Сочинения

(Еще не оценили)

Загрузка...

Севернее безжизненной местности вокруг Ларканы, пишет Стюарт Пиггот в своей уже упоминавшейся книге «Доисторическая Индия», земля так насыщена солью, что, когда в сильную летнюю жару, достигающую 50 градусов в тени, она высыхает, образуется хрупкая сверкающая корка, которая ломается, когда ступаешь по ней. Вокруг словно дьявольский снежный мираж. Все бело, и на этом светлом фоне кое-где вырисовываются рахитичные деревца и серо-зеленые кустарники.

В эпоху процветания Мохенджодаро пейзаж, наверное, был привлекательнее. Вокруг индийских городов простирались плодородные земли, их пересекали большие реки, и эти природные водные пути представляли собой хорошую транспортную сеть. Население жило в основном земледелием и выращивало пшеницу, ячмень, кунжут, финики и хлопок. Кроме того, огромное количество найденных здесь обожженных кирпичей и ваз из терракоты наводят на мысль, что эта область была богата древесиной, которую использовали для разогрева печей. Видимо, здесь нередки были дожди.

Это приходит на ум, когда встречаешь остатки выложенных кирпичом сточных канав и выгравированные на печатях изображения животных, которые водятся во влажной среде, — тигров, носорогов, слонов, буйволов…

Богатые урожаи и удобные пути сообщения позволяли мохенджодарцам обменивать свои продукты на сырье, металл, драгоценные камни и специи из Средней Азии, Афганистана, Персии и Южной Индии. Среди находок на одной печати, одном черепке и одном терракотовом рельефе обнаружено изображение кораблей, что свидетельствует о наличии у мохенджодарцев торгового флота, который, вероятно, выходил в море, курсируя вдоль берегов Суткагендора и по Персидскому заливу.

Весь Мохенджодаро выстроен из кирпичей. Видимо, здесь имелась процветающая и мощная кирпичная индустрия, требовавшая многочисленной рабочей силы. Для производства кирпичей мохенджодарцы применяли открытые деревянные формы и шпателем выравнивали обе лицевые стороны. В качестве материала употреблялась глина, которую они в отличие от шумеров и египтян не смешивали с соломой. Кирпичи обжигали в печах, топившихся дровами, поэтому обжиг был несовершенен. Строители пускали в ход и сырцовые кирпичи, которые высушивали на солнце на деревянных настилах или на утрамбованной земле. Они употреблялись для кладки тех частей сооружения, которые были менее подвержены воздействию стихий и износу от времени.

Туалет с душем. В развалинах Мохенджодаро можно различить две зоны — нижнюю и верхнюю. Верхний город размещается близ археологического музея на продолговатом холме. В нем выделяются Большая баня, Большой амбар, Зал пилястров и некоторые другие сооружения, разделенные узкими проходами. Над руинами и окружающей равниной возвышается буддийская ступа3 высотой 23 метра, построенная во II веке н. э. на вершине холма.

Нижний же город простирается к востоку и включает развалины обширных жилых кварталов, четко разделенных множеством улиц и улочек; вдоль некоторых тянутся высокие массивные стены, в тени которых можно укрыться от палящих лучей солнца.

Раскопки показали, что большая часть верхнего города стоит на искусственном холме, который возвышается над окружающей местностью на 6 метров на юге и на 12 метров на севере (именно в этом, самом высоком месте один из последних кушанских царей возвел буддийскую ступу), и что основание этой цитадели сложено из кирпичей, высушенных на солнце.

Проходя по улочкам Мохенджодаро, невольно вспоминаешь знаменитую фразу Френсиса Бэкона: «Дома строят затем, чтобы жить в них, а не чтобы на них любоваться». Так вот здесь создается твердое впечатление, что строители заботились в первую очередь об удобствах повседневной жизни: в каждом доме — прихожая, гостиная, дворик, лестницы, скамейки. И почти во всех жилищах есть туалеты с душем. «Подумать только, — с иронией замечает археолог Габриэле Мандель5, изучавший хараппскую цивилизацию, — туалеты здесь были даже в самых скромных домах, тогда как, к примеру, во внушительном Версальском дворце их не было ни одного, даже спустя целых четыре тысячи лет».

Крупнейшее здание верхнего города — Большая баня; вокруг бассейна длиной 12 метров и глубиной 3 метра, вероятно, проходил коридор, по внутреннюю сторону которого было множество помещений и санитарных устройств. В восточной части бани обнаружен колодец с двойной кирпичной стенкой; из него вода через систему чанов подавалась в резурвуар. Отводилась вода через подземную канализацию. Техника строительства свидетельствует о несравненном мастерстве индцев, уровня которых сумели достичь через много столетий лишь римляне.

К западу от Большой бани стоит строение со многими квадратными настилами внутри; почти все они одинакового размера и находятся на высоте полутора метров над полом; в кладке имеется сеть небольших отверстий. Проведя аналогию с обнаруженными зернохранилищами в Хараппе, Мортимер Уилер выдвинул предположение, что это сооружение представляет собой своего рода амбар. Проходы, видимо, служили воздуховодами, не допускающими проникновения влаги внутрь хранилища и предохраняющими пшеницу и другие зерновые от плесени. Наличие этого Большого амбара навело некоторых ученых на мысль, что в Мохенджодаро действовала государственная служба снабжения продовольствием.

К северо-востоку от амбара видны остатки крупного здания, которое, судя по его планировке, вероятно, было обителью великого жреца или жреческой коллегии. Это здание представляет собой крытый двор, окруженный с трех сторон верандой, мощенный кирпичом. Некоторые считают, что это не культовое сооружение, а скорее городской суд. Судя по описанным трем большим зданиям и по признакам, указывающим на то, что верхний город окружали башни, в этой части великой раннеисторической столицы Синда, похоже, жили аристократы, чиновники и служители культа.

Продолжая осмотр развалин, мы спускаемся в нижний город. Он представляет собой замечательный образец градоустройства. В основу строительства положен принцип прямоугольной планировки, жилые кварталы разграничиваются улицами таким образом, что образуется как бы огромная шахматная доска. Главная артерия пересекает развалины с севера на юг; ее ширина , впрочем, и ширина остальных центральных улиц, достигает порядка десяти метров. Поперечные улицы гораздо уже, из них входи-1и и дома, в которых была лишь одна дверь и небольшое число окошечек, чтобы их обитатели как можно меньше страдали «I  палящих лучей солнца.

Если двигаться по главной улице к югу, то придешь к тому месту, где находился колодец общины. Здесь 3800 лет огромное множество мохенджодарцев было варварски убито ордой ариев, с неистовой яростью обрушившихся на город. Остальное еще предстоит раскопать.

(1голосов, средний: 1,00 out of 5)

Загрузка...

Второй этап раскопок, проведенных американцами в Тофете, только сгустил туман: самые старые захоронения Тофета восходят ко временам, когда гражданской архитектуры не существовало, по крайней мере с нашей точки зрения. А так как уже нет надежды отыскать что-либо на Бирсе, остается только ждать результатов западногерманских раскопок, которые достигли пунического уровня III века. Археологи намерены удалить все пунические мостовые и дойти до нетронутой земли. Если под домами III века до н. э. обнаружатся какие-либо следы более ранних строений, которые вполне могут восходить к IV веку до н. э., раскопки будут продолжены; в противном случае будет окончательно подтверждена правота отца Феррона. В этом случае классический Карфаген придется искать в другом месте.

Жизнь в Карфагене. В ходе раскопок западногерманские археологи нашли пунические виллы с мозаичным полом (рау1тепга ритса), схожие с теми, которые обнаружены в Моции и на Сардинии, и остатки тех домов, которые в III веке до н. э. были построены на месте общественных колодцев с характерными пуническими резервуарами продолговатой формы. Обнаружены следы жизни в Карфагене, восставшем из руин после 29 года до н. э. Не может быть сомнений, что город был разрушен полностью. Не найдено никаких следов ни эпохи Республики, ни закладки города Цезарем. Все начинается со времени Августа. Впрочем, об этом уже было известно из сочинений Плутарха, который в «Жизни Помпея» приводит «забавное происшествие». Вот этот отрывок: «Какие-то из его воинов, по-видимому случайно наткнувшись на клад, добыли большие деньги. Когда об этой находке стало известно, у других воинов явилась мысль, что вся эта местность полна кладов, спрятанных карфагенянами в пору их бедствий. Много дней Помпеи не мог совладать со своими воинами, которые искали клады. Он ходил вокруг и со смехом наблюдал, как тысячи людей копают и переворачивают пласты земли на равнине. Наконец воины утомились от этой работы и предложили Помпею вести их, куда ему угодно, так как они достаточно наказаны за свою глупость»7. Стало быть, когда легионы Помпея достигли Карфагена, они нашли «равнину», покрытую руинами, а Гракхова города  не  было.  В  самом деле,  Гракхи  отправляли  в «проклятый юрод» в основном земледельцев, дома которых, если они существуют, вероятно, легче найти по ту сторону Бирсы, в зоне плодородных и’мель.

Благодаря стратиграфическим исследовани-им удалось установить, что римляне, прежде чем сооружать здания, производили разведочные раскопки и по возможности использовали фундаменты пунических строений или пускали в ход прежние материалы для сооружения новых стен. Почти все римские здания возведены из материалов, добытых из выкопанных остатков пунического города. Этим объясняется, почему до сих пор не найдены развалины домов, разрушенных легионами Сципиона Эмилиана.

Западногерманские археологи установили, что в римский период там, где прежде находился пунический жилой квартал с виллами, располагались жилые дома с тавернами и лавками ремесленников, туда можно было попасть как с главной улицы, так и через какой-нибудь внутренний частный проулок. Такая планировка кварталов сохранялась и в вандальский и в византийский периоды. Действительно, найдены лавки византийских ремесленников, изготовлявших медальоны, формы и следы печей для плавки бронзы.

Стена Феодосия. Тринадцативековое разграбление, которому подвергли Карфаген каменотесы, ужасно осложнило работу археологов, которые находят только «негативы» многих сооружений: рвы из-под стен и углубления, внутри которых остались кое-какие следы фундаментов. Больше почти ничего нет, потому что все камни, особенно обтесанные в квадратную форму, были вновь пущены в ход. Охотники за камнями работали, как кроты. Отыскав гребень стены, они делали подкоп, постепенно выбирая все камни. Это обнаружили итальянские археологи: обследуя природный обрыв, являющийся южной основой «треугольника Соманя», они находили вдоль него остатки Феодосие-ной стены.

То, что здесь, возможно, проходила стена, можно было предположить и на основании находок нескольких ее частей во время раскопок, производившихся англичанами. В «канаве грабежа», или «канаве воровства», как именуют англичане место, где была Феодосиева стена, сохранились остатки фундамента   —   небольшие  куски   камня  вперемежку  с   сероватым строительным раствором. Обследовав то место, где логично было бы ожидать продолжения оборонительной каменной кладки, обнаружили идентичную канаву той же ширины. Поэтому было легко увязать отрезок, найденный итальянской экспедицией, с отрезком англичан и реконструировать, хотя и с пустотами посреди, фасад этой стены, сооруженный в 425 году до н. э., то есть в период, предшествовавший нашествию вандалов.

Построенная Феодосием Н, предвидевшим скорое нашествие извне, оборонительная стена не помогла предотвратить его, так же как Аврелиевы стены не помогли остановить Алариха и готов, стены Константина — сдержать турок, линия Мажино — помешать гитлеровскому наступлению. В византийскую эпоху Вели-зарий соорудил снаружи Феодосиевых стен ров, предназначенный для обороны города; это новое открытие также было сделано англичанами благодаря их тонкой технике раскопок.

Результаты раскопок итальянской экспедиции представляют важный вклад в историю Карфагена, особенно римской и более поздней эпохи. Прежде всего удалось установить, что застройка шла поэтапно, что там, где проходила стена Феодосия, жилых кварталов не было и что застройка прекращалась до знаменитого обрыва. По ту сторону рва тоже удалось найти кое-что. Был обнаружен некрополь первых колонистов времен Августа или их детей, и даже были найдены сельские дома, ориентированные по пуническому, а затем Гракхову кадастру. Итальянские археологи проследили преемственность жизни на территории, ограниченной Феодосиевой стеной. Изучив культурные слои, начиная от самого древнего, они обнаружили сначала пунические некрополи, а выше, над ними располагалась застройка времен Августа (II век до н. э.). К той же эпохе относился кусок дороги со сточной канавой, появившийся на свет из-под изумительной арки, над которой лежит несколько слоев гравия.

Блюда Блаженного Августина. Пожалуй, самым интересным открытием стала находка свалки мусора, восходящей к 60-м годам IV века, то есть времени Блаженного Августина. Мусор — это манна небесная для археологов, так как в нем можно найти предметы, позволяющие судить, что представляла собой материальная культура различных слоев населения. «Даже при отсутствии других источников, — говорит мне профессор Пуччи, — свалка отбросов дает возможность установить, на каких блюдах ел Блаженный Августин и какие предметы обихода имелись в домах древних. Это своеобразный хгапспе ее У1е*, который можно разложить на анатомическом столе и препарировать. Обследование мусора помогает изучать не только быт и нравы определенного периода, но и уровень развития хозяйства этого времени.

Разумеется, исходные данные ограниченны. Если керамика не поддается разрушению, то ткани и дерево раз-т.чаются, в результате чего до нас не доходят предметы, имевшие, нидимо, важное значение в экономике античного мира. Африканский чи порт, например, включал большое количество тканей. От зерна, понизившегося в мешках, естественно, ничего не сохранилось. В то же и|н’мя вино, хранившееся и перевозившееся в амфорах, оставляет такие следы, как осадок и некоторые смолы и специи, которыми оно почти всегда приправлялось.

В результате оказывается, что средняя продолжительность жизни у карфагенян была очень низкой, особенно из-за детской смертности и частых эпидемий. Среди заболеваний наиболее распространены были различные формы артрита и кариес зубов. Ученые заметили, в частности, что зубы у карфагенян изнашивались иначе, чем у наших современников. Дело, видимо, не столько в типе пищи, сколько в манере еды. В ту пору столовыми приборами почти не пользовались и мясо, например, разрывали зубами. Со временем такая привычка, возможно, и приводила к износу зубов, отличному от того, который наблюдается в наше время.

Карфаген наконец обретает мир. Научное значение международной кампании раскопок бесспорно. Она принесла богатейшие данные, которые помогут прояснить многие еще непонятные аспекты истории великого соперника Рима. Тем не менее тот, кто ожидал от такого предприятия, в котором участвовало столько стран, сенсационных результатов — что, возможно, правомерно, — будет разочарован. Турист, приехав в Карфаген, увидит разного цвета пласты, откосы ям и груды вырытой земли, но это ничего не скажет его неопытному глазу. В то же время все это очень важно для ученых. «Для нас, — говорит западногерманский профессор Ракоб, — это книги, которые нужно прочесть; но показать людям нам почти нечего».

Извлеченные на свет памятники можно пересчитать по пальцам одной руки, но удивляться тут нечему. Археолог не всегда привозит трофеи. Иной раз он раскапывает, изучает и закапывает снова. Леонард Вулли писал, что «цель археолога — открыть и разъяснить ход человеческой истории… С точки зрения научного интереса ценность всякого, даже самого красивого, предмета утрачивается, как только он «отдал» все возможные исторические сведения».

Кое-что будет сделано, чтобы сохранить добытый материал. Старый монастырь «белых отцов» — огромное строение на Бирсе — будет полностью переделан, и там будут помещены все предметы, найденные в ходе раскопок. Таким образом, в самой высокой части Карфагена будет большой музей. Кроме того, подвергнутся реставрации пунический квартал, найденный на акрополе, и порт. Они составят часть будущего большого археологического парка Карфагена.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В 44 году до н. э. вновь основать Карфаген попытался Цезарь. Но после его убийства план был отложен до тех пор, пока его не решил претворить в жизнь Август, «подхвативший» политическое наследие завоевателя Галлии. В 29 году до н. э. римская колония была основана почти на том же месте, где стоял пунический город, но планировка его была совершенно иной. Эту систему сети улиц можно узнать в Карфагене и сегодня: кардины и декуманы6, пересекающиеся под прямым углом, сохранились со времени Августа.

Римский Карфаген жил и процветал на протяжении всего периода империи. Дважды в городе останавливался Адриан, построивший знаменитый акведук, по которому вода с горы Загуан подавалась в центр города. Потом Антонин Пий возвел не менее известные термы. В III веке Карфаген был столицей ряда африканских императоров, которые провозглашали себя таковыми, опираясь на размещенные в римской провинции — Африке войска, и противопоставляли себя соперникам, восседавшим в Риме. Один из них, Коммод, построил, например, второй флот и держал его в просторной гавани Карфагена, ставшего к тому времени второй столицей Западной империи.

Процветание продолжалось и в период Поздней империи. Своего наивысшего расцвета поздний Карфаген достиг во второй половине IV века, во времена Блаженного Августина, который до принятия христианства был ритором, утонченным интеллектуалом; он поддерживал отношения со всеми образованными людьми в африканской провинции. Этот период процветания был на время прерван нашествием вандалов. Ифрикия, как называли эти места мусульмане, действительно была одной из богатейших и щедрейших земель во всем Средиземноморском бассейне и у многих возбуждала аппетит. Так, вандалы, уйдя из Италии и пустившись на поиски хороших земель, перебрались сначала в Испанию, а оттуда — в Северную Африку, где в 439 году н. э. овладели Карфагеном. Не следует забывать, что в те времена Африка не только была житницей Рима, но и занимала первое место по выращиванию масличных деревьев. Более 80 процентов оливкового масла, потреблявшегося в Римской империи, изготовлялось в африканской колонии; к этому надо добавить, что в древности этот продукт был гораздо важнее, чем сегодня, потому что был единственным видом жиров и горючего для освещения.

Нашествие вандалов, несомненно, нанесло определенный удар процветавшей римской колонии. Недавние исследования, однако, привели к переоценке этого презренного века владычества «варваров». Установлено, что ярлык беспощадных разрушителей не так уж заслужен вандалами. Вопреки распространенному мнению они относились к культуре и местным учреждениям с гораздо большим уважением, чем византийцы, и, установив свое господство, сохранили всю предшествовавшую структуру хозяйства и не пытались навязывать свою культуру.

 Последняя точка. Контрнаступление последовало со стороны Византии. Юстиниан хотел подчинить своей власти былую Западную империю и отправил полководца Велазария отвоевывать африканские территории. Карфаген пал в 534 году. Вслед за почти столетней вандальской оккупацией начался более чем столетний период византийского нладычества. Вся территория была предана огню и мечу, взимание налогов по византийской системе лишало жителей последней меры зерна и оливкового масла.

Экономика Карфагена более не знала подъема. И когда в конце VII века, в 696 году, сюда пришли мусульмане, город уже был не способен оказать организованное вооруженное сопротивление, он пребывал в состоянии полного разложения. Воспользовавшись этим, новые завоеватели захватили его. Карфаген был предан огню и стерт с лица земли; с тех пор его уже не восстанавливали.

Следовательно, точка в его истории поставлена  не  вандальской  или  византийской  оккупацией,  а  нашествием мусульман в конце VII века. После этого столица переносится в Тунис, а Карфаген используется как каменоломня для получения строительного материала. Жорж Фрадье писал: «Карфаген не был укрыт, подобно Помпеям, вулканическим саваном, который уберег бы его до грядущего века Просвещения и для археологов и любителей античности. Подобно Лондону, Триру, Лиону, Ниму, подобно самому Риму, Карфаген по существу превратился в каменоломню. Но в отличие от разрушителей древних памятников этих европейских городов люди, растаскивавшие камни Карфагена, ничего не возвели на месте его заброшенных храмов. Они использовали камень, добытый в Карфагене, для строительства во многих местах, вплоть до Кайруана. Не год, не десяток лет, а целых тринадцать веков выламывали они колонны и капители для своих мечетей и дворцов, бросали обломки статуй в жерла печей для обжига извести, крышками саркофагов мостили улицы. Все это делалось не из злых побуждений, просто жизнь не может стоять на месте, каждый последующий этап культуры возникает на развалинах предыдущего. Те немногие памятники архитектуры, которые уцелели и которые давали приют вражеским войскам, были уничтожены в 1270 году по приказу султана Эль-Мостанейра после крестового похода, возглавлявшегося Людовиком Святым».

Опустошение Карфагена продолжалось столетиями. В 1150 году через него прокатилось нашествие бедуинов бени-хилаль, которых натравил на Ифрикию халиф Египта. В конце XIII века пришло время отмщения за крестовые походы, а через столетие началась оккупация Меринидами, новыми кочевыми племенами, пришедшими на сей раз из Алжира. В 1534 году эти места разграбили сначала турецкие солдаты Хайраддина Барбароссы, а год спустя — испанские солдаты Карла V. Набеги алжирцев в конце XVII — конце XVIII веков были не столь ужасны, как в былые времена, и скоро забылись.

Знакомство с основными моментами истории великого соперника Рима поможет нам теперь лучше понять проблемы, которые уже удалось решить благодаря международной кампании раскопок, и те, что еще остаются нерешенными. Маленькие и большие тайны по-прежнему делают из истории Карфагена захватывающий археологический «детектив».

Раскопки. Сведения, которые содержатся в этой части главы, посвященной Карфагену, если исключить малочисленные и отрывочные сообщения на Международной научной конференции в 1977 году, еще не известны и будут преданы гласности только по окончании раскопок, проводимых археологическими экспедициями стран, откликнувшихся на призыв ЮНЕСКО, и анализа и обработки полученного материала. Мне удалось разузнать подробности этого последнего археологического обследования карфагенского места происшествия только благодаря исключительной любезности группы ученых-археологов.

Незастроенные участки, которые в 1972 году, когда прозвучал международный призыв, ожидали археологических работ, занимали площадь в 371 гектар, каждый из участков был отведен для одной экспедиции. Например, итальянским археологам достался так называемый треугольник Соманя, западным немцам — жилой квартал вдоль побережья, англичанам — зона порта, французам — Бирса (карфагенский акрополь) и так далее.

Следует сразу сказать, что раскопки впервые основывались на абсолютно научных критериях. В прошлом археологические исследования проводились, по мнению западногерманского профессора Ракоба, «отвратительно, разрушалось больше, чем раскапывалось». Довольно большой размах носили работы в пуническом порту и деятельность «белых отцов», интересовавшихся главным образом палеохристианскими базиликами и византийскими памятниками. Во время других, почти не организованных раскопок были разрешены многие проблемы, удалось открыть некоторые римские сооружения и очень важный для пунической архитектуры центр — священный участок, где совершались ужасающие человеческие жертвоприношения.

Однако еще оставалось решить множество проблем: например, где находился пунический жилой город и являются ли известные нам порты пуническими или римскими? Имелись также топографические загадки, особенно таинственный треугольник, носящий имя французского историка Шарля Соманя. Этот известный исследователь Карфагена ошибочно заключил: для того чтобы город образовывал прямоугольник, не хватает участка, имеющего как раз форму треугольника. Сомань считал, что именно на нем должна была находиться часть той Гракховой колонии, о которой, как мы видели, известно очень мало.

Таким образом, к началу международной кампании раскопок, организованной ЮНЕСКО, Карфаген вызывал гораздо больше вопросов, чем любой другой город древнего мира. Прежде всего предстояло раскрыть тайны пунического периода; да и о римской, византийской и вандальской эпохах не было цельного представления, имелись лишь отдельные памятники того времени.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Разрушение Карфагена практически не прекращалось с того дня, как арабские завоеватели превратили его в каменоломню. Угроза железобетона начала вырисовываться в 1930—1935 годах, когда городские границы Туниса стали казаться слишком тесными и была проведена первая разбивка на участки Для застройки морского побережья. С тех пор население неуклонно увеличивалось, и все больше спекулянтов в погоне за легкой прибылью развивали здесь неистовую и бесконтрольную деятельность, уродуя огромную территорию, включавшую наряду с Карфагеном тунисскую Медину и живописное местечко Сиди-Бу-Саид. По прогнозам специалистов по урбанистике, нынешняя тенденция освоения этого региона, имеющего историческую ценность и представляющего археологический интерес, приведет к полному уничтожению зоны руин к 1985 году, когда, как предполагается, население тунисской столицы достигнет 1,6—2 миллионов жителей, то есть возрастет вдвое по сравнению с 1970 годом.

Речь идет о полной урбанизации побережья и превращении одной из наиболее интересных в археологическом отношении зон всего африканского берега в жалкий клочок земли, затерянный среди безликой массы современных сооружений, лишенный того пейзажного фона, который придает ему смысл и очарование.

Чтобы не допустить уничтожения Карфагена, тунисское правительство и ЮНЕСКО разработали проект охраны археологической зоны и Медины, который должен быть осуществлен, прежде чем демографическое давление и порождаемая им урбанизация приведут к полному ее опустошению. Первым делом следовало разобраться, чему отдавать предпочтение: созданию археологической зоны или застройке. А для этого нужно было узнать, что же скрывается под землей. Вот почему в 1972 году ЮНЕСКО выступила с призывом провести международные раскопки, на который с энтузиазмом откликнулись многие страны. Тунисские власти со своей стороны произвели небольшие разведочные раскопки, чтобы на законном основании заморозить разбивку участков для продажи в районах, представляющих археологический интерес.

Некоторые раскопки уже завершены, другие еще продолжаются. Только после того как все экспедиции опубликуют результаты своей работы, можно будет произвести разбивку участков в зонах, не представляющих ценности для археологии, и возводить там жилые районы и туристические комплексы. Одновременно начнутся работы по превращению Карфагена в большой археологический парк.

Под землей — 15 столетий. С основания Карфагена в 814 году до н. э. до его окончательного разрушения в VII веке н. э. прошло 1500 лет. Под песком погребено 15 столетий, причем о некоторых из них мы располагаем крайне скудными сведениями. Даже международные раскопки, еще не завершенные к моменту написания этой книги, не прояснили тайну первых 500 лет существования города. У нас также нет материальных данных о древнем Карфагене IX века до н. э. и пуническом городе VIII, VII, VI и V векои до н. э. Столкнувшись с необъяснимой пустотой, археологи начинают задаваться вопросом: а не прав ли старый «белый отец»2 Феррон, который уже много лет утверждает, что Дидона основала Карфаген в другой части побережья, около Сиди-Бу-Саида, и что лишь в IV веке до н. э. город был перемещен на нынешнее место.

Это волнующая загадка, но скорее всего разгадать ее никогда не удастся. Поэтому остается только сказать, что Карфаген был колонией, основанной в западной части Средиземного моря^ выходцами из Азии семитского происхождения, и что на протяжении пяти-шести столетий ее судьба была связана с жизнью коренных обитателей Северной Африки, италийцев, иберов и кельтов.

Как писали супруги Пикар3, в первый, наименее известный период своей истории Карфаген, видимо, представлял собой финикийскую торговую факторию, один из многих опорных пунктов на оловянном пути, который вел вдоль атлантических берегов Иберийского полуострова и Галлии и Британским острецам.

Изобретение бронзы, сплава меди и олова, служившего для изготовления орудий труда и оружия, побудило людей 2-го тысячелетия до н.э. завязать торговые связи с отдаленными народами. Медь добывалась в странах Малой Азии, которые в ту пору наряду с Египтом являлись главными районами средиземноморской   цивилизации.   Олово   же   добывалось   в   западной   и северной Европе, в Испании, Арморике (на галльском побережье Атлантики) и на Британских островах. В этих областях развивалась культура мегалитических памятников. Торговые связи с Востоком поддерживали те таинственные народы, которые воздвигали дольмены4. К концу 2-го тысячелетия контроль над движением по этому пути, который раньше осуществлялся микенцами, перешел в руки финикийцев, основавших в главных гаванях торговые фактории. Так возникли самый древний торговый пункт Кадис (Гадес)*, Утика на тунисском побережье (1178 г. до н.э.) и Карфаген (814 г. до н. э.). Однако в отношении точности этих дат нет никакой уверенности. В Карфагене, например, остатки наиболее древних керамических изделий, найденных в святилищах и захоронениях, можно датировать примерно 750 годом до н. э., то есть они были изготовлены по меньшей мере через 60 лет после того, как, по сообщениям древних писателей, Дидона вступила на африканский берег.

Согласно легенде, приводимой Тимеем и Юс-тином, дочь тирского царя Муттона, которую финикийцы звали Элисса, вышла замуж за своего дядю Сихея, очень богатого жреца культа Геракла. Но ее брат Пигмалион, став царем Тира, убил ее мужа, чтобы завладеть его богатствами. Элисса с немногими спутниками бежала и после долгих перипетий добралась морем до Ливии. Там царь Ярбас обещал ей и ее спутникам столько земли, сколько можно покрыть бычьей шкурой. Царевна разрезала шкуру на тончайшие полоски и обложила ими большой участок, где и основала город, который назвала Кварт хадашт (Новый город); в искаженном виде это название стало звучать у римлян как Карфаген. Те же ливийцы дали Элиссе имя Дидона.

Расхождения в датах и литературные данные, в которых действительно происходившие события перемешиваются с вымыслом рассказчиков, наводят на мысль, что Карфаген возник иначе, чем другие финикийские колонии: это была не фактория, а прибежище группы политических беженцев, вынужденных навсегда покинуть родину.

Долгое время Карфаген признавал за Тиром, главным городом-государством финикийского мира, роль метрополии, а за Утикой — определенное право первенства. Но как только представилась возможность, он, проявив мудрость и мощь, захватил главенство в торговых операциях. Этому содействовал не только рост самого Карфагена, но и катастрофы, потрясшие финикийскую державу на Востоке. Когда Тир, истощенный изнурительной борьбой с царями Ассирии и Вавилонии, оказался не в состоянии поддерживать финикийцев Запада в их соперничестве с греками, Карфаген начал освобождаться от его влияния. Тем временем греки обосновались сначала на берегах Киренаики, южной Италии и Сицилии, а затем на побережье Галлии, где основали Марсель (Массалию), в Каталонии, на Корсике и юге Иберийского полуострова по соседству со сказочно богатой Тартесской державой (нынешняя Андалузия). И везде, где интересы греков и финикийцев  сталкивались,  между  ними  возникало  острое  соперничество.

По пути завоеваний. Когда Тир подпал под владычество сначала вавилонян, а затем сменявших друг друга персов, македонцев и селевкидов, Карфаген стал естественным наследником традиций мореплавания былой финикийской метрополии и обширной сети торговых факторий, созданных на побережье Средиземного моря и Атлантического океана. Понятно поэтому, что именно флот способствовал превращению Карфагена в одну из могущественнейших и жизнеспособных держав древности.

Карфагенский флот удовлетворял и военным, и торговым нуждам. Он включал как тяжелые, «круглые» суда, использовавшиеся для перевозки товаров, так и очень легкие и быстроходные длинные, узкие корабли, которые легко перемещались с помощью весел. Рассказывая об этих мобильных военных кораблях, Полибий пишет: «Они были построены таким образом, чтобы их было легко поворачивать в любом направлении. Гребцами были очень опытные люди… Такой корабль не могло догнать ни одно неприятельское судно. Столь легким судам нетрудно было выходить в открытое море. Если неприятель стремился сойтись для ибордажа, они сворачивали в сторону, затем обходили вокруг неприятельского корабля и молниеносно таранили его сбоку».

В мирное время флот Карфагена, состоявший из нескольких сотен кораблей, не только охранял торговые карами пы, но и участвовал в известных исследовательских экспедициях. И в этой области Карфаген освоил богатое наследие финикийцев, которые к тому времени уже совершили плавание вокруг Африки по поручению фараона Нехо II (609—595 гг. до н. э.). Если верить древним авторам, карфагеняне снарядили две исследовательские экспедиции вдоль африканских и европейских берегов с целью создания НОВЫХ торговых гаваней. Первое плавание, сообщения о котором дошли до нас из одного греческого текста, возглавлял Ганнон. По-видимому, он достиг района нынешнего Камеруна, пройдя затем вдоль Гвинейского залива. О другой экспедиции, под командой Гимилькона, нам известно лишь то, что в поисках оловянных и Серебряных рудников она обследовала атлантическое побережье Европы и добралась до Британских островов. Действительно, карфагеняне долгое время держали под контролем атлантические перевозки в обоих направлениях: на юг, вдоль берега Африки, и на север, вдоль европейского побережья от Иберийского полуострова до Великобритании и Ирландии.

Распространив свою гегемонию на многие финикийские города Запада, карфагеняне начали расширять горизонты своей империи. Первым шагом в этом направлении стало упрочение их позиций на Сицилии. Выйдя из Моции (Мотии), пункта, расположенного на нынешнем острове Сан-Панталео, находящемся напротив Марсалы, карфагенские военные суда достигли берегов Сицилии. Их армия под командованием полководца Малха быстрым маршем двинулась на покорение коренного населения, жившего на склонах горы Эрике. Захват этого стратегического плацдарма позволил им овладеть Сегестой, Палермо (Панор-мом), Солунто (Салунтом), а впоследствии — Гимерой и Селину нтом.

С Сицилии карфагеняне начали наступление на Сардинию, одновременно стремясь укрепить захваченные позиции в западном Средиземноморье: в Ликсе (Марокко), в Ка-дисе (Гадесе) в Испании, в Ивису* (Эбесе) на Балеарских островах. Таким образом, к концу VI века до н. э. они распространили свое господство на все финикийские колонии в Северной Африке — от Триполитании до побережья Атлантики, а также на более или менее обширные районы Сицилии, Испании, Сардинии и Балеарских островов. В дальнейшем мощь Карфагена еще более возросла благодаря заключению союза с этрусками, явно преследовавшего цель остановить эллинскую экспансию.

В это время греческие переселенцы из Фо-кеи, основавшие в 600 году до н. э. Массалию, ныне Марсель, действительно представляли растущую угрозу. Они не только стали союзниками тартессов, хозяев знаменитых оловянных и серебряных рудников, но и обосновались на Корсике.

Собрав все свои корабли в единый, мощный флот, карфагеняне и этруски в 535 году до н. э. разбили фо-кейцев при Алалии (Алерия). Вытесненные эллинами с Корсики, перешедшей к этрускам, фокейцы вынуждены были отступить в области, расположенные вокруг Лионского залива.

Позднее, когда после поражения от латинов при Ариции (508 г. до н. э.) начался упадок этрусской державы, карфагеняне вступили в союз с римлянами. Три договора скрепили между соперниками эту дружбу, которая, однако, вылилась в крово-пролитнейшую схватку древности.

Карфаген никогда не доверял Риму, даже в периоды, когда союз казался действительно прочным. Если по первому договору, заключенному в 509 году до н. э., римлянам оставлялась свобода торговли с Сардинией, Сицилией и Африкой (кроме центральных и южных берегов Туниса), то по второму, более ограничительному, им запрещалось высаживаться на Сардинии, в Африке и южной Испании.

Союз с Римом дал Карфагену возможность укрепить свои позиции, но его стремление к экспансии, видимо, вновь натолкнулось на греческое могущество, достигшее в V веке до н. э. своего апогея. В 480 году греки близ Гимеры (сегодня Термини-Имересе) нанесли пуническим силам жестокое поражение. Одновременно при Саламине были разбиты персы — союзники Карфагена.

Эллинское превосходство в Средиземноморье сыграло огромную роль в изменении карфагенской политики. Чтобы компенсировать сокращение внешней морской торговли, пуническое государство обратилось к внутренней территории Северной Африки. Вскоре Карфаген захватил огромную область, почти соответствующую нынешнему Тунису. Предприятие было доведено до конца ценой тяжелых боев с коренным населением. Оно содействовало тому, что карфагеняне из тирян, каковыми являлись до этого, превратились в африканцев. Кроме того, в распоряжении Карфагена оказалось обилие сельскохозяйственной продукции и большое число хороших бойцов для армии. В 409 году до н. э. преемники пунического царя Ганнона решили, что пришло время отомстить за разгром при Гимере, тем более что в греческих городах, ослабленных непрерывной внутренней борьбой, начинали проявляться признаки непоправимого упадка.

Карфаген перешел в контрнаступление. Он быстро разрушил Селинунт и Акригент, но перед Сиракузами был остановлен. Последовала изнурительная и кровопролитная борьба, но ни одной из сторон не удалось добиться решающего перевеса. Карфагеняне были измотаны. Все более многочисленной становилась партия, выступавшая против войны и ведшей ее династии. К 370 году до н. э. этой партии удалось взять верх, захватив власть у последних Магонидов, преемников Магона, первого карфагенского монарха, о котором имеются сообщения. В Карфагене был установлен аристократический и тиранический режим, жутким символом которого стал грозный Совет ста четырех.

Взлет и падение. Эксплуатация земледельцев внутренних районов, открытие новых рынков в Африке, активный товарообмен с восточными государствами, образовавшимися в результате завоеваний Александра Великого, вернули Карфагену все его могущество. Он снова занял позиции, утраченные после поражения при Гимере. Сиракузский тиран Агафокл и эпирский царь Пирр, пришедший на помощь другим греческим городам Сицилии, не сумели остановить его неудержимый натиск. Карфаген распространил свое влияние на большую часть острова. Если бы он на этом не остановился и приложил дополнительные усилия, отмечает тунисский археолог и историк Хеди Слим5, то еще до середины III века до н. э. смог бы занять господствующее положение в Средиземноморье. К тому времени, когда в 269 году до н. э. карфагеняне сумели овладеть Мессиной   (Мессаной),  уже  возникла  новая могучая  средиземноморская держава — Рим. Столкновение было неизбежным, и два гиганта вскоре сошлись в смертельной схватке. Если принять в расчет размеры известного тогда мира, пишет Хеди Слим, три этапа этой долгой и ожесточенной борьбы приобрели размах мировой войны, первой в древности.

Карфагенская экспансия в Средиземном море продолжалась между Первой и Второй Пуническими войнами. После первого великого противостояния Карфаген был разбит в битве у Эгатских островов (241 г. до н. э.) и выдворен с Сицилии. Причины поражения следует искать прежде всего во внутренней ситуации. Большой вред наносил державе аристократический режим, со слепой враждебностью относившийся к любой попытке реформ и с болезненной ревностью державшийся за свою власть. Поняв ошибки правящего класса, полководец Гамилькар Барка, прославившийся во время войны в Сицилии, решил создать иную форму правления, чем существующий режим, который он считал ответственным за поражение. Для проведения этого политического эксперимента он перебрался в Испанию, достаточно далекую, чтобы не встревожить, по крайней мере вначале, римский сенат и Карфаген. Именно Гамилькар повел новую политику экспансии в Средиземноморье. Когда этот полководец-реформатор пал в бою (222 г. до н. э.), то власть перешла в руки его зятя — полководца Гасдрубала. Гамилькар оставил ему державу, обеспеченную с финансовой точки зрения богатыми иберийскими рудниками, а с военной — хорошо обученной армией. Гасдрубал основал новую столицу, Картахену (Новый Карфаген), построил дворец и провозгласил себя царем.

После смерти Гасдрубала власть унаследовал сын Гамилькара — Ганнибал. Он усовершенствовал политический план отца, направленный главным образом на достижение одной цели: взять верх над Римом. Надеясь, что города италийской конфедерации, хотя и извлекли торговые выгоды из победы Рима над Карфагеном, в действительности жаждали полной независимости и поэтому порвали бы договор о союзе с Римом, Ганнибал был уверен, что сможет покончить с римской военной мощью. В 219 году до н. э. сын Гамилькара Барки со своей иберо-африканской армией и слонами перешел Пиренеи и Родан, перевалил Альпы и спустился на равнину, где нанес врагу ряд ударов.

Однако предприятие Ганнибала, как известно, кончилось провалом после того, как, казалось, был достигнут полных успех. Причины следует искать в том, что италийский союз оказался прочным, а поддержка со стороны царей Македонии и Сирии недостаточной. Конец стал неизбежным: римский полководец Сципион высадился в Африке и разгромил войска Ганнибала в битве при Заме (202 г. до н. э.), после чего Карфаген был вынужден принять условия победителей, надо отметить, относительно скромные. Сципион и большинство сенаторов хотели «привязать» Карфаген к Африке, не разрушая его. Но к 170 году до н. э. Катон и его партия сумели убедить сенаторов, что для благополучного развития Рима уничтожение Пунического государства — необходимость.

В 146 году до н. э. Карфаген был побежден и разрушен Сципионом Эмилианом. Как рассказывает александрийский историк Аппиан, римский полководец не мог сдержать слез при виде пылающего в огне города и, словно охваченный зловещим предчувствием, что рано или поздно та же судьба может ожидать и  Рим,  громко  прочитал  знаменитые  строки  из  «Илиады»:

Вудет некогда день, как погибнет высокая Троя, Древний погибнет Приам и народ копьеносца Приама*.

Действительно, римляне, даже ненавидя Карфаген, понимали, что это Пуническое государство со своими многочисленными колониями, рассеянными в Средиземном море и на Атлантическом побережье, оказывало значительное влияние на эволюцию древнего мира, оживляя плодотворные связи между различными средиземноморскими городами.

Римский Карфаген. Разрушенный в 146 году до н. э., Карфаген нновь вырос 117 лет спустя, в 29 году до н. э., но уже как римская колония. Он снова стал крупным городом, насчитывавшим 300 тысяч жителей, Карфаген вывозил масло, вино и пурпур и ввозил греческие статуи. Город был полностью спланирован по римскому образцу — акведук, форум, жилые дома и виллы патронов, цирки, театр, храмы и бани, знаменитые термы Антонина, крупнейшие и роскошнейшие в мире после римских. Чувство реализма возобладало у римлян. Несмотря на то что побежденный город был предан иашпапо тетопае**, они не желали отказываться от самых плодородных земель во всей Северной Африке.

(Еще не оценили)

Загрузка...

По этому поводу сходятся во мнении все крупнейшие специалисты в области охраны памятников. «В итальянском проекте, — говорит мне Раймон Лемер,— скрупулезно, умно и смело соблюдалась целостность монументального комплекса. Иными словами, все было продумано, чтобы касаться его как можно меньше. Жаль, что в конце концов возобладали финансовые соображения.

Это произошло в основном потому, что люди, принимающие окончательные решения, не располагают специальными знаниями и данными. Если решения принимаются исходя из расчета стоимости и наличных средств, легко допустить ошибку и в конце концов в жертву приносится культурная сторона проблемы».

Во всяком случае в определенный момент

[smszamok]

итальянский проект был отвергнут под официальным предлогом отсутствия достаточных средств и стали искать более экономичное решение. Так 3500 лет истории потерпели крушение по финансовым, денежным мотивам. Никто не подумал, что хватило бы одного усилия, которое нашло бы количественное выражение: 100 миллионов долларов — это сумма, расходуемая всего за один день на вооружение.

По мнению председателя Римского клуба Аурелио Печчеи, итальянский проект имел прежде всего огромное культурное значение: «Храмы, воздвигнутые между двумя порогами Нила, — это плод фантазии, воли, трудоспособности, инженерной мысли, эстетического чувства высшего порядка. Необходима была эта культурная, художественная согласованность между нынешней эпохой дерзкой техники и эпохой пирамид и скальных храмов. Всего этого недоставало. История Абу-Симбела показывает, какая бедность царит в’ мире по сравнению с огромными средствами, которыми тот же мир мог бы располагать».

С другой стороны, принятие итальянского проекта не дало бы возможности избежать тех опасностей, которые угрожают и сейчас нубийскому монументальному комплексу из-за того, что его подняли на более высокое место. Не защищенные уже скалистыми берегами реки, оба храма подвергаются воздействию ветра и песка. И бедственные последствия этого все очевиднее. В остальном надо признать, что реконструкция полностью удалась. Ночью возникает ощущение полного сходства’. Но этого нельзя сказать при свете дня. Дело в том, что очень плохо получилась искусственная гора, особенно холм, возвышающийся над Малым храмом. Разочарование еще более возрастает, когда обнаруживаешь, что позади Абу-Симбела раскинулся город с аэропортом, дворцами и музеем. К тому же в искусственной горе сделана галерея для обслуживания, а сзади — огромный бетонированный свод, превышающий по размерам зал атомной электростанции, под которым установлены механизмы для уравновешивания сил растяжения между скальной частью и железобетонной конструкцией. Так Абу-Симбел вдруг стал колоссальным памятником современной техники, рядом с которым явно мельчает гигантский храм Рамсеса II. Уходя, посетитель выносит общее впечатление о великолепнейшем техническом свершении, которое само становится памятником, меняющим и искажающим окружение египетского комплекса.

Это подтверждает, поясняет мне Джорджо Торрака, справедливость позиции ИККРОМА (Римского центра), принципиально выступающего против «крупных работ».

В момент, когда я пишу эти строки, подходит к концу последняя стадия международной операции по спасению памятников Нубии, организованной ЮНЕСКО в 1959 году. Разобранные камень за камнем, храмы острова Филе, относящиеся к птоле-меевско-римскому периоду (IV в. до н. э.), целиком реконструируются на соседнем острове Агилкиа, вне досягаемости вод Нила. Чтобы спасти эти сокровища египетского искусства, почти все посвященные богине Исиде, пришлось возвести вокруг большой части островка дамбу и откачивать воду. После этого итальянская фирма «Кондотте э мацци» расчленила памятники на 40 тысяч блоков, перевезла их на остров   Агилкиа и вновь собрала.

Сейчас Филе целиком ушел под воду. Если бы памятники не были перевезены в безопасное место благодаря и на этот раз международной солидарности, воды Нила уже начали бы медленно, неумолимо разъедать камни и нубийская эпопея осталась бы незавершенной.

Разрушение продолжается. То место на берегу моря, в нескольких километрах от Туниса, где когда-то стоял Карфаген, может вскоре оказаться поглощенным беспощадным железобетоном. «Ве1епс1а СаПпао»* — эти исторические слова, произнесенные более 2100 лет назад Катоном, вновь звучат над руинами древнего города, которым угрожает натиск непрерывно почкующихся маленьких вилл и больших гостиниц. Если в Абу-Симбеле врагом была вода, то здесь — урбанизация. «Мы, жители Карфагена, изо дня в день наблюдаем, как исчезают последние остатки древнего пунического и римского города… — писал в 1970 году тунисский специалист по городскому планированию Джелаль эль-Кафи.— Если мы не предпримем срочных мер, то не сохраним для будущих поколений эти груды руин карфагенского и римского города»1.

Случай с Карфагеном безусловно типичен, чдесь наиболее ярко предстают те явления, с которыми мы сталкиваемся на всех широтах. Здесь, как и повсюду в мире, калечение окружающей среды обусловлено отсутствием последовательной градостроительной политики, при которой предусматривались бы, с одной стороны, быстрый рост застраиваемых районов, порождаемый увеличением населения, появлением крупных индустриальных комплексов, бурным развитием дорожной сети, а с другой — охрана природных и исторических достопримечательностей.

[/smszamok]

«Состояние руин ухудшается и по другим причинам: под воздействием атмосферных агентов, химических процессов в камне, деятельности древесных паразитов, — отмечает Джелаль эль-Кафи. — Но в целом на камень меньше оказывает влияние время, чем отсутствие упорядоченной политики освоения районов».

(Еще не оценили)

Загрузка...

С каменного века, с самого начала существования человечества долина Нила была одним из главных путей сообщения. Многие археологи полагали — и, похоже, не ошиблись, — что Африка была одной из прародин человека и что именно через долину Нила наши предки установили связь со средиземноморским и ближневосточным миром.

Позднее эта долина превратилась в один из крупнейших центров развития земледелия и скотоводства. Сменяли друг друга фараоны, потом здесь было Нубийское царство, а затем начались крупные религиозные движения: за христианством пришел ислам. Каждый из этих исторических этапов оставил в Нубии следы на берегах великой реки, и такие уникальные находки надо было сберечь от вод огромного водохранилища.

После того как в Каире создали действенный Центр документации, настоящий штаб работ, должны были

[smszamok]

начаться археологические раскопки, результаты которых, как мы увидим, не обманули ожиданий. Но еще раньше следовало закончить одну болезненную операцию. Нубия протянулась более чем на 500 километров вдоль Нила, между Асуанской плотиной в Египте и 3-м порогом в Судане.

Это область с чрезвычайно сухим знойным климатом, добраться до нее можно только по реке. Нубия никогда не знала городской цивилизации: население, занимавшееся сельским хозяйством, жило в деревнях. Переселить этих земледельцев с мест, где отцы их отцов жили с давних времен, отмечал египетский писатель Абдель Монейм Эль-Сави, который в качестве заместителя министра культуры ОАР занимался международной кампанией по спасению памятников Нубии, было самой тяжелой частью кампании по спасению нубийских памятников. Переселение началось в 1960 году и завершилось два года спустя. Когда в октябре 1961 года я приехал в Нубию, добравшись до Абу-Симбела и границы с Суданом, уже вовсю шло наступление на пустыню.

Новыми обитателями этих мест были уже не бедные феллахи, скребшие деревянным плугом самый верхний слой земли ради нескольких колосков пшеницы, а рабочие, которые глубоко вскапывали песчаную почву и извлекали из нее предметы безмерной ценности, свидетельства жизни эпох, только начинавших раскрывать свои тайны. И бок о бок с рабочими трудились археологи, историки, инженеры, художники, специалисты, собравшиеся со всех концов мира.

Летом, когда после открытия шлюзов уровень Нила понижался, археологические экспедиции рассеивались по всей Нубии в поисках памятников и других исторических находок. Расположившись на пришвартованных судах или в больших белых палатках, они работали с рассвета до полудня; лихорадочное копание возобновлялось к вечеру и продолжалось допоздна. В лагерях можно было услышать самые разные языки: английский, французский, итальянский, испанский, польский, чешский, русский, немецкий и арабский. Всех  роднило  то, что  позднее назвали  «духом  Нубии»; он  стирал

между людьми все различия и сразу устанавливал атмосферу сотрудничества и дружбы. Археологические экспедиции и группы, занимавшиеся передвижкой храмов, работали одновременно, ежедневно вписывая новую страницу в одну из самых волнующих глав нубийской эпопеи.

Чудеса в песках. Сегодня вся древняя Нубия затоплена, но археологические раскопки, результаты которых до сих пор изучаются историками, антропологами и палеонтологами всего мира, вырвали у нее большую часть тайн, что дало возможность восстановить целые доисторические и исторические эпохи. В 1963 году скандинавская экспедиция обнаружила напластования, давшие ценные сведения о Нубии и ее обитателях в эпоху палеолита и неолита, а также около двух тысяч захоронений, которые охватывают 45 столетий истории вплоть до начала нашей эры.

Американская экспедиция, направленная Музеем Нью-Мексико, тоже занялась главным образом раскопками доисторических поселений. Благодаря тщательному геологическому обследованию ей удалось также установить, что Нил — сравнительно молодая река, возраст которой насчитывает не более 50 тысяч лет. До того как она потекла по нынешнему руслу, Нубийскую равнину пересекало множество водных потоков, и на их берегах жили люди, изготовлявшие орудия из камня, изобилие которых позволяет предположить, что доисторический человек чувствовал себя привольно в этой части Африки, где климат тогда был гораздо благодатнее нынешнего. Американцы нашли древнее поселение людей во внутреннем районе пустыни, где сегодня не сумел бы выжить ни один человек. Тогда же на землях, где протекал Нил, водились такие животные, как слоны, жирафы, бегемоты, обитающие, как известно, во влажных областях. Они изображены на многочисленных валунах черного гранита, найденных в различных местах. В то время количество осадков было так велико, что интенсивность потока великой реки, видимо, была втрое больше нынешнего. Затем, к 3000 году до н. э., дожди стали реже, почва начала высыхать и Нубия приобрела вид, сохраняющийся и поныне: огромная пустыня из песка и скал с редкими островками обрабатываемой земли и пальмовых рощиц.

Наиболее значительные находки относились к доисторическому времени. Археологическая экспедиция из Нью-Мексико раскопала «дома» эпохи палеолита, а археологи из Колорадо — кладбище той же эпохи, на территории которого были найдены скелеты ископаемых гоминидов. Но самыми сенсационными оказались раскопки в Бухене. Никому не могло бы даже прийти в голову, что близ второго Нильского порога, где проходит граница между Нижней и Верхней Нубией, в 3-м тысячелетии до н. э. процветал поселок металлургов.

Песок преподнес египтологам немало сюрпризов. Из древних документов было известно, что где-то в районе Дакке находится храм Гора — одного из важнейших богов в Египте XV века до н. э. Но там, в Дакке, где предполагалось его местоположение, оказалось святилище, сооруженное царями птолемеевско-римской эпохи в честь другого бога — Тота. Неописуемые чувства обуяли археологов Миланского университета, когда они, разбирая часть этого святилища, заметили, что из-под земли появляются остатки потерянного храма, на которых еще сохранились следы краски. Здесь почитали Гора, бога-сокола, защитника дороги, ведшей к золотым приискам. Никто не ожидал, что суровая нубийская земля вернет храм людям в канун его окончательного исчезновения.

Немного южнее, в Миргисе, в суданской Нубии, французская экспедиция натолкнулась на поразительнейшую находку. Археологи во главе с профессором Жаном Веркутте освободили из-под песка остатки египетской крепости времен Среднего царства (около 2000 г. до н. э.). На строительство этого гигантского сооружения потребовались миллионы и миллионы сырцовых кирпичей, которые укрепляли деревянными балками. Крепость находилась на вершине скалы, возвышающейся над рекой; от ее подножия до берега тянулась узкая полоса песка. Французы нашли под песком хорошо сохранившийся комплекс бастионов и башен с совершенно целыми лестницами и частями перекрытий.

В ходе раскопок был обнаружен город времен Среднего царства, спланированный с буквально военной точностью; дома были обнесены странно изогнутыми стенами. Археологи сразу же задались вопросом: почему в этих местах был построен такой укрепленный город? Возможно, ответ дает маленькая стела, найденная в святилище Хатора, которая стояла на вершине холма и на которой было написано слово «Икен». Икен был торговым центром Древнего Египта в Нубии. Здесь разгружались караваны и корабли, везшие нубийское золото и плоды южных земель, которые затем отправлялись на север, в Египет. Как записано на стеле Сенусерта III, найденной в Семне, фараон приказал гарнизону крепости этого города не допускать нубийцев на север, за исключением тех, которые придут в Икен с торговыми целями. Местонахождение Икена давно уже является предметом оживленных споров. Не стоял ли древний Икен близ Миргисы? Если это так, то становится понятным размах оборонительных сооружений, найденных французской экспедицией.

Для перечисления всех открытий, сделанных археологами в Нубии, не хватило бы целой главы. Достаточно напомнить, что в кампании раскопок принимали участие около 30 экспедиций, направленных по большей части европейскими и американскими правительственными учреждениями, фондами и университетами, и что поиски велись более чем в 40 местах. Разумеется, никто не ожидал необычайных находок. Наиболее важные из них уже были извлечены на свет в ходе работ, проведенных в 1907—1912 и 1929—1934 годах. И все же усилия и упорство археологов новой волны тоже были вознаграждены. В Анибе, например, в некрополях, восходящих к разным эпохам, археологи Каирского университета во главе с профессором Абделем Монеимом Абу-Бакром нашли множество мумий. Их исследования позволили сделать интересные заключения по поводу различных методов погребения и установить, что в нубийских деревнях свирепствовали ужасные эпидемии. Разочарование принесло открытие гробницы Хеканефера, принца Миама, найденной в Восточном Тошке в очень плохой сохранности. Однако все же она помогла лучше познакомиться с этим великим современником Тутанхамона, ведь имя Хеканефера упоминалось ранее только в одной наскальной надписи и в усыпальнице Хеви в Фивах.

В Акаше, в Судане, были обнаружены фрагменты длинной надписи, которые, по мнению специалистов, возможно, представляют собой копию знаменитого волеизъявления Пта, вырезанного на стене между двумя осирическими пилястрами в зале Большого храма Абу-Симбела.

Исключительной можно считать находку крупнейшего комплекса христианских построек в Фарас (суданская Нубия). В древнем соборе этого комплекса профессор Казимеж Ми-халовский, директор Польского центра в Каире, обнаружил 169 настенных росписей. Некоторые из них, например «Рождество», достигают семи метров в длину и четырех метров в высоту. Написанные на мокрой или сухой штукатурке, эти фрески изображают сцены из Старого и Нового завета, рождество, тайную вечерю, распятие Христа, деву Марию, архангела Михаила и апостолов. В соборе обнаружено также 27 портретов епископов, которые сменяли друг друга в Фарасе; имена их выгравированы в одной нише. Обследование скелетов этих прелатов (в большинстве африканцев), найденных на кладбище при базилике, позволило профессору Рогальскому, антропологу из Варшавского университета, установить, что портреты полностью соответствуют исследованным черепам.

Сегодня все фрески Фараса находятся в безопасности. Приложив много труда и терпения, их одну за другой отделили от стен и вывезли. В работе с фресками особую сложность вызывала хрупкость слоя гипса, на котором они были написаны. Профессор Михаловский привлек всех имевшихся в Польше специалистов. Операция была проведена в рекордно короткие сроки. После того как фреску аккуратно очищали, ее поверхность покрывали предохраняющим веществом, сверху клали сначала лист шелковой бумаги, а затем марлю, пропитанную горячим пчелиным воском. Когда этот слой просыхал, гипс отделялся от стены. Все это легко описывать, но очень тяжело делать. В Фарасе трудности усугубляла невыносимая жара. К физическому напряжению добавлялась неописуемая психическая нагрузка, потому что все планы постоянно ломались вследствие новых неожиданных открытий. Ведь, как правило, под портретом епископа проступало лицо архангела или наоборот, а библейские сюжеты громоздились друг на друга, и, таким образом, каждая находка вела к новому открытию.

В начале мая 1964 года 57 ящиков с фресками Фараса были отправлены на судне в суданский город Вади-Хальфу, который к тому времени уже был частично эвакуирован. Оттуда 25 ящиков были доставлены в Хартум, столицу Судана, а остальные, подаренные суданским правительством Польше, — в Порт-Судан, откуда польский торговый корабль увез их по назначению.

Археологи и прежде считали Фарас многообещающим местом, но результаты раскопок там превзошли все ожидания. Здесь была фараонская крепость, располагались храм времен Нового царства и мероитские сооружения, а потом столица царства Напата, занимавшего север Нубии. Затем Фарас сделался христианским культурным центром Нубии, административным центром которой являлся Каср-Ибрим. Подобно Миргисе, эта цитадель тоже была построена на скале, высившейся над Нилом. В 1961 году английская «Иджипт эксплорейшн сосайети» обнаружила здесь зону, чрезвычайно богатую археологическими сокровищами, датируемыми от XVIII династии (1570 г. до н. э.) до 1812 года н. э., когда крепость была разрушена мамлюками. В 1964 году египтолог Пламли из Кембриджского университета нашел под фундаментом большой христианской церкви нетронутое захоронение одного епископа XIV века, в одежде которого были спрятаны два рукописных свитка по пяти метров каждый. Первый, коптский, был отчетом о возведении в сан епископа Фараса и Ибрима архимандрита каирского Тимофея Нубийца. Второй свиток представлял собой тот же текст на арабском языке. На свитках стоит дата: 1372 год. Находка рукописей имеет большое историческое значение. Прежде считалось, что мусульманское нашествие, происходившее в XII веке, означало исчезновение христианства в Нубии. Открытие же крипты доказало, что оно сохранялось еще по крайней мере два столетия.

В мае 1964 года строители окончательно перекрыли течение Нила выше Высотной Асуанской плотины, и уровень воды начал постепенно повышаться, знаменуя конец Нубии как твердой земли. К счастью, раскопки, проведенные международными археологическими экспедициями, позволили спасти внушительное количество исторических и художественных ценностей.

Абу-Симбел. Одновременно с археологическими раскопками шла работа по вывозу наиболее значительных памятников. Было разобрано и вывезено для восстановления в более безопасных местах 22 здания разного рода, в том числе из Куммы и Семны (суданская Нубия); из Калабши, Бейт-эль-Уали, Вади-эс-Себуа, Анибе, Кертаси и Амады (египетская Нубия). Работа почти всегда велась в очень тяжелых климатических условиях и порой требовала применения самой передовой техники. Подлинным чудом явилось перемещение храма из Амады. Все здание, установленное на платформу, волокли 2600 метров до его нового местоположения. Такой метод пришлось избрать потому, что из-за хрупкости сохранившихся в целости скульптур и  росписей разбирать храм было нельзя. Устойчивость здания на всем пути следования обеспечивалась системой домкратов.

Но свою самую крупную битву международная солидарность выиграла в Абу-Симбеле, расположенном в 50 километрах к северу от второго порога. Это колоссальное предприятие, начатое 1 апреля 1964 года с сооружения временной дамбы, призванной защитить место работ от постепенного наступления воды, было завершено в конце 1967 года.

На широком основании, по краю которого идет балюстрада из чередующихся статуй Осириса и Гора — священного Сокола, высятся четыре колосса, напоминающие сидящего на троне Рамсеса II. Хотя их высота достигает 20 метров, точно выдержаны все пропорции. Положив руки на колени, устремив взор на восток, фараон со спокойным и задумчивым видом восседает на страже своего храма. По обе стороны от каждой статуи стоят женские фигуры: восемь изваяний, изображающих царицу и некоторых царевен. Они едва достигают высоты колен восседающих колоссов, у ног каждого из которых — статуи сына или дочери фараона.

Внутренние помещения начинаются просторным залом с пилястрами, на которые опираются десятиметровые статуи фараона, затем идет гипостильный зал, украшенный барельефами, и святилище, самая тайная часть храма, куда в летнее солнцестояние проникает первый луч солнца, встающего из-за гор по ту сторону Нила. Проникнув на десятки метров внутрь храма, этот луч касается изображения бога. Это явление, производящее необычайное впечатление, отдано вечности талантом архитекторов, которые в этом чудесном приеме сфокусировали могучую поэзию своего изобразительного искусства. Еще восемь помещений, находящихся ниже центральных, размещены справа и слева от них. По всей вероятности, они служили погребами или складами для сокровищ.

Малый храм посвящен Нефертари, жене Рамсеса II. На фасаде высотой 12 метров и шириной 27 метров высечены шесть десятиметровых статуй царицы в одеянии богини. По обе стороны от каждой — по две статуи фараона, а у ног царственной четы — их дети. Просторный и низкий портик поддерживают шесть колонн, и он украшен изображениями фараонов, представших перед богами. Три двери ведут в зал, а оттуда — в святилище.

«Храмы Абу-Симбела, — писали эксперты ЮНЕСКО в техническом докладе 1960 года, — это замечательные сооружения6. Помимо всех прочих соображений по поводу памятников как таковых у нас вызвали восхищение глубокие познания, которыми обладали древние египтяне… В них главенствует пластическое чувство целого. Храмы выделяются на окружающем их фоне, архитектура сливается со скульптурой, и скульптура приобретает в ансамбле доминирующее значение».

Итальянский проект. Пьеро Гаццола рассказывает: «Как реставратор произведений искусства и эксперт Объединенных Наций, я не мог считать приемлемым вариант дамбы… Поэтому я продолжал обдумывать свой проект подъема. В ноябре 1959 года мне посчастливилось встретиться с инженером Паоло Лодиджани, имя которого связано также со строительством плотины Кариба; я спросил, не хочет ли он присоединиться ко мне для разработки проекта. Лодиджани с энтузиазмом согласился, и мы вместе окунулись в тяжелую работу. Потом к нам примкнули «Италконсульт» и «Импрезит». Сообща мы усовершенствовали технический проект. Большую помощь оказали нам при этом консультации почетного председателя Национального совета исследователей, профессора Густаво Колоннетти и доцента сооружений мостов при Флорентийском университете Риккардо Моранди. Предложенное мной оригинальное решение исходит из условия, что будет обеспечена безопасность операции и по окончании работ устранены все последствия посягательства человека на храмы. Уверенность в том, что никоим образом не пострадают эстетические и фоновые ценности и что совершенно не ослабнет магнетизм священной таинственности… явилась основной причиной того, что проект… был одобрен в январе 1961 года международной комиссией…»

[/smszamok]

«V В итальянском проекте предусматривался целый ряд операций, кульминацией которых должен был стать подъем по отдельности обоих храмов. Что касается Большого храма, то речь шла о том, чтобы с беспрецедентной точностью и аккуратностью поднять кусок скалы весом 250 тысяч тонн. Конечно, предварительно нужно было провести некоторые подготовительные работы: защитить участок вокруг храмов насыпью высотой 134 метра и проделать на высоте 105 метров две канавы по длине каждого из храмов и глубиной 15 метров, чтобы оттуда начать прокладку галерей, необходимых для подъема двух колоссов. Кроме того, следовало принять все меры предосторожности, чтобы не повредить надписи и росписи.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Спасение фараонских храмов Абу-Симбела от вод  Нила останется в истории охраны памятников как крупнейшее из когда-либо осуществлявшихся  предприятий.   Вспоминаются   многие   аспекты этой истории, за которой взволнованно следила  международная  общественность: смелость предложенных  решений  и  грандиозность привлеченных технических и финансовых   средств,   гораздо   реже   упоминают   о том,   каким   образом   в   конце   концов   была выполнена операция.

Например, многие еще убеждены, что для подъема храмов Рамсеса II и Нефертари были использованы

[smszamok]

методы и решения, представленные в итальянском проекте. Если обернуться назад, можно получить истинное представление о сложной истории Абу-Симбела, предприятия, бесспорно смелого и колоссального, это был и урок, из которого нам предстоит еще сделать многие выводы.

Судя по данным исторической геологии, когда в эпоху верхнего миоцена стал подниматься северо-восточный край Африканского нагорья, в обширной котловине нашла себе русло река, бравшая начало на юге и прорезавшая широкую долину. В эпоху плиоцена эта долина стала морским заливом, который заполнился галькой и песком. Когда море отступило, река вернулась в свое первоначальное ложе/ но, поскольку базис эрозии понизился, она становилась все глубже, образуя на обоих берегах террасы, разрушая гранитные преграды, мешавшие ей нести свои воды. Откладывая в устье много песка и гравия, река образовала дельту. Затем Нил начал разносить свой ил по всей территории Египта, в том числе и по его южной провинции Нубии.

Нил — единственный водный путь в стране, где дожди очень редки; он приносит влагу, необходимую для жиз-ни растительности. Летом во время ежегодного половодья река оставляла отложения ила на обширных пространствах земли, возвращая им плодородие. Люди на них пахали и сеяли. Древние египтяне сделали Нил божеством и просили у реки и у фараона такое половодье, которое помогло бы им прокормиться. Слишком низкое или слишком высокое половодье несло неурожай. В высокое половодье вода размывала берега и разоряла хозяйства. Благотворными были только половодья средней силы.

Могущество фараонов основывалось на многочисленности населения. Опыт научил их: чтобы прокормить его, нужно задерживать на полях как можно больше воды, не давая ей попусту выплескиваться в море. Так начались первые водные работы. Возникла густая сеть каналов, небольшие плотины в разных местах перегораживали реку, образуя множество искусственных озер. С течением веков стало возможным обобщить принцип непрерывного орошения. В 1898—1902 годах английские инженеры-водники перекрыли Нил у первого порога. Так как эта плотина оказалась эффективной, уровень водохранилища, образовавшегося выше нее, повышали дважды: первый раз на шесть метров в 1907 —1912 годах и второй — еще на девять метров в 1929—1934 годах. Благодаря этим строительным работам египетское правительство смогло увеличить сельскохозяйственное производство, обеспечивая существование быстро возраставшего населения: 2,5 миллиона человек в 1800 году,   10  миллионов — в  1900 году и   15  миллионов  —  в  1930 году.

Такой быстрый демографический рост (20 миллионов человек в 1950 году) побудил египетских руководителей рассмотреть возможность лучшего использования водного потенциала Нила. В 1952 году’ Совет руководства революцией начал искать новое решение этой проблемы на юге страны. Но так как старую плотину уже нельзя было поднять еще выше, было решено возвести новую. На следующий год, после того как международная комиссия экспертов изучила с египетским комитетом наиболее подходящие места, окончательный выбор пал на теснину великой реки в шести километрах к югу от Асуана. В 1955 году уже было известно, что явит собой Садд-эль-Али — Высотная Асуанская плотина — огромное сооружение массой 43 миллиона кубических метров бетона, стали и цемента, длиной 520 метров в основании и 3600 метров в верхней части, высотой ПО метров, толщиной 980 метров в основании и более 40 метров вверху, способное сдерживать напор 130 миллиардов кубических метров воды, в 30 раз больше старой плотины. Вверх по течению от этого гиганта вдоль реки до 3-го порога у Акаши должно было образоваться огромное водохранилище площадью 3000 квадратных километров, длиной 500 километров (300 — на египетской территории и 200 — на суданской)  и средней шириной 10 километров.

В документах, официальных заявлениях, отчетах и журналистских статьях того времени перечисляются все блага, которые Египет должен был получить в результате сооружения Высотной плотины. Во-первых, поскольку будет затоплено много населенных пунктов и стремнина второго порога, станет возможным регулярное судоходство между Египтом и Суданом. Во-вторых, в столь жарком климате испарение с большой поверхности воды увеличит степень влажности, что весьма полезно для растительности. Подсчитывалось, что из 130 миллиардов кубических метров воды в водохранилище около 10 миллиардов ежегодно будет уходить в атмосферу. Далее, значительно возрастет интенсивность течения реки, а огромные запасы воды, создаваемые новой плотиной, позволят почти в полтора раза увеличить орошаемую площадь обрабатываемых земель. Наконец, предусматривалось строительство четырех тоннелей для сброса вод в половодье и четырех тоннелей крутонаклонного падения, ведущих к 16 турбинным установкам, которые, действуя круглый год, будут вырабатывать ежегодно 12 миллиардов киловатт-часов электроэнергии. Это сооружение решающим образом содействовало бы экономическому и социальному развитию страны2.

Однако строительство Высотной плотины имело и негативные последствия, причем в первую очередь для древних памятников, возведенных на берегах реки в районе Асуана. Подъем уровня вод после наращиваний тела плотины привел, например, к частичному затоплению островка Филе, богатого удивительными памятниками птолемеевско-римского периода. По окончании строительства Высотной плотины под водой должна была оказаться вся территория древней Нубии, причем на сей раз навеки, без сезонных отливов (когда летом на короткое время мелело водохранилище), которые периодически позволяли этим местам «выныривать» на поверхность.

[/smszamok]

В новом искусственном озере уровень вод должен был подняться со 121 до 133 метров над уровнем моря в 1967 году и до 182 метров по окончании работ. Под водой суждено было оказаться всем памятникам времен фараонов, римского периода и средневековья, стоявшим на берегах Нила от Асуана до Семны в Судане. Их камни, в том числе и необычайные храмы Абу-Симбела, были обречены на неминуемую медленную смерть. Сравнительно недавно освобожденные из-под песка, они всего 50 лет блистали во всей красоте под нубийским небом.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В 1971 году, увидев, как от кристаллизации солей гибнут кирпичи в доисторических стенах Мохенджодаро, один из крупнейших исследователей древности, Мортимер Уилер, сказал, что, если бы вслед за археологической группой сюда приехали хорошие реставраторы, способные своевременно принять меры, многих неприятностей удалось бы избежать. Число древних объектов, которые погибли, потому что не было «скорой помощи», неисчислимо.

Однако в последнее время делаются попытки принимать меры предосторожности. В некоторых странах вовремя приняты

[smszamok]

законы, регламентирующие, какая часть суммы должна идти на раскопки, а какая — на консервационные работы. Однако, по мнению теоретиков реставрации, всего, что сделано и делается, еще не достаточно. Слишком часто извлеченные на свет предметы гибнут, прежде чем люди успевают что-либо предпринять для их сохранения; поэтому следует заранее, с помощью специальных исследований, определять, какие предметы и сооружения будут найдены, и вовремя подготавливать наиболее подходящие реставрационные системы.

«Как бы то ни было, — говорит мне Паоло Мора, — важно, чтобы все усвоили необходимость тесного сотрудничества между ученым, искусствоведом или архитектором и реставратором — людьми, которые должны работать на равных и в полном согласии». Хорошим примером сотрудничества специалистов разного профиля может служить работа, связанная с недавним открытием надгробного храма, который, как полагают, был усыпальницей Филиппа Македонского. Сооружение найдено в Вергине, селении в Македонии, в восьмидесяти километрах от Салоник. Эта находка, несомненно, явилась одним из важнейших археологических событий последних лет.

Археолог Манолис Андроникос обнаружил усыпальницу под другими захоронениями более поздней эпохи. Фасад был сложен из пористого камня и покрыт не менее чем двумя слоями штукатурки, а сверху — белым слоем, похожим на «римскую штукатурку», которую делают из извести и мраморной крошки. Усыпальница представляла собой постройку дорического ордера. Внутри имелись два очень простых сводчатых помещения. В окрестностях нашли много других усыпальниц, и все они были покрыты слоем наружной штукатурки и окрашены. Благодаря этим находкам мы, наконец, получили доказательство, что все греческие архитектурные сооружения, как и римские, покрывались красками. Но так как все памятники, находящиеся на открытом воздухе, постоянно омываются дождями, краски со временем были утрачены. Паоло Мора вспоминает, что в Тире, Агридженто и Пестуме всегда находил следы штукатурки на углах зданий, это явное доказательство того, что все они были оштукатурены и окрашены.

Теперь уже сомнений быть не может. Гробница, найденная в Вергине, показала нам, что представлял собой во всей подлинности и гармонии архитектурной композиции памятник античной Греции. Метопы не окрашены, видимо, потому, что у строителей в спешке не хватило на это времени, но триглифы сияют голубизной, а красные карнизы украшены белыми цветочками. Считалось, что целиком окрашенные архитектурные сооружения отличаются сомнительным вкусом.

Андроникос нашел довольно точные данные, которые позволили ему датировать гробницу 350—320 годами до н. э. В это время единственным человеком, которому могли выстроить такое богатое сооружение, был Филипп II. Такой вывод, сделанный греческим археологом, кажется, подкрепляется рядом фактов. Великий македонский царь погиб от руки наемного убийцы, которому, как говорят, заплатили персы; та же смерть постигла и его жену Олимпиаду. И именно в Вергине найдены две гробницы: в одной похоронен мужчина, в другой — женщина. Однажды в бою Филипп был ранен в ногу, и как раз обнаруженные на мужчине поножи были непарными, что объяснялось просто: те, что находились со стороны, куда пришелся удар, были заменены. Затем Андроникос нашел в гробнице изделия из керамики, которые можно точно датировать. Поэтому уже почти нет сомнений, что это усыпальница македонского монарха.

Исключительность находки в том, что археологи смогли войти в эту усыпальницу, куда ранее не проникали ни люди, ни вода, ни земля. Андроникос оказался в нетронутом помещении. Он обнаружил, что все предметы, состоявшие из органических веществ, уже рассыпались. От них остались лишь следы. В целости сохранились лишь перья. Латы проржавели, но были в великолепном состоянии. Немедленная консервационная операция позволила не допустить быстрого разрушения гробницы. Когда извлекают на свет какой-либо памятник, почти сразу вступает в действие разрушительный фактор испарения с поверхности.  Выходящая изнутри вода содержит соли, которые кристаллизуются на поверхности или прямо йод ней, разрушая так называемый живописный слой, а иногда и грунтовку. Если не вмешается реставратор, памятник разрушается. Поэтому в распоряжении археолога на случай срочного   вмешательства   всегда  должна  быть  реставрационная  группа.

В Вергине сотрудничество археологов и других специалистов принесло замечательные плоды. Сейчас гробница Филиппа II полностью укрыта от холода и дождя. Кроме того, чтобы не допустить проникновения микроорганизмов, с помощью глубоких канав отведены все воды, обеспечены термическая защита и циркуляция воздуха. Так были воссозданы условия, в которых памятник находился под землей.

Система соглашений. Жестокий опыт второй мировой войны, когда оружие огромной разрушительной силы истребляло культурные ценности любого рода и размера, а на оккупированных территориях нацисты грабили произведения искусства, послужил нам уроком. 14 мая 1954 года представители 37 стран, в том числе Соединенных Штатов и Советского Союза, подписали Международную конвенцию о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта. Создан настоящий «Красный Крест культуры», чтобы обеспечить произведениям искусства и историческим зданиям гарантии неприкосновенности, аналогичные тем, которые предоставляются в период войны госпиталям и медицинскому персоналу.

Необходимость в международном законодательстве в этой области ощущалась уже давно. В период между двумя войнами многие страны предпринимали различные меры для защиты наиболее важных памятников. В 1935 году был подписан Вашингтонский договор (пакт Рериха), который, однако, касался только американских государств и не предусматривал никакого международного контроля. Кроме того, об охране культурных ценностей говорилось в двух Гаагских конвенциях (1899 и 1907 годов), но рекомендуемые меры излагались столь не четко, что их нельзя было осуществить на практике. Наконец, начало войны помешало Лиге наций принять проект, подготовленный Международным бюро музеев в 1937 году.

Имея в виду бедствия, причиненные войной, голландское правительство в 1949 году предложило ЮНЕСКО рассмотреть вопрос об охране культурных ценностей в случае вооруженного конфликта. На следующий год итальянское правительство выступило за разработку международной конвенции и представило на обсуждение собравшейся во Флоренции Генеральной конференции ЮНЕСКО проект такого документа. После длительных дебатов была подписана Гаагская конвенция, ознаменовавшая большой прогресс в этой области международного права.

Подписавшие ее стороны обязались принять определенные меры, беспрецедентные в мирное время: построить бомбоубежища, разработать технические планы по охране зданий; создать в вооруженных силах специальные части; ввести в воинские уставы нормы, касающиеся уважения культурных ценностей; создать при ЮНЕСКО международную опись зданий, которые будут пользоваться особой охраной в военное время.

Так, постепенно все государства мира вырабатывают комплексы принципов и юридических норм, которые в случае воплощения их на практике позволят спасти культурные ценности от разрушительной деятельности человека12.

Вместе работать лучше. В 1950 году, когда катастрофическое землетрясение разрушило большую часть Куско, древней и славной столицы инков, ЮНЕСКО направило в Перу группу специалистов, которые приняли участие в разработке программы ее реконструкции. Это был первый проект помощи по сохранению культурных ценностей, которую международная организация оказывала государству-участнику. С тех пор предпринималось множество подобных инициатив, носивших все более разнообразный характер. Постепенно сложилась политика сотрудничества, включающая такие важные мероприятия, как направление специалистов, предоставление стипендии для их подготовки и, когда позволяют бюджетные средства или в особо серьезных и неотложных случаях, финансирование консер-вационных операций.

[/smszamok]

Особенно полезным и эффективным международное сотрудничество оказалось в разработке программ помощи развивающимся странам по охране и консервации их культурного достояния. На основании докладов, подготовленных специалистами, организовывалась «скорая помощь», но из-за финансовых трудностей результаты были довольно скромными. В самом деле, каждый раз, когда предлагалась серьезная программа, неизбежно приходилось убеждаться, что она неосуществима из-за стоимости намечаемых работ, которая почти всегда составляла несколько миллионов долларов и, следовательно, была неприемлемой для большей части заинтересованных стран. Не говоря уже о том, что государствам, недавно ставшим независимыми, прежде всего надо было думать о решении совсем иных, куда более драматичных проблем, например о борьбе с голодом, ликвидации неграмотности, индустриализации.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Через века передают нам послание Парфенон (Греция), Тадж-Махал (Индия), Ангкор-Ват (Кампучия), Боробу дур (Индонезия), Мачу-Пикчу (Перу), Карфаген (Тунис), Персеполь (Иран). Их строители сумели неподражаемым образом запечатлеть в камне веры и чаяния своих цивилизаций. Порой лишь благодаря случайности доходят до нас драгоценные свидетельства прошлого. Нам предстоит открыть еще тысячи других исторических комплексов и памятников. Но в наше время они подвергаются все большей опасности, и  задача сохранить их приобретает  неотложный  характер.

Люди и в прошлом по разным соображениям старались сберечь те монументальные творения, которым придавали историческую,  художественную  или  религиозную  ценность. Тем самым оказывалось влияние на последующие культуры, прошлое становилось

[smszamok]

источником вдохновения и силы движения вперед. Например, в XV веке итальянское Возрождение обратилось к античной классике Греции и Рима. Последовавшее движение гуманизма внесло решающий вклад в создание такой атмосферы, когда стали возможными великие путешествия и вновь пробудился интерес к науке. В XVIII—XIX веках открытие «погребенных цивилизаций» — Помпеи и Геркуланума, Древнего Египта, Микен, Вавилонии, Ниневии и городов, «затерянных» в тропических лесах Юкатана, Кампучии й других областей и стран, — добавило новые главы к истории человечества и явилось стимулом для полета мысли писателей и путешественников.

Первыми археологами стали любознательные люди и «охотники» за сокровищами5. Мерилом их успеха, иронически отмечает американский этнолог японского происхождения Хироси Дайфуку6, считалось количество извлеченных на свет предметов, которые можно было продать коллекционерам или, в лучшем случае, сбыть в музей. Нет нужды напоминать, что многие найденные вещи пребывали в разбитом состоянии и почти не имели коммерческой ценности. Тогда и появился реставратор — полуремесленник, полуфальсификатор. Он соединял разрозненные черепки и фрагменты разных предметов и статуй, ловко маскировал соединительные швы и продавал простакам созданные таким образом произведения. Однако некоторые вещи были выполнены настолько искусно, что вводили в заблуждение даже знатоков. Случалось и так, что археологические находки, веками сохранявшиеся в целости, попав на воздух, начинали распадаться. В этом случае тоже обращались к реставратору.

Широко известно, как монах-францисканец Антонио Пьяджо спас римские папирусы, найденные в 1753 году в Геркулануме, на вилле философа Филодема. Обуглившиеся свитки было невозможно прочесть. Несколько «специалистов», в том числе некий Камилло Падерни, сумели лишь испортить некоторые из них. Истреблению драгоценных документов был положен конец, когда отец Пьяджо предложил сконструированное им устройство. С помощью резиновых нитей папирусы закрепляли на нем с чистой стороны. Затем, чрезвычайно осторожно поворачивая винты, вставленные в горизонтальную планку, начинали расправлять свиток, а одновременно с помощью инструмента, напоминающего гравировальный резец, один лист отделяли от другого. На первом папирусе, развернутом с помощью остроумного устройства отца Пьяджо, был знаменитый трактат Филодема о музыке.

Интерес к консервгции памятников и памятных мест пробудился в середине прошлого века. Во Франции Виолле-ле-Дюк (1814—1879), автор множества работ, содержащих основные принципы систематической реставрации, первым задумал и  осуществил программы  по  консервации  национальных памятников, главным образом относящихся к средневековью. Именно этот гениальный архитектор, чья деятельность, однако, оценивается неоднозначно, реставрировал и реконструировал собор Парижской богоматери и другие шедевры готической архитектуры, многие исторические кварталы и города, в частности Каркасон .

Но и во времена Виолле-ле-Дюка архитекторы обычно добавляли к реставрируемому зданию элементы, которых в нем никогда не было, так как были убеждены, что тем самым украшают его или делают интереснее, хотя на самом деле лишь увековечивали былое самоуправство. В небольшой работе исторического характера, написанной для ЮНЕСКО8, архитектор Пьеро Гаццо-ла, один из крупнейших в мире специалистов по консервации и реставрации и автор, в частности, неосуществленного смелого проекта спасения фараонских храмов Абу-Симбела, рассказывает о том, какой вред нанесло монументальному наследию неумелое реставрирование, проведенное без уважения к духу первоисточников. Он отмечает, что из-за эмпиризма, еще столетие назад господствовавшего в реставрации памятников, под сомнением оказалась подлинность большинства из них. Практически с римских времен и до первой четверти нашего века «всякий реставратор безжалостно .метил своим стилем каждый памятник, который брался восстановить в первоначальном виде… Отреставрировать памятник означало тогда попросту приспособить его для какой-то новой функции или удовлетворить канонам вкуса того времени».

Даже такие выдающиеся художники, как Микеланджело, усматривали в памятнике, над которым работали, «не что иное, как простой материал, который нужно преобразовать в завершенное произведение». Гаццола отмечает также, что «эти первые поборники классицизма, превознося античность, на деле домогались восхищения современников переделкой оригинала. Реставраторы вступали в открытое состязание с античным художником, чье произведение восстанавливали…».

Вплоть до сравнительно недавнего времени все без исключения реставраторы считали своим правом-долгом вносить «улучшения» в подлежащие восстановлению памятники и изменять стиль автора оригинала, чтобы привести его в соответствие со вкусом своего времени. Лишь несколько десятилетий назад стали утверждаться новые критерии научной консервации и реставрирования, прочно опирающиеся на последние достижения науки и техники. Если, согласно концепции Виолле-ле-Дюка и его бесчисленных единомышленников, реставрация памятников — это искусство, в котором умение и вдохновение реставратора важнее почтительности и уважения к создателю памятника, то сегодня реставрация все более воспринимается как наука, призванная прежде всего сохранить подлинность объекта.

Крупнейшим выразителем этой новейшей концепции реставрации стал итальянец Камилло Бойто. Он считал, пишет Пьеро Гаццола, что «памятник в своей целостности — это документ искусства и истории, значение которого проистекает из каждого из художественных и исторических элементов, находящих в нем свое выражение и свидетельство». Сегодня на таких позициях твердо стоят все настоящие специалисты в области реставрации и консервации памятников. «Лучше дать памятнику разрушиться, — сказал мне при одной из встреч архитектор Гаццола, — чем ради его сохранения прибегать к плохой реставрации».

Главное — не переборщить. «В прошлом, — говорит мне профессор Джорджо Торрака, бывший заместитель директора Римского центра и один из крупнейших в мире специалистов по консервации памятников, — памятники страдали от человеческих рук едва ли не больше, чем от старения материалов. Дело в том, что реставраторы перебарщивали. В ход шли самые разные новинки, современные клеи. Например, когда Баланос заливал бетон и вводил сталь в камни Акрополя, думали, что найдена панацея от всех бед и навсегда разрешены все проблемы. Но этому заблуждению пришел конец. Сейчас специалисты по консервации все яснее сознают, что панацеи от всех недугов не существует и что, напротив, новые материалы по истечении определенного времени не только тоже начинают портиться, но и причиняют памятнику больший вред, чем в случае если бы их не применяли вовсе. Поэтому специалисты со все большим недоверием относятся к крупным консервационным вмешательствам».

Консервационное вмешательство имеет свои пределы. Чтобы уточнить их, нужно прежде всего уяснить, что важно в том сокровище культуры, которое хотим сохранить. В докладе на конференции, посвященной применению ядерных методов в работе с культурным наследием, которая состоялась несколько лет назад в Риме и Венеции и в которой участвовали многие зарубежные специалисты, профессор Торрака выдвинул тезис, встречающий сегодня широкую поддержку. По его мнению, памятник культуры — это носитель информации, которую мы хотим использовать или теперь же, или в будущем. В ней можно выделить три уровня. Первый — это явная идея, «содержание» памятника, то, что хотел выразить создавший его человек: изображение на картине, статуя и т.п. На втором уровне содержится информация о том, как он был изготовлен, какие при этом применялись технические методы, поскольку такие сведения свидетельствуют о технике того времени. Поэтому при любом вмешательстве необходимо максимально сохранять первооснову памятника. Третий, более низкий уровень информации накладывает на консервационную операцию новые ограничения. Методы датирования, как мы увидим ниже, показали, что в древнем предмете скрыты сведения, относящиеся не только к его истории, но и к истории окружавшей его среды. Иными словами, памятник сохраняет следы воздействия среды.

Разбираться в этих следах, накопившихся в «атомных часах», о которых пойдет речь ниже, начали лишь недавно. Еще тридцать лет назад никто бы не поверил, что в любом из таких памятников можно повернуть стрелки времени назад, в прошлое и получить таким образом сведения об окружавшей их когда-то среде. Реставрирование или консервационная операция, в ходе которых не будет учитываться это обстоятельство, могут уничтожить сведения, которые надо было бы сохранить. Поэтому следует воздействовать на памятники не только осмотрительно, но и насколько возможно меньше. Так был выработан принцип «минимального вмешательства». «Даже еще не зная, какие сведения можно будет извлечь в будущем из куска древнего материала, — говорит мне Джорджо Торрака, — мы все равно должны со всем вниманием отнестись к способам его реставрации: ведь можно сделать такое, что не только будет неудачей с консервационной точки зрения, но и, возможно, исказит скрытую информацию, которую мы могли бы получить, когда для этого появятся средства, инструменты и методы».

Например, был период, когда любую вещь подвергали рентгенографии. Сегодня известно, что рентгеновское облучение какого-либо предмета мешает точности определения даты его создания, так как он получает дозу радиоактивности, подсчитать которую на практике трудно. Поэтому все облученные предметы испорчены, они уже утратили часть содержащейся в них информации. Следовательно, нужно ограничиваться только самым необходимым вмешательством. В прошлом тенденция была такова: для сохранности памятника делать как можно больше; сегодня, поняв, что излишнее вмешательство искажает предмет, мы должны «дать ход назад» и признать, что лучший метод консервации — сопутствовать этому предмету в его истории, борясь с порчей по мере ее появления и делая минимально необходимое, чтобы она не разрасталась.

Наука и техника. «Нет сомнения в том, что в ближайшие годы строительные работы примут широкий размах, — пишет профессор Брью в уже упоминавшейся работе. — Все, кто заинтересован в процветании и благосостоянии человечества, могут приветствовать это. Вместе с тем мы не должны обходить вниманием и менее осязаемые, но не менее важные исторические и культурные ценности, которые играют большую роль в нашей жизни».

Сохранить свидетельства прошлого, не препятствуя в то же время техническому прогрессу, экономическому и социальному развитию, — долг всех правительств, ученых, юристов, администраторов. Это чрезвычайно трудная задача. Нет такого безумца, который требовал бы ради сохранения культурного наследия полностью остановить прогресс, свойственный нашему времени. Однако такая опасность существует: с распространением понятия «памятник культуры» почти всякие материалы или сооружения могут быть — правомерно или ошибочно — включены в эту категорию.

В таком случае стоимость работ по сохранению и поддержанию столь обширного достояния может приобрести также колоссальные размеры, что поглотит все наши силы, а в конце концов, учитывая увлекательность проблемы, захватит и лучшие умы.

В последние годы, чтобы противостоять опустошающему неистовству бульдозера, мы прибегали к помощи передовой науки и техники, добивались принятия охранных законов (правда, к сожалению, не всегда достаточных и действенных), разрабатывали национальные и международные соглашения. Но несомненно, важнейшим по значимости было то, что в область, где веками царили невежество и произвол, вступили наука и техника.

Искусство сохранения исторического и художественного достояния развилось в новую отрасль науки. Ушло время, когда в этой области хозяйничали всякие знахари-реставраторы с их «тайными средствами». Это торжественно заявил несколько лет назад Гарольд Дж. Плендерлейт, знаменитый английский химик и реставратор, долгое время руководящий Римским центром. Слово «реставратор» за неимением лучшего сохранилось, но сегодня ему придается совершенно иной смысл. Современный реставратор — это высококвалифицированный специалист, знающий физику, химию, биологию, историю искусств, участвующий в международных конференциях и симпозиумах. Таким образом, наука и техника встали на службу историческому и художественному достоянию, тесно сотрудничая с искусствоведением и археологией. Реставратор располагает сегодня широчайшим набором научной аппаратуры и синтетических средств, позволяющих ему успешно справляться с задачей даже в безнадежных на первый взгляд случаях, при работе с самыми хрупкими материалами и самыми сложными конструкциями.

«Слабые» (то есть имеющие низкую проникающую способность) рентгеновские лучи позволяют увидеть сквозь живопись первый набросок художника на холсте. В Москве были обнаружены иконы, написанные на налагавшихся один на другой слоях на одной и той же доске. Благодаря особой методике удалось восстановить наиболее древние и ценные из низших слоев, не утратив тех, что были сверху.

В последнее время возросло число чудес, которые можно творить в реставрационной лаборатории и вне ее стен: теперь есть возможность переносить живопись с доски, разрушенной древесными паразитами, на основу в хорошем состоянии, заменять испортившиеся от времени холсты новыми, удалять фреску и оставлять на стене первоначальный рисунок художника, восстанавливать предметы из бронзы и останавливать процесс коррозии металлов. Но — осторожно. Не будем забывать об уже сказанном выше, то есть что к консервационным вмешательствам следует прибегать в случае абсолютной необходимости и никогда — из одного только удовольствия приложить руки к произведению искусства или историческому памятнику.

Реставраторы, например, выступают против снятия настенных росписей. И у них есть на это основания. Фреска всегда была «неподвижным произведением», созданным для конкретного памятника с учетом определенного освещения, местоположения и восприятия. Если отделить фреску от стены и поместить в музей, мы сохраним изображение, но уничтожим подлинность памятника. Поэтому к операциям такого рода прибегают в основном в случае какой-либо катастрофы, как, например, во время наводнения во Флоренции & землетрясения в Тоскане и Фриули. Как считает Паоло Мора, один из крупнейших в мире специалистов по настенной росписи   «идеально было бы сохранять в смысле вообще не касаться».

Совершенно новое поле деятельности открылось Для физики и фотографии. Сегодняшние археологические экспедиции — это настоящие межотраслевые группы. В зависимости от ситуации и необходимости в них могут входить специалисты и ученые, представляющие самые разные области знания. Но без фотографа уже не обойтись. Фотография — основное и незаменимое средство надолго сохранить внешний вид объекта. Фотографии, выполненные два десятка лет назад, служат реставраторам Персеполя в качестве исходного материала для проверки того, насколько пострадали знаменитые барельефы. И это один из очень многих примеров. В последнее время техника фотографии претерпела большие изменения и стала совершеннее. Например, еще несколько лет назад фотограф, который должен был зафиксировать прямо на месте открытия ^аленький и хрупкий предмет, обычно испытывал трудности из-за получавшейся тени. Сегодня это препятствие легко преодолевается благодаря изобретению, основанному на простейшем способе: обыкновенное стекло ставится на две опоры и в центре устанавливается предмет, который нужно сфотографировать. Затем под стекло помещают светлую подкладку. Предмет фотографируют при косых лучах солнца — между 9 и 11 часами утра или между 15 и 17 г:осле полудня; аппарат ставится в вертикальное положение, и съемка производится сверху. Лучи солнца падают косо, и поэтому тень проецируется на подкладку, вне поля съемки.

Все шире применяются фотограмметрия и аэр0фотоъемка. Эти чрезвычайно усовершенствованные методы по’воляют установить настоящие очертания здания или комплекса зданий. Можно привести такой пример: с помощью серии снимков, сделанных последовательно через более или менее длительные промежутки времени ? рамках определенного периода, можно обнаружить, двигались ли колокольня, купол или другое архитектурное сооружение, и таким образом проверить их устойчивость.

В не меньшей степени применяется физика, например новые методы зондирования. Как врач прослушивает пациента, тек и ученый, прежде чем приступить к раскопкам, аускульти-рует («выслушивает») участок с помощью прибора, который по чувствительности можно сравнить со стетоскопом и который позволяет уловить под поверхностью любое отклонение от нормы. С помощью этого метода точно определяют центр подземного помещения и так регулируют аппаратуру, что, проделав вертикальное отверстие диаметром в десять сантиметров и введя в него трубообразный перископ, получают полный обзор этого помещения изнутри. И это еще не все. Обнаружив такое подземное помещение, археолог вводит в трубку миниатюрный фотоаппарат и делает серию снимков, поворачивая объектив каждый раз на 60 градусов. Разложенные по порядку, фотографии дают полную панораму росписей, барельефов и всего остального, что может быть на стенах подземного помещения. Если такое помещение нужно открыть, к раскопкам приступают, зная, где находится вход. По этому методу археологи Фонда Леричи открыли сотни и сотни этрусских захоронений в Черветери и других некрополях.

[/smszamok]

Рождается археометрия. Дерзкое введение учеными атома в область охраны памятников привело к рождению новой науки — археометрии. Ее сфера — научные измерения археологических объектов с целью получения информации не только о том, как они были изготовлены, но и о типе среды, существовавшей в зоне, где их нашли, об эпохе, когда ими пользовались; с помощью археометрии производится и точное датирование. Молодая наука быстро развивается. Она помогает датировать даже эпохи неолита и палеолита. Сейчас идет работа над датировкой геологического типа, которая основывается на использовании следов распада в скальных породах и других методах, позволяющих установить время деятельности человека десяти—двад-цатитысячелетней давности и даже ранее. Это исключительное достижение, если учесть, что обычно применяемый сейчас радиокарбон-ный метод10 позволяет осуществлять датировку не далее пяти-шести тысяч лет до н. э.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Летом 1957 года известный итальянский букинист показал в Лондоне, а затем в Париже и Женеве старинную географическую карту, которая позже получила в ученом мире название карты Винланда. На сравнительно небольшом листе пергамента (27,8 сантиметра на 41 сантиметр) были изображены три материка с привычной для нас ориентацией на север: Европа и Азия наверху, Африка внизу. Эта карта была переплетена вместе с латинским манускриптом, содержавшим отчет о путешествии после папы Иннокентия IV, некоего Плано Карпино, к великому хану моголов в 1245—1247 годах. На карте много надписей: по-латыни написаны 62 названия и 7 легенд.

Интересно, что почерк обоих документов карты и отчета — одинаковый. Бумага (точнее, водяной знак на ней), на которой написан отчет, позволила датировать манускрипт, а вместе с ним и карту примерно 1440 годом. Находка выглядела сенсацией хотя бы уже потому, что на карте XV Века были Даны точные очертания Гренландии ведь даже в XVIII веке Гренландия обычно изображалась полуостровом Евразии или Америки, северный же берег этого гигантского острова вообще был каптирован только в 20-х годах нашего века. На этом сенсация не кончилась. Осенью 1957 года в Женеве карту вместе с манускриптом приобрел за довольно крупную сумму (3500 долларов) американский антиквар, который впоследствии продал ее Йельскому университету. Вскоре один из сотрудников университета приобрел рукописный фрагмент труда «Историческое зерцало» известного энциклопедиста XIII века Винцента де Бове. Оказалось, что эта рукопись написана тем же почерком, что  карта Винланда и отчет Плано Карпино. Более того, и манускрипт и карта с отчетом имели ходы, проделанные книжным червем, и эти ходы совпали! Отчет папского посла и фрагменты «Исторического зерцала» оказались частями одного кодекса, которые после долгого времени, на удивление ученым, снова соединились.

Публикация карты в 1965 году вызвала сенсацию в ученом и еще более не ученом мире. Еще бы, ведь в северо-западном углу карты помещен крупный остров, вытянутый по оси север — юг, на нем видны две реки, текущие с запада на восток. Рядом, на карте, записана весьма длинная легенда, роняющая, что это остров Винланд и повесть о плавании на этот остров апис па Эйрика. Путешествие датируется 11Г 1118 годами. Иначе говоря, на Винландс карте задолго до плавания Колумба отображена Америка; две реки на э карте — реки Святого Лаврентия и Гудзон. Из этого следует, что Колумб отплыл в известные земли.

С самого начала этого сенсационного открытия  начались ожесточенные спор том, подлинна  ли  найденная  карта. Уже 1969 году число научных работ, изучающих Винландскую карту, перевалило за 110. В 1967 году в Вашингтоне состоялась конференция,   посвященная  этой   карте. Главы «От папского посла» и главы «Из труда Бове 6» признаны  подлинными, а карту, большинство участников конференции, сочло подложной. Только в 1974 году было выполнено, конец, то, с чего следовало начать Йельскому университету: был сделан сравнительный анализ чернил на карте. Экспертиза длилась около двух лет. Выяснилось,  что чернила обеих рукописей обычны для средневекового книжного письма — изготовлялись они  из железных опилок, облитых крепким уксусом. В чертеже на карте Винланда нет железа и характерных для этого времени примесей сока толокнянки  и  индиго. Зато в этих чернилах оказался  титан   в виде  двуокиси тана — иначе говоря, титановых белил.

Вывод экспертизы — это смертный приговор карте Винланда. Двуокись титана встречается в  природе, и всегда ей соответствуют соединения   железа   и   марганца, а  случае с  картой  Винланда двуокись титана оказалась химически чистой.  Титановые белила  выпускаются  промышленностью только с 20-х годов нашего века и очевидно, были использованы  ловким   фальсификатором  недавно,  купленными в  магазине  химических реактивов. Нашумевшая карта Винланда, как считают  специалисты, самая важная фальсификация последнего десятилетия.