компенсации не отменяют вывода о пессимизме, который якобы сквозит повсюду в пушкинском романе. Читаем, например: «Мир автора таков, что в нем живые завидуют мертвым» (с. 20). В подтверждение цитируется концовка восьмой главы:

                                   Блажен, кто праздник Жизни рано

                                   Оставил, не допив до дна

                                   Бокала полного вина,

Кто не дочел Ее романа…

(VI, 190)

Эти стихи не могут столь буквально иллюстрировать вышеприведенный тезис. Вообще в «Евгении Онегине» слова, полные лирики, патетики и иронии, лишены проясненых и устойчивых смыслов. Кроме того, в данном случае перед нами традиционный шаблон из той самой «мимолетной» поэзии, о которой с таким знанием дела Баевский пишет в дальнейшем. Эпикурейский мотив, разумеется, осложнен у Пушкина предшествующей меланхолической интонацией и еще — близкой драматической развязкой фабулы, но игровые отблески блаженной и беспечной смерти, настигающей посреди наслаждений, присутствуют и здесь.

О книге В.С. Баевского можно и хочется писать еще долго и много, соглашаясь и не соглашаясь. Но наши несогласия — это не исправление ошибок, это другая позиция. Притом наши взгляды, как подтверждает и
[/rkey]
сама книга, находятся в соответствии и вместе вписываются в современную картину пушкинистики, в научную парадигму, сложившуюся вокруг «Евгения Онегина». В.С. Баевский вполне постиг «механизм» российского пушкиноведения, это — высший уровень!

(Еще не оценили)

Загрузка...

«Кавказский пленник» пространственно построен сложнее «Руслана и Людмилы». В поэме множество самодовлеющих, фрагментарно выделенных лирических, описательных, комментирующих мест: посвящение, нравы горцев, черкесская песня, эпилог, примечания и др. Все это кусочное пространство воспринимается как бы на периферии поэмы, образуя в совокупности чисто авторский, внефабульный план. Однако в фабульном центре поэмы, в мире героев, автор и пленник смешивались до неразличимости, так как романтическая поэма, в отличие от шутливо-сказочной, позволяла, по словам Ю.В. Манна, «одновременно вести рассказ о себе и об объективном герое». Плотная сомкнутость миров автора и героя не допускает их автономности, и дистанция между лирическим и эпическим центрами в главной пространственной зоне поэмы столь мала, что эллиптическая структура может быть принята за круговую. В «Кавказском пленнике» автору невозможно взирать на героев как бы из зрительного зала. Зато автор в «Руслане и Людмиле», глядя на битву Руслана с Рогдаем, естественно восклицает:

• Бери свой быстрый карандаш,
• Рисуй, Орловский, ночь и сечу!

Здесь, безусловно, взгляд со стороны. Однако размежевание лиро-эпического пространства в «Руслане и Людмиле» в восприятии читателей, как уже было замечено, дает ограниченный эффект: текст поэмы признается единоцелостным. Не то в «Кавказском пленнике». Тесная совмещенность автора и героя в слитном лиро-эпическом пространстве воспринимается как отсутствие единства. Разумеется, в этом случае нельзя не учитывать влияния разбегающихся фрагментов авторского пространства на периферии. «Неопределенность в целом и подробная отчетливость в частях», — так выразил пространственное переживание поэмы Иван Киреевский. Он же считал, что «все описания черкесов, их образа жизни, обычаев, игр <…> бесполезно останавливают действие, разрывают нить интереса и не вяжутся с тоном целой поэмы», что она «имеет не одно, но два содержания». Мысли Киреевского много позже повторил Г.А. Гуковский, мотивируя их, правда, прорастанием реализма в романтизме: «Субъективистская система Байрона уже взрывалась изнутри объективным изображением этнографического материала, описанием жизни кавказских героев и объективным пейзажем». В свете того, что затем будет именоваться реализмом, здесь, пожалуй, все очевидно, но в аспекте пространства «Кавказский пленник» столько же опирается на лиризм, как и на описательность.

В «Евгении Онегине» миры автора и героев не разведены, как в «Руслане и Людмиле», но и не вторгаются друг в друга до неразличимости, как в «Кавказском пленнике», применительно к фабульному плану. Дистанция между центрами двух миров в нашей эллиптической схеме тяготеет к оптимальности, взаиморасположение пространств органично и уравновешенно, они не заслоняют друг друга, фронтально развертываясь к читателю. Во взаимодействии пространств автора и героев романа в стихах нет ни натянутого напряжения, ни чрезмерной втиснутости, и в этом смысле они максимально жизненны, если иметь в виду математическую игру Конвея «Жизнь», где группу фишек, передвигающихся по разграфленной поверхности, настигает остановленность «смерти» в случаях чрезмерного рассеяния, стесненности или зацикленности. В то же время степень взаимовключения лирики и эпики в «Онегине» значительна по прилеганию, пересеченности и глубине. Картина незавершенной современности, нарисованная в романе, способствует проникающему контакту авторского и геройного миров, создает условия для встречной переходности персонажей из одного мира в другой, для взаимозамен, подстановок, смешений и превращений. В лиро-эпическом пространстве «Евгения Онегина» сбалансированы силы дробления и собирания.

На примере трех текстов из стихотворного эпоса Пушкина выступили черты, функции и преобразования лиро-эпического пространства в различных жанрах и разновидностях жанра. Перевес эпики в «Руслане и Людмиле», лирики — в «Кавказском пленнике», разветвленное врастание и вырастание этих миров друг из друга — в «Евгении Онегине», — все эти, в принципе, известные качества текстов приобретают в ходе пространственного анализа более устойчивые обоснования и новые стороны, далеко не безразличные для смысловой содержательности. Однако в ходе того же анализа оттачивается его инструмент, уточняются предпосылки и исходные понятия. Возникают условия как для локального, так и для расширенного применения аналитических и интерпретирующих операций, их переноса из одной области в другую.

Так, лиро-эпическое пространство у Пушкина в своем двуединстве является наиболее репрезентативной художественной моделью внешне-внутреннего пространства, которое в снятом виде лежит в основе любого поэтического пересоздания действительности. Внешне-внутренняя соотнесенность неизбежно присутствует и в эпическом повествовании, и в лирической медитации. Эпическое пространство «Евгения Онегина», то есть мир героев, совмещает в одной общей плоскости как внешние, так и внутренние события из жизни персонажей, и в этом нельзя не увидеть передвинутый вовне из авторского мира тот же способ связи, что и в лироэпике.

С точки зрения совмещенного внешне-внутреннего пространства в фабуле пушкинского романа в стихах не два, а четыре свидания Онегина и Татьяны: в саду, во сне героини, в доме и мире книг героя, в петербургском доме. Это события особой смысловой отмеченности. Они выстраивают фабулу по принципу романтической вершинности. Стиховая ткань романа выравнивает внешнее и внутреннее в пределах единой поэтической реальности. Наконец, четыре свидания героев «зарифмованы» Пушкиным: события внешнего мира опоясывают события внутреннего мира.

Весьма существенно, что подобное сюжетное устройство с четырьмя кульминациями в «Онегине» было не впервые найдено, а повторено. Такова же цепочка сражений героя в «Руслане и Людмиле», описанная Г.Л. Гуменной: схватка с Рогдаем, битва с Головой, единоборство с Черномором, сражение с печенегами. Разбирая первую и последнюю битвы, опоясывающие вторую и третью, исследовательница пишет: «Расположенные в местах особой семантической значимости, в начале и конце, эти эпизоды как бы задают нужную «тональность» трактовке образа. Тем более резким контрастом служат им два других подвига героя, при обрисовке которых Пушкин подчеркивает иронически сниженные детали, неожиданно переводящие героические деяния в иное измерение, высвечивая иронический смысловой план». В интересующем нас аспекте можно отметить, что фантастически-сказочные поединки, обрамленные былинно-историческими, выполняют, сравнительно с ними, функцию внутреннего пространства. Этому помогает стилистическая двуслойность, образованная парами эпизодов.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Изучение художественного пространства в зависимости от родовой принадлежности литературного текста представляется весьма перспективным. Рассмотрим лиро-эпическое пространство у Пушкина, взяв проблему в историко-теоретическом аспекте. Лироэпос Пушкина выступает в самых различных жанрах: в балладе, поэме, романе в стихах, окрашивает лирику, — и в связи с этим небезынтересно взглянуть на жанровые преобразования лиро-эпического пространства.

К настоящему моменту художественное пространство «Евгения Онегина» как романа в стихах довольно подробно описано в ряде работ, в том числе и наших. «Онегин» являет собой образец уникально развитой лиро-эпической структуры, главной характеристикой которой следует назвать единораздельность мира автора и мира героев, глубоко и многообразно проникающих друг в друга. Суверенность и совмещенность лирического и эпического миров-пространств можно принять за жанровую доминанту как «Евгения Онегина», так и вообще романа в стихах. Но чем в таком случае отличается лиро-эпическое пространство пушкинских поэм, например, двух из них, обозначивших доонегинские этапы: «Руслан и Людмила» и «Кавказский пленник»?

Шутливо-сказочный «Руслан» по типу и тону повествования предшествует «Онегину». По словам современного исследователя, Пушкин «непосредственно ввел авторское «Я», свою личность в волшебно-сказочный жанр и тем совершенно его преобразил <…>. Читатель должен был постоянно помнить, что автор — поэт и поэма — плод его воображения, его вымысел, его создание» (1)*. Все эти наблюдения, безусловно, свидетельствуют в пользу лиро-эпической структуры «Руслана», но взаимодействие авторского и геройного миров здесь не столь адекватно «Онегину», как это выглядит при обращенной вспять амплификации. Отличие поэмы от романа, несмотря на их общую лироэпичность, усматривается в особенностях пространственных соотношений.

Надо заметить, что предлагаемое рассмотрение обращено не столько на способы передачи эмпирического пространства в поэтическом тексте, сколько на пространство самого поэтического текста, понятое по типу феноменологического. Оно предполагает подход, основанный на принципах топологии, о которой Б. Риман писал, что она, отвлекаясь от измерения величин, изучает только соотношения взаимного расположения и включения. «Взаимное расположение» поэтических компонентов может быть описано в аспекте композиции, но «соотношения взаимного включения» подлежат прежде всего пространственному анализу. В нем особенно значима презумпация совмещения пространств, причем именно «со-вмещения», обоюдного вмещения, а не «пересечения» или «наложения», то есть такой мысленной ситуации, когда не только большая матрешка вмещает малую, но и малая, соответственно, вмещает большую. Подобное явление вовсе не так парадоксально, как кажется, поскольку с учетом компоненты времени нетрудно представить два пульсирующих друг в друге контура, которые, меняя проницаемые пространственные границы, соотносительно занимают то внешнюю, то внутреннюю позицию.

В связи с указанными предпосылками отличие поэмы от романа в стихах, в данном случае «Руслана и Людмилы» от «Евгения Онегина», определяется особенностями взаиморасположения и, главное, степенью взаимного включения мира автора и мира героев как художественных пространств. Степень включения существенно меняет содержательные, пространственные и жанровые характеристики. В «Руслане» эпический мир явно перевешивает лирический количественно и качественно. Автор соприкасается с сотворенными им героями лишь в чисто поэтическом, а не в изображенном эмпирическом пространстве, тогда как в «Онегине» оба пространства для него совмещены. Авторский мир как целое представляется в «Руслане» достаточно условным, рассыпается на «лирические отступления», функция которых преимущественно заключается в организации повествования. Поэтому устройства, раскрывающие внутреннюю жизнь автора, его чувства и думы, настроения, действуют в «Руслане» ограничительнее, чем в «Онегине». Это хорошо заметил один из самых первых критиков Пушкина Иван Киреевский, написавший, что поэт «не ищет передать нам свое особенное воззрение на мир, судьбу, жизнь и человека, но просто созидает нам новую судьбу, новую жизнь, свой новый мир, населяя его существами новыми, отличными, принадлежащими исключительно его творческому воображению».

Если в грубом приближении принять лиро-эпическое пространство за эллиптическую структуру с двумя центрами, то эллипс «Руслана» окажется довольно вытянутым, расстояние между лирическим и эпическим центрами солидным, а миры автора и героев более автономными, чем проникающими. Однако именно эти черты обеспечивают поэме единство и целостность, которые видел уже Киреевский, «несмотря на пестроту частей». Правда, временная дистанцированность эпоса, отличающая, по М.М. Бахтину, поэму от романа, Пушкиным лишь имитируется, но даже имитация все-таки склоняет «Руслана» от лиро-эпической структуры в сторону эпической. Не случайно и Ю.Н. Тынянов, называя эту поэму «комбинированным жанром», характеризует ее как «большую эпическую форму», «новый большой эпос» (3)*. При этом лирическое пространство как таковое продолжает существовать, но оно или дробится на элегические, одические, романсные и т. п. куски, или растворяется в эпическом, коннотативно его окрашивая. Если все же представить его как целостное и сомкнуто-автономное, то оно будет «заслонено» эпическим, потому что поэма повернута к нам эпической стороной.