Сочинения

(Еще не оценили)

Загрузка...

История открытия и изучения той или иной древней цивилизации, ее центров — городов — слагалась по-разному. Первые сведения о древних городах, как правило, мы находим в записках или воспоминаниях путешественников. В этих материалах, однако, встречаются совершенно различные точки зрения и направленность изложения. И это вполне понятно. Во-первых, в разные века для таких людей были интересными и значительными совершенно различные факты. Во-вторых, одно дело, когда очевидец описывает древние памятники, существующие в живом, развивающемся городе (Рим, Афины, Александрия, Дамаск), да еще и знает историю страны по письменным источникам, и совсем другое —неожиданная встреча с чем-то полностью неизвестным и неожиданным.

В 1837 году американский путешественник, неутомимый исследователь древностей Джон Ллойд Стивене, странствуя по

[smszamok]

джунглям Центральной Америки, обнаружил в тропическом лесу Гондураса развалины какого-то древнего города. Все здесь поражало взор. Среди густой зелени виднелись высокие каменные плиты — стелы; одни из них еще стояли вертикально, другие рухнули вниз или были разбиты. На стелах среди причудливой путаницы орнаментов и столбцов загадочных письмен были высечены фигуры людей в пышных одеждах. Почти вросшие в землю огромные каменные алтари с рельефными изображениями масок божеств лежали у их подножий. Постройки в форме усеченных пирамид, возвышавшиеся над вершинами вековых деревьев, едва угадывались под густым покровом растительности. Фасады зданий и широкие лестницы, ведущие к плоским вершинам, были разрушены корнями деревьев и лианами, проросшими в расщелинах кладки.

Потрясенный этим зрелищем, Стивене писал в своей книге «Путешествия по Чиацасу и Юкатану»:

• «Город был Необитаем. Среди древних развалин не сохранилось никаких следов исчезнувшего народа с его традициями, передаваемыми от отца к сыну и от поколения к поколению. Он лежал перед нами, словно корабль, потерпевший крушение среди океана. Его мачты Сломались, название стерлось, экипаж погиб. И никто Не сможет сказать, откуда он шел, кому принадлежал, Сколько времени длилось его путешествие и что послужило причиной его гибели…

Огромные корни опрокинули с постамента один из монументов, вокруг другого обвились ветви, и он висел в воздухе, третий был повержен на землю и весь окутан вьющимися растениями. Еще один, наконец, стоял вместе с алтарем посреди целой рощицы деревьев, словно охранявших его покой и защищавших его, как святыню, от солнца. В торжественной тишине леса он казался божеством, погруженным в глубокий траур по исчезнувшему народу…»

«Какой же народ построил этот город?— задавал себе вопрос Стивене.—В разрушенных городах Египта, даже в давно заброшенной Петре’, чужестранец знает в общих чертах историю того народа, следы деятельности которого он видит вокруг. Америку же, по словам историков, населяли дикари. Но дикари никогда не смогли бы воздвигнуть эти здания или покрыть резными изображениями эти камни… Архитектура, скульптура и живопись, все эти виды искусства, которые украшают жизнь, процветали когда-то в этом пышно разросшемся лесу. Ораторы, воины и государственные деятели; красота, честолюбие и слава жили и умирали здесь, и никто не знал о существовании подобных вещей и не мог рассказать об их прошлом…»

Так была обнаружена одна из столиц древних майя — Копан, и такие мысли вызвали ее развалины у Джона Стивенса.

Совсем по-другому складывалось изучение городов Древнего Египта, в особенности Мемфиса и расположенного около него комплекса великих пирамид. Последпие издревле стали предметом внимания   и   интереса,   уже древние греки посещали Египет и дивились на его замечательные памятники. В числе их можно назвать философов Пифагора и Платона, а также галикарнасца Геродота, удостоенного Цицероном звания «отца истории». Геродот (около 484—424 годов до н. э.) даже « Святил вторую книгу своей «Истории» первому в мире этнографическому описанию египтян; ему же ставшее крылатым название Египта — Дар Нила.

Пирамиды уже тогда считались одним из семи чудес света, поэтому неудивительно, что в основном посещали именно их, тем более что сам древнейший Мемфис был использован еще фараонами позднейших династий для добычи обработанного камня и попросту перестал существовать. Еще позже и эти жалкие развалины были за,-несены речными отложениями. Некрополь Гизы, где находятся пирамиды и Сфинкс, посещали и римские путешественники, в том числе знаменитый ученый Плиний Старший (24—79 годы н. э.), который, вероятно, спуг скался сам в Великую пирамиду. После завоевания до^ липы Нила арабами в 640—642 годах интерес к ним на время затих.

В первой половине IX века сын прославленного в сказках багдадского халифа Харуна ар-Рашида и его наследник аль-Мамун, считавший пирамиды складами фараонов для сокровищ (хотя сами погребения, по всей видимости, были разграблены еще в глубокой древности), предпринял попытку проникнуть в глубь Великой пирамиды. После долгих усилий (применялись стенобитные орудия, кипящий уксус и другое) ему это удалось, Но ничего ценного найдено не было.

Европейские путешественники стали снова посещать пирамиды с XIV века, но, естественно, ограничивались в основном лишь описанием впечатлений от этого древнего чуда. Некоторые из них, однако, имели мужество проникнуть вовнутрь Великой пирамиды, что представляло собой весьма трудное дело. Достаточно упомянуть, что кроме тысяч летучих мышей внутри около пирамид накопилось немалое количество нанесенного ветром песка. Первым из таких смельчаков, очевидно, был француз, профессор Сорбонны Пьер Белон (середина XVI века).

Помещения и переходы пирамиды Хуфу становились известными по мере проникновения туда путешественников и исследователей. Среди них надо упомянуть датского ученого Карстена Нибура (1762 год); английского консула Н. Дэвидсона (1765 год); француза Вивиана Денона, участника  египетского похода  Наполеона;  генуэзского моряка Джованни Кавилья (1817 год); итальянского авантюриста и охотника за древностями Джованни Бельцони, сумевшего первым проникнуть в погребальную камеру пирамиды Хафра (1818 год). Увы, и она оказалась уже ограбленной!

В 1837 году Великую пирамиду обследовали английский полковник Р. У. Виз и его помощник инженер Д. Перринг. После них необследованных помещений в пирамиде, казалось, уже не осталось. К сожалению, Виз использовал при своих работах внутри сооружения даже порох (во время исследования разгрузочного колодца, например). Многое в изучении пирамид было сделано немецким ученым Рихардом Лепсиусом, возглавлявшим экспедицию в Египет в 1842—1845 годах.

Подлинное археологическое обследование пирамидного комплекса в Гизе было проведено в 1880—1892 годах выдающимся английским египтологом Уильямом Метью Флиндерсом Питри. Он дал точные размеры сооружений, их истинное положение по сторонам света (напомним, что древние египтяне не знали компаса), указал на удивительную по слаженности систему каменной кладки, объяснил изменения в процессе постройки и способы, которыми древние строители закрывали после погребальной церемонии переходы, спуская вниз по специальным пазам вертикальные каменные плиты. Свои результаты опубликовал в монументальном труде «Пирамиды и храмы Гизе», до сих пор остающемся во многом основополагающей работой. Позднее в этом комплексе пирамид работали немецкий исследователь Людвиг Борхардт (нашедший, между прочим, в Тель-Амарне два знаменитых бюста царицы Нефертити), англичане Дж. Квибелл и К. М. Ферс, французы Ж. Лауэр и Г. Жекье и другие.

Некрополи, расположенные около пирамид Гизе, были исследованы австрийской экспедицией под руководством Г. Юнкера и американской, возглавляемой выдающимся египтологом Джорджем Райзнером. Самым волнующим событием во время работ последнего было открытие (в 1924 году) около Великой пирамиды вторичного захоронения матери фараона Хуфу царицы Хетеп-херес. О тщательности работы Райзнера и его помощников можно судить по тому, что шахту, в которой находились вещи Хетепхерес (15 квадратных метров), они исследовали сантиметр за сантиметром в течение двух лет; Зато благодаря им МЫ можем представить себе уникальную мебель и утварь Древнего царства.

Другое интересное открытие было сделано в 1954 году египетскими археологами. Около пирамиды Хуфу они обнаружили глубокую траншею, в которой находилась разобранная огромная ладья фараона. После долголетней работы реставраторов она была закреплена, собрана и теперь выставлена в специальном павильоне около пирамиды.

Уже довольно давно высказывались предположения, что внутри пирамид Хуфу, Хафра и Менкаура могут находиться другие, еще не известные исследователям помещения; делались попытки обнаружить их современными техническими средствами. В 1986 году два молодых французских инженера путем расчетов попытались выявить неизвестные помещения в Великой пирамиде. Проведенные пробные бурения стен одного из коридоров показали, что за ними находятся слои извести и какого-то не местного песка.

[/smszamok]

Этот факт доказывает, что мы знаем еще далеко не все об этом замечательном сооружении. В следующем году группа японских ученых предприняла попытку исследовать строение пирамиды Хуфу при помощи электронных датчиков. Их данные позволили получить на экране ЭВМ изображение внутренности «первого чуда света» в разных проекциях; оказалось, что пустоты, заполненные песком, предназначались для защиты грандиозного сооружения от возможных землетрясений. Японские ученые выявили неизвестный ранее тоннель, идущий по направлению к Большому сфинксу. Был обнаружен при помощи ЭВМ и еще один ритуальный корабль. Исследования пирамиды и долинного храма Хуфу должны быть продолжены.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В настоящее время читательский интерес к истории, в первую очередь к историческому прошлому нашей родины, заметно возрос. Это понятно; нельзя правильно ориентироваться в настоящем, строить будущее, не зная уроков (порою трагических) прошлого. Надо знать своих предков и их историю. Неуклонно увеличивается интерес и к культурам древнего мира. Это касается не только отдаленных, кажущихся экзотическими регионов (Центральная и Южная Америка, например), но и стран, традиционно считающихся колыбелью человеческой культуры вообще (Египет, Вавилон, Греция, Рим).

Книги по такой тематике не залеживаются на прилавках магазинов. Детство человечества обладает непреодолимой притягательной силой, кроме того, с понятием древности обычно связываются

[smszamok]

представления о всяческих непознанных тайнах и загадках. Этим, кстати, довольно часто пользуются некоторые любители сенсаций, сочиняя или основанные на недоразумениях или просто на вымышленных фактах самые невероятные истории (к примеру, об инопланетном происхождении египетской царицы Нефертити или датах прошлого и будущего, запечатленных в размерах пирамиды Хеопса). А между тем история древнего мира достаточно интересна, во многом еще загадочна и без таких нелепых и просто ненужных и вредных вымыслов.

Цель этой небольшой книги, лежащей сейчас перед читателем, рассказать (или показать) вкратце, как протекала жизнь человечества в нескольких городах — центрах крупных цивилизаций — в определенный исторический период. Разумеется, на двух-трех десятках страниц нельзя дать полную картину той или иной древней культуры, показать ее истоки и пути развития, все характерные черты самобытности и т. д. Автор вполне осознает

невозможность этого. При таком подходе потребовалось бы написать по меньшей мере шесть книг и куда большего объема. Цель данных очерков значительно скромнее — ввести читателя в удивительный мир древних цивилизаций и, если какая-либо из них заинтересует его, побудить пуститься в увлекательное плавание по книжному морю. Ведь каждой из упомянутых в книге древних культур посвящено великое множество и специальных научных статей (часто с прямо противоположными точками зрения), и книг самого различного спектра, начиная от строгих научных исследований и кончая историческими романами. Поэтому мы ограничимся лишь самой общей картиной той или иной культуры, системой ценностей, реализующейся в ней.

Все эти явления предлагается рассмотреть на этнографических материалах древнего мира. Понятие «древний мир» берется здесь не в чисто хронологическом, но в стадиальном аспекте, то есть в него включаются все ранние цивилизации безотносительно времени и географического места их существования. Культуры народов Центральной и Южной Америки до испанского завоевания развивались по тем же основным законам сложения раннеклассовых обществ, что и древнеегипетская или вавилонская, хотя их отделяют тысячи лет и огромные географические пространства. Поэтому для историка культуры эти общества являются такими же представителями стадиальной древности, что и классические древневосточные.

Основная задача данной книги—показать на наглядных примерах специфику развития древней культуры человечества, механизмы передачи культурных традиций от одного народа к другому, постепенное освобождение рациональных знаний от ритуализованных оболочек мифов и религиозных верований. Мы очень тесно связаны е прошлым, хотя и не чувствуем этого, а порою и просто не знаем, чем обязано современное человечество древним культурам, что было получено от них и что оказалось отброшенным в ходе исторического развития. Не говоря уже о великих, но неизвестных творцах, создавших первую керамику, колесо, научившихся обрабатывать металл, мы в большом долгу перед древними цивилизациями. Отдаем ли мы себе отчет в том, что первые ванны и канализационные системы появились на Европейском континенте, на острове Крит (и это было серьезным гигиеническим достижением, открытием), а первые   зубные   протезы — в  Древнем   Египте, что  земной магнетизм был впервые открыт в Древнем Китае и (самостоятельно) у ольмеков Древней Мексики? Что шарообразность Земли была впервые осознана и доказана греко-египетскими учеными?

Открытие Нового Света более чем в два раза увеличило наши пищевые, медицинские и технологические ресурсы. Разве можно представить себе современную жизнь без картофеля, подсолнечника, кукурузы, томатов, каучука, какао, ванили, хинина, различных бобовых растений?.. Мы не всегда помним, что корни многих наших идеологических представлений (в том числе и таких неоднозначных, как религиозные культы, суеверия, пренебрежительное отношение к определенным видам труда) также восходят к далекому прошлому.

Поэтому особенно важно правильно воспринимать и осмысливать имеющиеся в нашем распоряжении исторические факты. Следует стремиться к акту точного познания тех или иных исторических явлений, а не переносить на них наши современные представления, возникшие под воздействием позднейших идеологических потребностей и требований времени. Ритуальное людоедство ацтеков было для них таким же религиозным актом, как современный обряд причащения в христианстве, иначе мы вольно или невольно становимся на позиции испанских инквизиторов. Только таким диалектическим путем можно понять факты истории и только так можно и должно извлечь из них необходимые уроки. Исходя из таких позиций, можно правильно осознать и черты своеобразия той или иной древней культуры (формы экономики и идеологии, этнографические особенности, зависящие от природных условий, специфику этнической психологии и другое). Наглядные примеры из жизни древних обществ, находящихся на одинаковом (стадиально) уровне социально-экономического развития, но территориально настолько удаленных друг от друга, что какие-либо контакты между ними были невозможны (например, Египет и Древнее Перу), хорошо показывают как сходные (зависящие прежде всего от экологии), так и совершенно различные черты развития культуры.

В изучении древних цивилизаций главными вопросами являются: специфика развития, уровень их экономики, этнический состав данной цивилизации, социальное устройство общества и его иерархическая система, общее и особенное в культуре, степень развитости религиозных представлений, стадиальные и региональные связи между различными центрами, их наследство в современном мире. Далеко не на все эти вопросы можно сейчас ответить с достаточной убедительностью, иногда имеющийся материал из-за своей скудности не дает возможности даже для построения удовлетворительных гипотез.

Очень важную роль в культуре древнего мира играла религия (мифология и ритуал). Она составляла ту основу, на которой воздвигался фундамент изобразительного искусства, а позднее — философия и наука. Это объясняется в первую очередь тем, что в отличие от людей нашего времени с их способностью расчленять и анализировать явления и процессы древние воспринимали окружающий их мир как некое единство, мысля себя его неотторжимой частью. Поэтому древние системы мировоззрения были окутаны покровом мифологической символики. Сакральный смысл ее, образные комплексы и иносказательность (с нашей точки зрения) подчас больше скрывают, чем разъясняют специфику такого мировоззрения. Поэтому в ряде случаев приходится объяснять (переводить) эти мифологические образы на современный понятийный язык, передавать их в системе наших представлений и знаний.

Естественно, что многое из прошлого кажется человеку современного мира или непонятным, или ненужным, обременяющим. Но при этом необходимо помнить, что древнему человеку обряд или миф казался столь же социально важным и полезным, как подлинный творческий акт,—скажем, создание нового типа корабля. Важно также помнить, что выдвинутый французскими энциклопедистами XVIII века тезис, что всякий служитель того или иного религиозного культа — сознательный обманщик, неприложим к древнему миру. И жрец, и прибегающие к его действиям члены общины искренне верили, что только божество может им помочь. В процессе постепенного развития науки и накопления позитивных знаний выявляются ложность и бесполезность религиозных постулатов. И утилитарная, и эстетическая, и религиозно-магическая стороны в культуре древнего мира связаны неразрывно, их нельзя отделить без ущерба друг от друга. К. Маркс следующим образом характеризовал особенности мышления людей древности в этой связи, он писал, что религия есть «общая теория этого мира, его энциклопедический компендиум, его логика в популярной форме, его спиритуалистический  (его энтузиазм, его моральная санкция, его торжественное восполнение, его всеобщее основание для утешения и оправдания». Иными словами, ритуал и мифология являлись необходимыми на данной ступени формами историко-социального наследования.

Пути познания, постижения любой древней культуры могут быть разными, разнообразны и формы освещения, популяризации ее. Читатель, как очевидец, может ознакомиться с повседневной жизнью обитателей Мемфиса, Кносса, Александрии, столицы народа мочика в Древнем Перу, майяского Тикаля и центра ацтеков Теночтитлана. Такой принцип изложения материала известный английский писатель Джон Б. Пристли удачно охарактеризовал как «невиденное-виденное»: ведется как бы прямой репортаж из далекого прошлого. Иными словами, читатель вместе с автором совершает своеобразное путешествие по времени, оставаясь невидимыми для его жителей. Этот подход позволяет получить более наглядное представление о замечательных памятниках архитектуры, изобразительного искусства, особенностях материальной и духовной культуры того или иного народа, его этнографической специфике.

Как известно, изложение основных принципов развития какой-либо культуры может быть осуществлено в различных формах. Оно может принять вид строго научной монографии, рассчитанной на специалистов и снабженной обширным ссылочным аппаратом. Но имеет право на существование и другой, более популярный подход: опираясь на полученные исследователями факты, построить живую картину этнографической повседневности. Так поступила русская исследовательница О. П. Се-менова-Тян-Шанская в книге «Жизнь Ивана», выпущенной в начале этого века. Основываясь на обширных материалах Тенишевского архива, она в рамках жизни одного человека дала описание ключевых моментов традиционной культуры русского крестьянства. Такая методика получила в последнее время широкое распространение в зарубежной этнографии, достаточно назвать книги Оскара Льюиса «Дети Санчеса» и «Педро Мартинес. Мексиканский крестьянин и его семья». Повествование в этих книгах ведется обычно от первого лица. Этот вид

этнографических работ можно было бы назвать витагра-фией (от латинского \пта— жизнь). Применение подобного термина позволило бы избежать невольной путаницы с давно уже установившимся литературным жанром биография и официальными документами, именуемыми автобиографией.

[/smszamok]

В 30-х годах текущего века американский этнограф и археолог Эдгар Ли Хьюитт предложил еще одну форму описания культуры —гемерографию (от греческих слов «гемера» — день и «графо» — пишу), когда показываются наиболее характерные черты культуры определенного этноса, данные через картину обычной жизни города или поселения в течение одного дня. Книга, выпущенная Хьюиттом, в которой он собрал очерки и других ведущих специалистов-американистов, пользовалась большим успехом. Позднее эта форма использовалась и советскими авторами, например в широкоизвестной книге египтолога профессора М. Э. Матье «День египетского мальчика».

(Еще не оценили)

Загрузка...

Особенно опасные последствия несет с собою «мода на памятники». Во многих случаях без достаточных на то научных оснований достраивают археологические остатки былых сооружений. В этом случае существовавший на протяжении долгого времени вопрос, какими эти памятники были на самом деле, вообще «закрывается» и возможность когда-либо его решить исчезает. Вместо этого возникает псевдопамятник — свидетель недальновидности и ненаучного подхода к сложной проблеме. Подобное «производство памятников», конечно, не имеет ничего общего с подлинной культурой и является лишь пустопорожней и вредной тратой средств и сил.

В деле реставрации, как справедливо подчеркивает в своей книге В. Сансоне, необходимо строго

[smszamok]

следовать одному правилу: избавляться от домыслов и опираться только на строго научные критерии. Можно понять приводимые В. Сансоне слова итальянского архитектора Анджелини, считающего, что реставрационные работы, проведенные специалистами, желавшими восстановить прошлое, «даже оставаясь верными научным принципам и данным, настолько отдают душком фальши, что кажется, будто имеешь дело с антиреставрацией. Это разрушение, хотя внешне выглядит как реконструкция, разрушение ощущения атмосферы».

Очень важно и другое замечание автора: если архитектор лишен возможности сохранить весь объект, то он должен, прежде всего тщательно изучив его, определить, что в этом памятнике самое важное, самое ценное, и именно на нем сосредоточить свою консервационную деятельность.

Автор суров, но правдив, когда показывает, что никакими усилиями невозможно обеспечить вечное существование дорогих нам построек, что процесс необратимого разрушения материала, из которого сооружены памятники, можно задержать, но нельзя исключить вообще. В то же время, приводя целый ряд конкретных примеров, он рассказывает о методах и средствах, которые могут на многие столетия продлить срок жизни памятников, сохранить их достоверный или близкий к первоначальному облик и ту высокую информативность, о которой мы говорили выше.

Добавим от себя, что современные градостроительные приемы дают возможность самым разнообразным способом включать памятники в городскую среду, использовать их при формировании новых ансамблей, художественная выразительность которых строится на контрастных сопоставлениях разных стилистических направлений, на сочетаниях современной и исторической архитектуры или на сохранении в городе отдельных заповедных зон, в которых важнейшее место отводится не только самим памятникам архитектуры, но и так называемой фоновой застройке. Такая застройка сберегает характерные для этих памятников масштаб городских пространств, высоту и протяженность зданий, пластику фасадов, особенности декора, колорит, систему озеленения, разбивку участков и другие важные особенности градостроительства предшествующих эпох. Архитекторы учитывают и тот факт, что физическая сохранность памятника еще не гарантирует сохранения его художественной выразительности, которая может быть искажена, а то и вовсе обесценена из-за возведения по соседству новых зданий, не учитывающих особенностей сохранившегося ансамбля или отдельного памятника архитектуры. Над этими проблемами, как и вообще над поисками путей взаимосвязи разновременных построек, много работают советские проектировщики и теоретики архитектуры, а также архитекторы других социалистических стран. Сегодня уже можно привести немало удачных практических результатов такой работы в Суздале, Ярославле, Новгороде, в Старом Тбилиси, в Вильнюсе и Таллине и во многих других городах и регионах Советского Союза.

Заслуживают внимания попытки объединить опыт архитекторов социалистических стран при решении сложных проблем охраны и реставрации исторических городов или организации в них нового строительства. С этой целью Союзы архитекторов проводят творческие семинары, во время которых архитекторы разных стран дают свои проектные предложения. Такие семинары были проведены в Новгороде, в Берлине (ГДР) и в ряде других социалистических стран.

Одной из важных особенностей работы с историческими памятниками и древними городами является то, что практически в этой области архитектурной деятельности нет и не может быть типовых решений и верных для всех случаев рекомендаций. Архитектурное наследие так неповторимо разнообразно, что практически каждый раз требует индивидуального подхода, новых решений, которым непременно должны предшествовать тщательные и трудоемкие научные исследования объектов, подлежащих реставрации или реконструкции.

Из камня и дерева создавали архитектуру наши предки. Но прежде всего они творили ее на основе своего художественно-нравственного восприятия мира. И реставрацию нельзя вести, опираясь только на строительные материалы. Здесь необходимы знание и понимание природы памятника, мыслей и чаяний создавших его людей, техники, которой они владели. И конечно, важна специфика географических условий, в которых существует памятник. Взять, к примеру, исторические города и памятники наших среднеазиатских республик. Здесь памятникам на протяжении многих столетий кроме других причин угрожает высокая сейсмичность, а также то, что многие ценные постройки сооружены из необожженного кирпича, который имеет свои особенности. Памятникам деревянной архитектуры, которыми по праву гордятся многие районы русского Севера, Украины, Белоруссии, угрожает огонь, гниение, насекомые и грибки. Существует на территории нашей страны и много других особенных по вопросам охраны памятников регионов.

[/smszamok]

Итак, материал, который содержится в книге Вито Сансоне, безусловно, полезен практике, для которой исключительно важен обмен опытом. Там, где этот опыт не может быть использован непосредственно, он наталкивает на новые мысли, стимулирует поиск, помогает правильно определить его направление. Многие же общие профессиональные принципы реставрации в равной мере относятся к разным странам и активно используются как у нас, так и за рубежом.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Отсюда вытекает логическая необходимость рассказа о памятниках, о принципах и методах их сохранения и реставрации, о больших усилиях, которые в наше время направляются на спасение архитектурного наследия разных народов мира. На признании такой необходимости можно по существу закончить это несколько затянувшееся «предисловие к послесловию» и обратиться к книге, которую только что кончил читать наш читатель.

Книга «Камни, которые необходимо спасти» написана не архитектором, не реставратором-профессионалом, а писателем-публицистом, опытным литератором. Вито Сансоне — человек левых убеждений, член

[smszamok]

Итальянской коммунистической партии. Несколько лет Вито Сансоне работал в Москве в качестве собственного корреспондента газеты «Паэзе сера». Он большой друг Советского Союза, опубликовавший в Италии книгу «Сибирь, эпопея века», переведенную на русский язык, и книгу о советской Средней Азии. Важно отметить, что и в вопросах отношения к историко-архитек-турному наследию позиции Вито Сансоне во многом совпадают со взглядами советских специалистов.

Для темы, которой посвящена книга Сансоне, важно, что он не только публицист. Он еще и итальянец — представитель народа, давшего всему человечеству огромный импульс культурного развития и памятники уникального значения. Итальянцы буквально «ходят по камням истории», которые насчитывают добрых три тысячелетия. Для них привычными памятниками истории и культуры являются не только сохранившиеся от прошедших веков сооружения, но и их археологические, часто трудно определяемые остатки. Чувство историзма глубоко укоренилось в итальянцах, помогая им изучать прошлое и активно включать его в современную среду.

Вито Сансоне задался целью не только объяснить, зачем это делается, но и рассказать, как ведется сохранение, реставрация, подлинное спасение бесценного наследия человечества. Он вводит читателя в сложную технологию реставрационных работ, знакомит его со множеством специальных проблем, с которыми приходится ежедневно сталкиваться архитектору, имеющему дело с наследием. На первый взгляд это может показаться излишним. Но писатель учитывает психологию современного широко информированного человека, который стал приобретать особый интерес к точному факту: к документальному фильму, к рассказу о том, как функционирует крупный аэродром, как работает ученый, как изготовляются те или иные предметы. Но если знакомство с названными процессами удовлетворяет любознательность современного человека, то знание проблем охраны, реставрации и использования архитектурного наследия вооружает его пониманием языка исторических памятников и, следовательно, делает его культурнее, вооружает для борьбы за это наследие в самом широком диапазоне. «Человечество, — писал русский публицист-демократ и литературный критик прошлого столетия Н. В. Шелгунов, — имеет на истину право неотъемлемой собственности потому, что создавало и создает ее всей своей жизнью; следовательно, не только нельзя лишать людей того, что принадлежит им, — напротив, наука, как склад истин, должна быть открыта для всех: пусть всякий идет и берет, что ему нужно». Можно не сомневаться, что именно так обстоит дело и с историко-архитектурной наукой, с научными методами сохранения и восстановления памятников старины. Поэтому здесь, как и везде, кроме сухих специальных руководств необходимы труды, пропагандирующие научные знания, иначе для многих эта область окажется неизвестной и будет рождать непонимание там, где именно понимание является главной движущей силой.

Как опытный писатель-публицист, Вито Сансоне собирал материал для своей книги, пользуясь самыми информативными и надежными источниками. Он встречался и беседовал с теми специалистами, которые стояли у истоков нового этапа в сохранении и изучении наследия, которые утвердили свой профессионализм крупными и авторитетными работами, получившими международное признание. Среди них — и первый президент Международного совета по вопросам памятников и достопримечательных мест (ИКОМОС) Пьеро Гаццола, прославившийся восстановлением разрушенных античных мостов Вероны и многими другими работами: он несколько раз переизбирался на пост руководителя важнейшей международной организации специалистов по архитектурному наследию. Именем этого выдающегося специалиста и деятеля культуры после его смерти названа главная награда ИКОМОСа — приз и медаль Гаццолы. Автор цитирует высказывания Раймона Лемера и Мишеля Парана — последующих президентов ИКОМОСа, многих других видных ученых, архитекторов, археологов, историков.

Он широко пользуется материалами ЮНЕСКО, знакомит читателя с важнейшими решениями этой авторитетнейшей международной правительственной организации в области культуры, образования и науки, посвященными наследию всех народов мира.

Для того чтобы наиболее выпукло и ясно показать творческие проблемы реставрации, невероятные трудности, которые подстерегают тут архитектора, стремящегося сохранить и достоверно передать современникам подлинное дыхание искусства далеких веков, Вито Сансоне обращается к конкретным примерам, выбирая из их числа крупные комплексы, спасенные благодаря Международным кампаниям ЮНЕСКО. При осуществлении этих кампаний многие страны и народы совместными усилиями стремились спасти то, что принадлежит не одной какой-нибудь, даже создавшей данный  шедевр  нации,  а  всему  человечеству,  например  афинский

Акрополь, нубийские храмы, ансамбли и памятники Венеции, руины Персеполя и Карфагена, Мохенджодаро, Боробудур, Катманду, Анг-кор-Ват и целый ряд других величайших творений строительного гения народов мира. Названия этих памятников сегодня практически общеизвестны. Но что они представляют собой, какая угроза нависла над их дальнейшим существованием и что делается для их спасения, знают немногие. Вито Сансоне рассказывает об этом подробно, приводя множество исторических фактов, конкретных примеров, квалифицированно излагая применяемые методы, а иногда чуть ли не технологические рецепты. Но все это сообщается читателю в живой, доступной и увлекательной форме, с массой подробностей и деталей, которые так важны, чтобы представить себе каждый памятник объемно, в его реальном окружении и правдиво отразить сложность борьбы за его спасение.

Такую живость и достоверность изложения невозможно достичь только благодаря беседам со специалистами и чтению профессиональной литературы. Реалистичность рассказа о памятнике возникает только тогда, когда автор видел его лично и пережил встречу с ним, как с произведением искусства. Автор действительно побывал во всех местах, о которых он ведет рассказ, знакомился с памятниками в натуре и буквально «прикасался руками» к тем проблемам, которые возникают при их реставрации.

Все это придает его наблюдениям особую ценность, как высказываниям очевидца, показаниям свидетеля, наделяет его книгу особой достоверностью, чем она существенно отличается от многих, пусть даже чрезвычайно добросовестных исследований, выполненных исключительно по чужим материалам. Сейчас, когда о памятниках архитектуры пишут многие, часто появляются книги, «сделанные из книг». В таких работах трудно почувствовать и личность автора, и живую искру достоверности. Ошибка или неточность, допущенные в одном каком-то издании, кочуют потом по страницам путеводителей и популярных публикаций, вводя в заблуждение многих читателей. Человек, который видел памятник своими глазами, обычно не пересказывает его описаний, заимствованных у других авторов, а, полный личных впечатлений, показывает нам его по-новому, делая порой неожиданные открытия, обращая внимание на особенно интересные факты. Такой элемент новизны содержат в себе и описания памятников Вито Сансоне, который посещал каждый из них не только как путешествующий писатель, но и как человек, знакомый с проблемами этих памятников, с проблемами современной культуры.

В то же время В. Сансоне пишет, что его книга не путевые заметки. В ней постоянно ощущается ход мысли автора, его отношение к сообщаемым фактам, логика развития проблем. Некоторые оценки автора спорны, и не всегда с ними можно согласиться. Но лейтмотивом через все главы проходит мысль о том, что только международное сотрудничество, только объединенные усилия различных стран и народов могут спасти памятники, а значит, и культуру. Эта мысль приобретает особое значение, когда усилия ЮНЕСКО порой объявляются «излишними», выгодными только развивающимся странам, а трата средств на международные кампании по спасению памятников — «расточительством». Для Сансоне ясно, что вложение средств в реставрацию архитектурного наследия — эффективное и необходимое дело, живая потребность, связанная с утверждением высочайших моральных и нравственных человеческих ценностей, подверженных в XX веке жесточайшим и драматическим испытаниям.

Провозглашая реставрацию памятников важным культурным деянием, В. Сансоне далек от идиллического описания проведенных в этой области работ. Он постоянно обращает внимание читателя на нерешенные реставрационные проблемы, на недостатки используемых архитектурных, конструктивных и технических приемов, показывает упущенные возможности, призывая совершенствовать реставрационную практику. Такая постановка вопроса очень своевременна. Последние годы в разных странах среди специалистов все чаще слышится парадоксальный на первый взгляд призыв: «Реставрируем реставрированное!» Он родился не случайно.

Реставрационные работы, которые были проведены во многих европейских странах во второй половине и в конце XIX века, нанесли огромный ущерб архитектурному наследию. Не владея научной методикой реставрации, не умея и не считая для себя обязательным проводить глубокие предварительные исследования памятников, архитекторы XIX века часто вовсе не пытались точно восстановить утраченные детали, не сохранили подлинных, но пострадавших от времени фрагментов, а попросту заменяли их новыми, изготовленными на основе их собственных домыслов. Многие из них считали, что знают архитектуру прошлого чуть ли не лучше ее современников, и нередко «поправляли» авторов, стремясь «улучшить» памятник или привести его в соответствие с бытовавшими в то время представлениями о готике, романской архитектуре, барокко. Нечего и говорить, что в процессе такой «реставрации» памятники теряли своеобразие, оригинальные детали, утрачивали достоверность и превращались в новоделы, стилизованные «под старину».

Самое печальное состояло в том, что такой реставрации подвергались в первую очередь самые лучшие, знаменитые памятники. В своем желании их сохранить, спасти архитекторы губили наследие, часто стирая следы его первоначального состояния.

Проведенные реставрационные работы плохо документировались, добавленные части каменной кладки никак не обозначались, и уже через самое непродолжительное время забывалось, где подлинные элементы здания, а где дополнения. Даже один из самых эрудированных в вопросах истории архитектуры и опытных архитекторов-реставраторов XIX века, Виолле ле Дюк, грешил такими существенными просчетами. К пострадавшим от его реставрации памятникам относится, например, известнейший собор Парижской богоматери, в котором архитектор изменил целый ряд важных элементов, поставил новую скульптуру и произвел целый ряд произвольных добавлений.

[/smszamok]

Результатом такой реставрационной практики являлась не только утрата памятников, но и искажение представления об архитектуре прошлого, которую они представляли. Только постепенно, как это показывает Сансоне, архитекторы пришли к мысли о необходимости не столько реставрировать, сколько консервировать наследие, сохраняя в подлинном виде все, что можно сохранить. Не случайно поэтому приводимое в книге суждение П. Гаццолы, который считал, что лучше дать памятнику погибнуть, чем исказить его плохой реставрацией. По крайней мере он никого в этом случае не будет вводить в заблуждение.

Работа по реставрации реставрированного особенно сложна и ответственна. Она требует самых скрупулезных исследований и буквально археологических методов расчистки сооружения.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Среди проектов культурного туризма, осуществляемых в различных странах Латинской Америки, особое место занимают ведущиеся в Перу работы по освоению трех зон, где в основном сконцентрированы богатства удивительного прошлого. Это район Пуно — Куско—Мачу-Пикчу — Кильябамба, район Трухильо — Чан-Чан и район Кальехон-дель-Уайлас — Чавин. Перу обычно известна широкой публике как страна инков, которым после экспедиций Колумба Испания навязала  свое   владычество.   Несомненно,  династия   Инков,   правившая последние два доколумбовых столетия, оставила выдающиеся памятники, но мы знаем ее в основном потому, что ей выпал жребий столкнуться с испанцами.

На самом деле история Перу началась по меньшей мере за 1500 лет до того, как туда

[smszamok]

пришли Франсиско Писарро и его братья Гонсало, Хуан и Эрнандо, чтобы начать захватническую войну. Эта история мало известна и с трудом поддается расшифровке, потому что ученые до сих пор не располагают письменными источниками. Развалины, остатки разного рода памятников и произведений искусства — вот единственные элементы, которыми мы располагаем, чтобы проследить ее развитие.

Прежде всего надо сказать, что Перу — один из древнейших центров культуры в мире; оседлый образ жизни и земледелие развивались там практически в ту же эпоху, что и на Ближнем Востоке, то есть восемь тысяч лет назад. В те времена перуанцы уже жили в селениях, ловили рыбу и возделывали маниоку. Около шести тысяч лет назад они научились выращивать фасоль, а тысячу лет спустя изготовляли хлопок и использовали его для одежды, создавая восхитительное искусство ткачества, которое достигло своего апогея к началу нашей эры и впоследствии поразило весь мир. Следует напомнить, что четыре тысячи лет назад, когда перуанцы еще не умели делать вазы из обожженной глины и не освоили культуру кукурузы, они уже строили сложные здания из камня, облицовывая его глиной. К 2500 году до н. э. на побережье и в долинах Анд были воздвигнуты большие постройки культуры Чавин, украшенные орнаментом по камню. И по сей день эти остатки отдаленнейшего прошлого похоронены в джунглях, и часто даже специалисты не удостаивают их своим вниманием.

Конец «горизонта Чавин» соответствует образованию трех первых локальных культур побережья: Мочика — на севере, Лима — в центре и Паракас — на юге. В этот период появляется обработка металлов, отмечаются глубокие преобразования в земледелии и возникают более крупные поселения. Судя по дошедшим до нас свидетельствам, в 500—800 годах н. э. Перу уже была сравнительно населенной; именно на этот период приходятся события, происхождение которых специалисты по древнему времени приписывают «воздействию культуры Тиауанако». Тайну еще предстоит прояснить, но, по-видимому, вследствие какого-то стихийного бедствия — возможно, климатического или гидрогеологического характера — региональные культуры побережья пришли в упадок и не сумели оказать сопротивления нашествию племен, спустившихся с Анд.

Однако начиная с XII века региональные культуры претерпевают глубокие преобразования, и три последних доколумбовых столетия, видимо, были золотым веком Перу. На севере властвовали правители Чиму, чьей столицей был Чан-Чан; культура Чанкай оказывала влияние на Лиму и центральное побережье; юго-восток был в руках принцев Чинки, Ики и Наски. Страна вступила в период городской жизни и интенсивного земледелия, основанного на крупных оросительных работах. Значительно возросло население, численность которого, вероятно, достигала десяти миллионов человек.

Гигантские усилия властителей инков по созданию «империи» площадью в два миллиона квадратных километров были поразительным предприятием, особенно если учесть, что его участники не ведали письменности и не располагали ни повозками, ни тягловым скотом.

Покорение инков испанскими завоевателями проходило медленно и трудно. Многие историки и социологи справедливо критиковали испанцев за ту жестокость, с которой оно проводилось. Но чтобы правильно понять эти события, их следует рассматривать в том антропологическом и культурном аспекте, в каком они происходили. Легко представить себе последствия: индейцы испытали такой кризис личности, что многие даже кончали жизнь самоубийством. Распространилась метисация, но испанцы не допускали полноправия метисов. Христианизация затронула лишь поверхностный слой; в языке, обычаях и других аспектах жизни, особенно в мышлении, индейцы сохранили верность традиции.

Потерпев поражение в борьбе с завоевателями, продолжавшейся 40 лет — с 1532 до 1572 года, когда был убит Тупак Амару, один из последних представителей династии Инков, потеряв более двух третей населения, индейцы в конце концов смирились с двойственным характером своего существования: с одной стороны, они приняли (или сделали вид, что приняли) культуру победителей, с другой — сохранили (в разрешенных узких рамках или в коллективной памяти) культуру отцов, как свидетельствуют, в частности, обряды и поминальные церемонии, устраиваемые по сей день их потомками.

За долгие тысячелетия доколумбовой истории и четыре столетия испанского владычества в Перу сложилось монументальное наследие, значение которого неизвестно широкой публике. Достаточно сказать, что там сохранилось около 50 тысяч доколумбовых археологических памятников, в частности знаменитый храм Луны, воздвигнутый в Моче из 20 миллионов адоб (кирпичей из сырой глины), и крепость Мачу-Пикчу, построенная из массивных каменных глыб и чудом держащаяся на вершине горы. Эти памятники, пользующиеся наибольшей известностью, особенно интересны с исторической и культурной точки зрения.

В 1965 году поступления от туризма в Перу составляли 15 миллионов долларов, а в 1974 году — уже около 78 миллионов долларов, впятеро больше. Прогресс еще недостаточен, но он показывает те выгоды, которые развивающаяся страна может извлечь из хорошо составленной программы культурного туризма.

Второй лик туриста. «Освоение памятников и комплексов действительно содействует увеличению числа туристов, но нельзя закрывать глаза на тот факт, что вопрос развития туризма, и в особенности международного, не так прост, как кажется поначалу. Ныне пересматривается вопрос о расширении его вклада в дело экономического и социального развития. Хотя уже доказано, что международный туризм приносит доходы и создает рабочие места, мы должны вместе с тем констатировать, что он грозит оказать вредное воздействие на социально-культурные ценности развивающих его стран. Продолжая… свою деятельность в пользу культурного туризма, ЮНЕСКО занялась изучением его последствий для социально-культурных ценностей. Лишь проанализировав эти последствия, можно будет со знанием дела бороться с их пагубными сторонами». Так, выступая в Каире в феврале 1975 года, бывший генеральный директор ЮНЕСКО Амаду-Мах-тар М’Боу поднял один из самых тревожных вопросов нашего времени, тоже явившийся следствием экономического развития, которое нам не всегда удается держать под контролем и отрицательные последствия которого мы часто не можем предвидеть. Проблема выглядит таким образом: у стран, обогащающихся за счет развития туристической индустрии, есть основания для удовлетворения полученными прибылями, но им приходится сталкиваться и с определенными последствиями массового туризма — загрязнением и другими неприятными нарушениями природной и социальной среды. В общем у курицы, несущей золотые яйца, появляется опасная склонность ломать курятник.

Такое положение вызывает озабоченность. Непрерывный рост числа туристов и расходуемых ими сумм привели в действие механизм чудовищной спекуляции. Побережья Тирренского, Адриатического и Эгейского морей забиты большими отелями, кемпингами и развлекательными заведениями часто сомнительного качества. Альпы обезображены расширяющейся сетью зимних курортов, а на островах, наиболее посещаемых туристами, появляются явные признаки деградации. Там не найдешь места, которое не оказалось бы во власти туристической индустрии и спекуляции недвижимостью. Возникает вопрос, действительно ли экономические выгоды компенсируют подобное положение? Похоже, что нет. Как показало недавнее исследование, более двух третей иностранной валюты, получаемой от туризма, расходуется на сооружение гостиниц, автострад и тому подобное, а также на приобретение предметов роскоши для создания комфорта туристам.

Поведение и запросы большинства туристов известны. Менее известны, однако, проистекающие из этого последствия. Остановимся вкратце на одной из самых невинных маний — «охоте за сувенирами». В торговле мелочами для туристов не было бы ничего плохого, если бы зачастую речь не шла о чучеле маленького крокодила, уникальном коралле, редких птице или перьях, раковинах, цветах, бабочках и маленьких животных, многочисленные виды которых живут лишь на определенных островах или в определенных горах. Процветающая торговля добычей подводной охоты уже нанесла значительный урон побережью Карибского моря, Индийского и Тихого океанов.

Заповедники диких животных приносят хорошие доходы, но развитие туризма и растущий спрос на кемпинги и многочисленные дороги наряду с проблемами, создаваемыми ордами любителей фотосафари, побудили служащих ряда заповедных территорий поставить вопрос об ограничении числа посетителей.

Но перечисленные выше беды — это почти ничто в сравнении с психологическим воздействием массового туризма, особенно в тех местах, которые в туристических проспектах восхваляются как «еще нетронутый земной рай». Здесь ущерб порой совершенно непоправим. Как отмечалось на семинаре по «социальным и культурным последствиям туризма», организованном ЮНЕСКО совместно с Международным банком реконструкции и развития и проходившем в Вашингтоне в конце 1976 года, туризм порой не только не способствует делу дружбы и взаимопонимания между народами, но даже может усугубить причины напряженности и предрассудки. Например, тунисец Бухдиба, приведя в качестве примера свою страну, подчеркнул, что «вторжение разношерстной, космополитичной, распущенной толпы, часто развязной и невоспитанной, не может не травмировать массы тунисцев, лишь недавно вырвавшихся из оков старых традиций». По словам Бухдибы, немало людей в Тунисе считают, что туризм — это несчастье, и видят в нем причину перемен в мышлении, появления нового отношения к работе, деньгам, межчеловеческим контактам и половым отношениям, разрушения уз населения с его религией и этикой. Короче говоря, туризм для них — это, видимо, фактор не просто морального разложени*.

В этой яростной филиппике, бесспорно, есть доля преувеличения. Однако нельзя отрицать, что проблема существует, приобрела серьезный характер и требует принятия разумных мер, которые могли бы искоренить зло, сохранив в то же время все хорошее, что принес и продолжает приносить туризм.

Приток туристов и некультурное поведение некоторых из них (к счастью, немногих) побудили власти в ряде случаев принять ограничительные меры. Это сделано в отношении Колизея, Акрополя и пещер Ласко. По словам Мишеля Парана, влиятельного члена ИКОМОС, для сохранения того, что по праву хочет увидеть турист, необходимо ввести ограничения, преступать которые нельзя. «Быть может, — заметил он, — идеальным было бы сделать так, чтобы несколько миллионов людей остались «культурно недоразвитыми» и никогда не увидели Джоконду».

[/smszamok]

Я настроен более оптимистично и согласен с Раймоном Лемером, что «нужно создать этику туриста» и что туризм «должен быть культурным». Речь идет о том, чтобы содействовать пробуждению у туриста сознания необходимости сохранения памятников. Это сознание уже дало положительные результаты, когда международное сообщество спасло храмы Абу-Симбела и Филе, и можно не сомневаться, мы еще наверняка получим другие серьезные доказательства жизненности этого сознания. Речь идет о туристах западных стран, превративших в последнее время Тунис в моднейший курорт и ведущих себя в этой стране с полным пренебрежением к нормам морали и этики.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В таких странах, как Перу, Индонезия, Пакистан, где прежде ощущался недостаток персонала, оборудования и финансовых средств для обслуживания исторических памятников, теперь эта система достигла такого уровня, что начинает вызывать зависть у развитых стран. Консервация культурных ценностей рассматривается не как «роскошь», а как необходимость, то есть как то, чем она по экономическим и моральным причинам и должна быть. Это первый ощутимый результат политики культурного туризма, которая нашла с мое выражение главным образом в ряде соглашений, заключенных ЮНЕСКО с различными странами и предусматривающих либо направление экспертов, либо предоставление учебных стипендий и международных банковских займов.

Наиболее интересные соглашения касаются осуществления проектов по строительству дорог и аэропортов, преобразованию сельского хозяйства, подготовке квалифицированных кадров и удовлетворению других нужд туризма. Эти проекты финансируются Программой развития ООН (ПРООН) и другими специализированными организациями ООН. С 1966 года более 30 стран обратились в ЮНЕСКО с просьбой направить миссии экспертов и оказать разного рода финансовую помощь.

Например, в Иране в рамках международного проекта около четырех миллионов долларов были израсходованы на консервацию и освоение таких особенно важных исторических памятников, как знаменитая мечеть Джумай и площадь Майдане-Шах н Исфахане, гробница Кира Великого в Пасаргадах, известный своими садами и дворцами Шираз и особенно Персеполь, древняя столица персидской империи Дария и Ксеркса.

Монументальное достояние Ирана отличается таким огромным богатством, что, как сказал английский историк Пите Эйвери, «без иранского гения культура человечества стала бы мельче»’. Каждая из исторических эпох оставляла на его территории свои памятники. Они рассеяны по обширному нагорью площадью полтора миллиона квадратных километров. Здесь, на берегах высохших озер еще существуют сотни селений, восходящих к каменному веку. От приверженцев Зороастра до нас дошли развалины самых различных святилищ: от примитивных алтарей до храмов изящной архитектуры; внушительно наследие, оставленное исламом, но ни один памятник не сравнится по красоте и величию с Персеполем.

Персеполь построен на гигантской террасе над цветущей долиной. Здесь нельзя не остановиться. На барельефах его камней словно оживают церемонии в честь Ахеменидов2. Греческие историки доалександрийского периода рассказывают о придворной жизни персидских царей в Сузах и Экбатанах, но не упоминают Персеполь, основанный Дарием I в сердце Ирана, в местности, входящей сегодня в провинцию Фарс. Это объясняется функцией города, который был не политической столицей, а своеобразным огромным святилищем, где совершалась важнейшая религиозная церемония по случаю Нового года, приходившегося на весеннее равноденствие. По этому случаю в Персеполь приезжали посланцы всех стран, чтобы вручить подарки великому царю.

Церемониал новогоднего празднества был воссоздан учеными, занимающимися историей и искусством древней Персии. Они обследовали для этого главным образом остатки дошедших до нас зданий и изучили содержание их барельефов.

Вероятно, еще задолго до начала торжеств в Персеполь съезжались посланцы со всех концов державы. Вокруг города раскидывался палаточный городок. В день церемонии гости царя, знатные сановники державы, персы и мидийцы, поднимались по широким ступеням на террасу. Пройдя «Ворота всех стран», они попадали на площадь перед ападаной, огромным дворцом аудиенций. Здесь во дворце их принимал царь. Они вступали в огромный зал, высота сводов которого превышала 20 метров. После приема царь и его свита направлялись к западному портику, где присутствовали при процессии

Если изображения на барельефах действительно соответствовали порядку кортежа, впереди выступала вооруженная луками и стрелами гвардия из Суз, политической столицы Ахеменидов. Затем двигались три группы царских всадников во главе с сотниками; сразу за ними, перед группой сановников, снова шли сузские гвардейцы. Наконец, начинался парад наций: шли мидийцы, лидийцы, согдийцы, индийцы, арабы и эфиопы.

По окончании длинного шествия царь выходил из ападаны и переходил в трапезную, а по завершении обеда в тронном зале проходила вторая церемония. Последний акт пышного торжества разворачивался в стоколонном зале.

Колонны и барельефы Персеполя являют собой незабываемое зрелище. Кроме этого памятника в долине встречаются и многие другие остатки древности: расписанные саса-нидские скульптуры Накш-и-Раджаба, гробница Камбиза, еще в большой степени погребенный город Истахр, ахеменидский некрополь Накш-и-Рустам и пр.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Путешествие в прошлое. Одним из неожиданных результатов кампании по спасению нубийских храмов стало мощное развитие туризма в районе, который долгое время привлекал лишь редких искателей приключений и еще более редких любителей археологии. Сегодня быстроходные суда и целая система услуг позволяют десяткам тысяч туристов знакомиться с нубийскими сокровищами, что приносит значительный доход отсталой экономике этой обширной и отдаленной области. Конечно же стоило бы распространить опыт по спасению нубийских храмов и на другие районы земли.

Ведь если даже в некоторых случаях (Абу-Симбел, Филе, Боробудур, Карфаген и др.) и удалось

[smszamok]

организовать движение международной солидарности, пробудив во многих странах интерес общественности к охране памятников, то все равно нечего было и думать, полагаясь только на отзывчивость и щедрость общественности, раздобыть огромные средства, необходимые для спасения мирового художественного и исторического достояния.

Нужно было изыскивать другие, более надежные пути. Так родилась самая настоящая политика культурного туризма. Возник вопрос: возможно ли придавать историческим памятникам независимо от их культурного содержания некую экономическую ценность? Ответ был такой: да, но при условии, что меры по охране памятников станут составной частью планов экономического развития. В самом деле, способствуя развитию туризма, памятники представляют скрытую экономическую ценность, только ее нужно надлежащим образом эксплуатировать. Речь шла о том, чтобы вызвать цепную реакцию по спирали: памятники привлекают туристов; туристы приносят деньги; часть прибыли вкладывается в консервацию, реставрацию и освоение памятников, с тем чтобы они привлекали еще больше туристов, и т. д.

Платформа этой новой политики была изложена Рене Майо на сессии Исполнительного совета Организации Объединенных Наций по вопросам культуры в мае 1966 года. «Учитывая, что в различных странах все более ухудшается состояние исторических памятников, — сказал тогдашний генеральный директор ЮНЕСКО, — необходимо предпринять крупную акцию, чтобы человечество не лишилось этих ценностей. Такая акция, подразумевающая решение серьезных технических проблем, требует значительных финансовых усилий, причем в тот момент, когда многие государства сталкиваются с трудностями в изыскании средств для продолжения экономического развития. Еще вчера считалось, что памятники, чью культурную ценность никто не отрицает, — это якобы своего рода роскошь и невозможно выделять на эту статью расходов крупные суммы из кредитов, которые могли бы пойти на финансирование более неотложных и важных проектов… Если будет признано, что памятники могут содействовать развитию туризма, будет легче не только обеспечить их сохранность, но и создать возможность для того, чтобы лучше познакомиться с ними и оценить их…»

В 1967 году, Международном году туризма, цифры и факты, казалось, полностью подтвердили предпосылки, на которых основывалась политика культурного туризма: в 1966 году число туристов составило в мире 115 миллионов человек. (В 1950 году — 25,3 миллиона, в 1963 году — 91 миллион. В 1973 году путешествовало уже 214 миллионов человек, а в 1977 году — 240 миллионов.)

Что касается израсходованных туристами денег, то эта сумма с 11,6 миллиарда долларов в 1965 году увеличилась до 28 миллиардов в 1973 году и 50 миллиардов в 1977 году. Все большую прибыль от туризма, приобретшего массовый характер, получают и развивающиеся страны. В Таиланде, например, который в 1958 году принял 60 тысяч туристов, выручив при этом 8 миллионов долларов, в 1968 году уже побывало 230 тысяч человек, что принесло доход в сумме 35 миллионов долларов. В 1971 году эти цифры возросли соответственно до 638 тысяч и 105 миллионов, а в 1974 году — до 1 100 тысяч и 210 миллионов.

Из данных ООН, Организации экономического сотрудничества и развития и Всемирной организации туризма явствует, что в 1976—1977 годах международный туризм достиг рекордных показателей, несмотря на в целом неблагоприятную экономическую конъюнктуру. Туристские потоки не только не пострадали, как другие отрасли экономики, от ударов нефтяного кризиса 1973 года, но даже окрепли и расширились, подтверждая правоту поборников культурного туризма. Однако они породили, как мы вскоре увидим, серьезные и непредвиденные проблемы в социальном плане и в отношении окружающей среды; последнее обстоятельство побудило ЮНЕСКО пересмотреть свой подход к туризму.

Деньги и работа. Никто не станет отрицать, что международный туризм — одно из важнейших явлений нашего времени; и дело не только в его экономическом эффекте, хотя, надо отметить, в ряде стран доходы от туризма достигают 50 и даже 60 процентов всех валютных поступлений. Способствуя «обмену» путешественниками, туризм благоприятствует лучшему познанию и пониманию людьми внешнего мира. Турист отправляется в Индию, Иран, Перу, Турцию главным образом потому, что его привлекают достопримечательности этих стран. Опыт показал, что план развития туризма, включающий освоение памятников прошлого, способствует созданию инфраструктуры, включающей дороги, гостиницы, рестораны и т. п. В результате при умелой организации такие «освоенные» памятники гарантируют прирост потока туристов в данную страну независимо от ее географического положения по отношению к месту, откуда едет клиент. Расстояния уже не являются непреодолимым препятствием. Средства транспорта постоянно модернизируются, стоимость авиационных билетов, хотя и возросла из-за вздорожания нефтепродуктов, все еще остается доступной, расширяются льготы, предоставляемые при групповых поездках и чартерных полетах.

Поток туристов часто ориентируется на определенные пункты, в особенности морские и горные курорты. Исторические же памятники, таящие в себе привлекательность иного рода, позволяют разгрузить эти центры. В Мексике власти стремятся направлять клиентуру не только на пляжи, но и к памятникам, добиваясь тем самым того, что пребывание туриста продлевается, а доходы от туризма равномерно распределяются по стране.

Еще одна серьезная проблема, с которой приходится сталкиваться различным странам, — «сезонное» распределение туристов. Эту проблему тоже решают с помощью освоения исторических памятников. Привлекательность пляжей и гор зависит от погоды, солнца. А «монументальный туризм» менее чувствителен к переменам погоды. Поэтому турист из  Центральной Европы отправляется на средиземноморские пляжи летом, в другие же времена года он все чаще стремится побывать в тех местах, которые богаты достопримечательностями искусства и культуры.

Но-этим выгоды «монументального туризма» не ограничиваются. Широта и разнообразие сфер деятельности туристической индустрии, стимулируемой освоением памятников и памятных мест, требуют все большего увеличения персонала. Потребность в рабочей силе по большей части удовлетворяется за счет местного населения, а в случае необходимости — за счет постоянной или сезонной миграции трудящихся из перенаселенных или экономически слабых районов. В 60-х годах университет Теннесси и «Ферст нэшнл бэнк оф Хауаи» доказали, что в Соединенных Штатах пребывание 1000 человек в гостиницах какого-либо района создает 279 рабочих мест в системе собственно туризма и 107 — в смежных отраслях. Цифры гораздо ниже, если эта тысяча путешественников останавливается в кемпинге: соответственно 57 и 32.

[/smszamok]

В развивающихся странах содействие притоку туристов путем экономической эксплуатации памятников может стать средством (в некоторых случаях единственным) приостановить стихийный бурный рост городов, в результате чего на окраинах растут трущобы, кварталы убогих лачуг. Рассматривая один проект в Перу, ЮНЕСКО предприняла попытку подсчитать рентабельность капиталовложений в развитие туризма. Оказалось, что в рассматриваемом районе внешний заем в размере 38 миллионов долларов обеспечил бы перуанцам через десять лет прямые дополнительные доходы от туризма порядка 385 миллионов долларов. Даже если эта цифра несколько завышена, никто не станет отрицать, что освоение исторических памятников и районов — более чем выгодная операция в рамках плана развития туризма.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Торчелло, Амиане, Риальто, Константиаке — первых островах, где выросла Венеция. Впоследствии во время своих набегов на острова Эгейского моря и побережья Турции венецианцы собирали уже обтесанный мрамор и колонны, пользуясь материалом памятников, возведенных в древние времена. Таким образом, Венеция строилась из старых камней, и это осложняет работу по консервации, так как на их уже частично поврежденной поверхности под воздействием загрязнения атмосферы начался новый процесс деформации. Подсчитано, что вид и привлекательность венецианских культурных ценностей ежегодно ухудшаются на четыре процента.

В 1204 году, после четвертого крестового похода и разграбления Константинополя, солдатам

[smszamok]

Тишайшей досталась добыча, включавшая наряду с золотом и драгоценными камнями большое количество предметов из высококачественного мрамора, которыми впоследствии были украшены собор Сан Марко и другие сооружения. В этих же зданиях мы находим египетские порфиры (в том числе драгоценный древний красный), граниты, мрамор египетских сооружений и скальные породы разных видов, в том числе восточные брекчии, происхождение которых неизвестно и которые мы должны сохранить любой ценой, поскольку таких камней больше нет и они незаменимы. Естественно, у каждого из этих материалов свои химические, минералогические и петрографические особенности и каждый по-своему реагирует на окружающую среду в Венеции. Это первая трудность, с которой пришлось столкнуться специалистам по камню из Лаборатории реставрации Сан-Грегорио.

«Базовое исследование, проведенное нами здесь, — поясняет мне доктор Лоренцо Ладзарини, молодой геолог, приобретший обширные познания о камнях Венеции, — позволило прежде всего собрать ряд образцов для сопоставления с материалами, происхождение которых известно, а кроме того, описать и обследовать около семи десятков памятников, в том числе церкви Сан Марко, Фрари, Мираколи, Ка’Фоскари и другие. Эта работа дала нам возможность выявить, какие камни использовались снаружи, а какие — внутри, и затем установить причины и формы разрушения. Результаты были занесены в технические карточки, которые затем были проанализированы на вычислительной машине. Таким образом   мы   узнали,    какие   виды    мрамора   наиболее   употребительны в Венеции и каковы главные причины и формы разрушения каждого из них. Наконец, анализ помог нам установить, когда использовались эти камни».

Оказалось, что в Венеции в наибольших масштабах использовался камень из Истрии, сравнительно плотный и устойчивый против сырости и воздействия солей известняк, который в связи с этими качествами лучше всего подходил для условий лагуны. Второе место занимают красные известняки из Вероны, употреблявшиеся больше всего для внутренней отделки. Затем идут каррарский мрамор, греческий мрамор Пенделикона и с островов Эгейского моря.

Что касается причин деформации этих камней, то, как удалось установить, главная — это загрязнение атмосферы соединениями серы, которая оказывает сильное разрушающее влияние на уже разрыхленные временем камни Венеции. «У нас есть образцы камней, пущенных в дело всего 40 и даже 30 лет назад, которые портятся, как и древний материал, — подчеркивает Ладзарини. — Сера оказывает поистине убийственное действие».

Средств, предупреждающих порчу от загрязнения атмосферы; немного. Как мы уже видели на примере Афин, прежде всего необходимо устранить источники загрязнения окружающей среды. Затем нужно удалить соли, отложившиеся внутри камней, и очистить поверхности от толстых черных корок, которые уродуют здания не только с точки зрения эстетики, но и из-за высокого содержания гипса, порождающего непрерывный процесс кристаллизации солей. Именно эти корки приводят к растрескиванию материалов. Для снятия черных корок существует метод, изобретенный англичанином Кеннетом Земпелом: поверхности очищаются абразивным материалом, состоящим из мельчайших стеклянных бусинок, которые не оставляют следов на камне. Помимо этого венецианские специалисты с помощью американских инженеров разработали новую систему с применением лазера, основанную на поглощении света.

Лазер — это свет, обладающий большой энергией. Как всякий свет, он поглощается черными телами и отражается от белых. Удалив черную корку, лазер останавливается на нижнем, белом слое. Еще во время экспериментирования этот «самоограничивающий» метод использовался для очистки маленьких скульптур и предметов небольшого размера, имеющих особую ценность. Он позволяет производить очень точную очистку, а степень воздействия лазера можно менять, увеличивая или уменьшая силу луча. При этом оказывается физическое, а не механическое воздействие и, следовательно, есть возможность очищать камни, уже укрепленные синтетическими смолами. Пока что удается очищать поверхность размером в восемь десятых квадратного сантиметра за четыре секунды. Специалисты, однако, думают значительно сократить это время, добившись скорости в один и, возможно, в полтора квадратных сантиметра в секунду. Тогда венецианским лазером можно будет в приемлемые сроки производить очистку весьма обширных поверхностей.

В Лаборатории Сан-Грегорио и других научных центрах области Венето, например Падуанском университете, изыскиваются кардинальные системы лечения камня. В будущем можно ожидать, что предметы небольших размеров будут подвергаться обработке в вакууме и что для более эффективного предохранения поверхности камней будут применяться новые синтетические смолы. Однако в этой области дело идет очень медленно. В 1974 году после многолетней работы англичане завершили реставрацию маленькой лоджии Сансовино, образующей основание и вход колокольни базилики Сан Марко. После очистки камень из Вероны вновь приобрел первоначальный красивый красный цвет, но прошло лишь четыре года, и у мрамора снова появился печальный бледно-розовый оттенок. И происходит так потому, что еще нет эффективных защитных смол.

В Венеции для строительства зданий применялось более 150 материалов, и, поскольку у каждого из них свои отличительные свойства, необходимо разработать 150 различных методов обработки. Можно утверждать без риска ошибиться, что будущее города на лагуне во многом находится в руках специалистов, особенно химиков и геологов.

Гигантская задача. Консервация «живого памятника» таких размеров и такого историко-художественного значения, как Венеция, — гигантская задача, требующая огромных финансовых средств и генерального плана, в рампах которого должна получить решение каждая отдельная проблема. Выполнение этой задачи обеспечит достижение определенных целей и удовлетворит основные интересы венецианцев. Противоречивость требований и устремлений замедлила согласование мер по оздоровлению памятника, которые следовало принять уже давно. Но вот большинство препятствий преодолено: разработаны почти все мероприятия для эффективной работы и есть достаточно ясное представление о том, что нужно делать. Специальный закон 1973 года4 уже включил целый ряд положений, предусматривающих консервационные и реставрационные работы, борьбу с загрязнением атмосферы и создание различных специальных органов.

Если рассказать о планах, касающихся Венеции, и критериях, на которых они основываются, не хватит целой книги. Чтобы читатель получил хотя бы общее представление о сложности «венецианского вопроса», приведем несколько примеров. Так, принимаются меры для регулирования уровня моря. Эти работы, сводящиеся пока что лишь к сужению «ворот» или проливов, призваны ликвидировать явление высокой воды. Бессмысленно было бы восстанавливать Венецию, если из-за наводнений по-прежнему будет увеличиваться сырость. Однако, по-мнению многих специалистов, сужения «ворот» недостаточно. Чтобы полностью устранить явление высокой воды, следовало бы построить неподвижные или подвижные шлюзы, вступающие в действие, когда приток морской воды становится избыточным. Специальная комиссия рассматривает ряд проектов, в том числе и такой, который основывается на системе надувных понтонов, поднимаемых со дна в случае необходимости. Некоторые считают, что подвижные шлюзы подорвут работу порта, и сейчас выясняется, обоснованна ли такая озабоченность. Кроме того, будут проведены работы по закреплению берегов лагуны.

Что касается загрязнения окружающей .среды, то удалось добиться изменения в системе отопления домов. Это мероприятие, проведенное в короткие сроки, уже привело к ощутимому улучшению атмосферы.  Например, значительно уменьшился  туман.

Идут работы по восстановлению исторического центра, включая памятники и жилые помещения. Все урбанистические проблемы Венеции охватываются генеральным планом.

Исторический центр. С 1951 года число жителей в историческом центре Венеции постоянно сокращается. Внушительное впечатление производят статистические данные, подтверждающие этот процесс. В 1950 году там проживало 184 447 человек. С тех пор каждые пять лет эта цифра уменьшается на 20 тысяч, снизившись к 1965 году до 123 733. В 1970 году число обитателей материковой части города впервые превысило население исторического центра; в 1975 году в островной части Венеции насчитывалось 105 656 человек, то есть на 78 791 меньше, чем в 1950 году.

К числу причин бегства ученые относят перемещение в Порто-Маргера центра экономической жизни, в особенности портовых операций, но прежде всего — непригодность квартир для жилья. Обследование, проведенное в 1957 году, показало, что в 74 процентах квартир центра нет воды, в 90 процентах — центрального отопления. Неудобства создают также узкие и крутые лестницы, отсутствие лифтов, шаткие стены и пол. Разумеется, эти жилые помещения можно было бы отреставрировать, но обслуживание и ремонт домов в Венеции обходятся, как нигде, дорого из-за трудностей с доставкой материалов. Кроме того, исторический центр малопривлекателен для молодежи, так как там нет спортивных сооружений и мест отдыха. Однако его обитатели веками мирились с неприемлемыми жилищными условиями; к тому же их положение было ненамного хуже, чем на материке. Но теперь, когда строительный бум сделал доступными для всех ванные, лифты, начищенные полы и надежные потолки, старая Венеция стала явно уступать соседним городам, и это привело к обескровливанию города, лишило его жизни.

Стало быть, Венеция обречена стать городом-музеем? Такова, по-видимому, общая судьба всех старинных европейских городов, ибо, как отмечает Пьеро Гаццола, «вся европейская территория — это один исторический центр». И все-таки, возможно, этого удастся избежать, если восторжествуют принципы комплексной консервации, разработанные за последние годы в Европейском совете и обсуждавшиеся с 1963 года на ряде совещаний. Выработанная в результате новая политика преследует двойную цель: с одной стороны, изыскивать охранительные меры, способные предотвратить опасность, которая угрожает культурным ценностям в результате развития экономики и техники, но с другой — проводить их таким образом, чтобы они служили не тормозом на пути развития общества, а, напротив, важным элементом его прогресса и в конечном счете его благосостояния.

«В наше время, когда уже ощущается острая нехватка места для удовлетворения потребностей быстро растущего населения, — писал в «ЕсНсапоп е* Сиииге» Констан Пирло, вице-президент Комитета памятников и памятных мест Европейского совета, — у архитектурного наследия и достопримечательных мест нет никаких шансов уцелеть, если им не будет придана эффективная социальная функция. Всякое старинное здание, не имеющее социального применения, подвергается смертельной опасности: оно портится, безвозвратно разрушается и исчезает. Единственный способ воспрепятствовать этому процессу — это, по-видимому, придавать памятникам новую функцию, благодаря которой он вновь оказывался бы в коловращении жизни. Те, кто ведает охраной архитектурного достояния, могут добиваться сохранения старинных зданий только в том случае, если заранее продумают, как включить их в общественную жизнь».

В Венеции, крупнейшем в мире историческом комплексе, эти новые принципы проходят испытание. Вот почему специалисты многих стран с нетерпением ждут результатов этого эксперимента, а в восстановительных работах участвуют ЮНЕСКО и большое число иностранных ассоциаций.

Венеция не только «каменная летопись, написанная временем и искусством», которую Шатобриан любил читать, опершись на гранитные пилястры мола; сегодня это главным образом стенд для апробирования новых принципов консервации живых памятников, колоссальный эксперимент по спасению города, построенного в давние времена, от превращения в своего рода мумию. Не случайно крупнейшие реставраторы мира именно в городе на лагуне выступили с Международной хартией консервации и реставрации памятников и памятных мест, где говорится, что понятие исторического памятника включает не только отдельное архитектурное творение, но и городское или сельское место, которое свидетельствует о какой-то особой культуре, знаменательной эволюции или об историческом событии; оно включает не только крупное творение, но и скромные объекты,  приобретшие со  временем нынешнее  значение.

В Европе нет недостатка в примерах, когда старинным зданиям и целым кварталам дают новую жизнь и они опять выполняют какую-либо социальную функцию. В Лувене старинный квартал Гроот Бегинхоф, реставрированный Раймоном Леме-ром, превращен в университетский городок; в Великобритании удачно перестроенная пивоварня в Суффолке стала концертным залом. Благодаря богатому воображению архитекторов и градостроителей повсюду в Европе старые здания (железнодорожные станции, монастыри, заброшенные фабрики и др.) обретают новое назначение. Но в Венеции впервые обновляется целая городская агломерация, сохраняя внешний вид, приданный ей зодчими минувших веков, модернизируется для того, чтобы дать людям возможность жить в современных городских условиях.

[/smszamok]

Никто не скрывает огромных трудностей этой работы. «Самая острая проблема — это восстановление жилого фонда, — подчеркивает Джанни Пелликани, заместитель мэра и коммунальный советник по вопросам бюджета. — Мы разработали и вскоре представим опытные образцы жилых домов. Эту модель следует рассматривать как маховик, который запустит всю машину восстановления. Тем временем в сотрудничестве с ЮНЕСКО мы проводим типологическое обследование жилой планировки Венеции. Оно осуществляется по различным, многообразным критериям; полученные данные будут проанализированы с целью определения наиболее подходящего метода скорейшего восстановления домов в Венеции при сохранении их подлинной исторической и культурной ценности».

Спасение Венеции — это не просто чрезвычайно трудная задача, это также работа, требующая много времени.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Стон Байрона. В 1816—1819 годах в Венеции жил Джордж Гордон Байрон, к тому времени уже известный поэт. Бродя по городу, он поражался его виду. После падения республики Венеция дважды переходила от французов к австрийцам и в ней уже ощущались признаки печального запустения. Хозяйство города было разрушено, произведения искусства разграблены и проданы, жители эмигрировали, великолепные дворцы казались опустевшими, стены потрескались, и их разъедала сырость. С болью в сердце написал Байрон «Оду к Венеции», безутешный плач романтической души, берущий нас за душу своей трепетной злободневностью: Венеция! Венеция! Когда тебя поглотят воды, И с морем мрамор твой сравняет власть времен, О, над тобой тогда заплачут все народы, И громко прозвучит над морем долгий стон. Но, торопя с решением проблем консервации уникальнейшего в мире города, они забывают, что дело здесь не только в устранении некоторых уже выявленных зол, но и в избавлении от них не мертвого города в отдаленном уголке земли вроде Мохенджодаро, а жилого комплекса XX века в разгаре развития.

Страшное наводнение в ноябре 1966 года с новой силой подчеркнуло неотложность задачи спасения города от неминуемой гибели. Но вместе с тем возникла

[smszamok]

драматическая альтернатива: должна ли Венеция быть современным городом в полном смысле этого слова, или ей суждено стать городом-музеем? Речь идет о решении судеб большого числа людей. И хотя этот вопрос волнует все международное сообщество, озабоченное спасением исторических и художественных ценностей, которые принадлежат всем, все же решающий голос принадлежит самим венецианцам. Ведь Венеция — живой город, и его жителям нужно самим решить свою судьбу, причем у них должно быть время сделать такой выбор, их будущее не должно пострадать от поспешных и безответственных решений. Дискуссия продолжалась все эти годы, выливаясь в страстную и часто даже резкую полемику, и привела к задержкам — не всегда оправданным — в принятии важных решений и неотложных мер. Тем не менее она помогла добиться ясности, распутать некоторые сложные узлы противоречий и определить основные направления действий.

Сегодня восстановительные работы, можно сказать, начались, и Венеция превратилась в своего рода главную лабораторию по изучению функционирующих исторических центров, болезней камней и той физической среды, воздействию которой подвергаются все северные города планеты. На венецианский эксперимент с понятным интересом взирает весь мир, сознавая, что город на лагуне не только «микрокосм иных времен», чудесным образом переживший века и стихии природы; это также крупнейший единый исторический комплекс и городская агломерация, сталкивающаяся со всеми типичными проблемами современного города; уникальный образец по комплексности и сложности проблем.

В мире нет другого «памятника», который ставил бы столь острые и сложные задачи с точки зрения консервации.   Для  их  решения   необходимо  взаимодействие  представителей почти всех отраслей науки и техники: архитектора и гидролога, урбаниста и бактериолога, строителя и метеоролога, реставратора и психолога. Мало того, «потребуется и творческое воображение, — писал французский востоковед Луи Фредерик, — ибо надо найти новые технические средства, необходимые, например, для того, чтобы использовать течения, не давая лагуне заилиться; чтобы уничтожить микроорганизмы в воде, не отравляя ее; чтобы нейтрализовать действие штормов, не уродуя город и его окрестности; чтобы укрепить Венецию, не становясь на путь ее разрушения, а потом возведения заново; чтобы сохранить ее для мечтателей, не теряя при этом связи с реальностью».

И нельзя забывать, что техническая сторона работ по консервации художественного наследия в Венеции, насчитывающего свыше десяти тысяч зарегистрированных памятников и произведений искусства, которые представляют собой крупнейшее в мире собрание подлинных шедевров, тесно связана с бесконечным множеством других вопросов, с которыми надо считаться и решение которых требует времени, терпения и упорства. Речь идет, в частности, о проблемах отчуждения участков, кредитах, о системе управления, специальном законодательстве, о разработке общих и детализированных планов, создании исполнительных и контрольных органов и т. п.

Три врага. Венецию не раз спасали ее жители: спасали от моря и от рек, которые постоянно угрожали превратить лагуну, это зеркало вод, прославленное поэтами и художниками, в банальное зловонное болото или в сушу, как случилось с большими лагунами к северу от Равенны, о которых упоминают Плиний, Страбон, Витрувий и Тит Ливии. Из трех врагов Венеции вода была первым и самым страшным. Затем к ней добавились оседания почвы, а в последние десятилетия — загрязнение атмосферы.

С самого основания города венецианцам пришлось защищаться не только от морских, но и от речных вод. Реки, способствовавшие образованию лагуны, с течением времени могли забить ее своим илом. К тому же они создавали условия, благоприятствовавшие размножению комаров: в XVI веке малярия погубила многих обитателей Торчелло, «первой  Венеции».  Поэтому  не удивительно, что борьба против-речных потоков в былое время поглощала много сил у венецианцев. Тишайшая — так называли Венецианскую республику — сумела покорить По и отвести ее к югу; потом она отдалила от лагуны Бренту, Пьяве и Силе. И хотя сооружение «ответвлений» (периферических канав и каналов) не предохранило прибрежные участки от постепенного заболачивания, оно тем не менее обеспечило достаточную соленость вод, чтобы прогнать коварного анофелеса, разносчика малярии3. Однако некоторые считают, что в результате такого вмешательства (разумеется, нужного, но, пожалуй, чересчур радикального) лагуна лишилась речных отложений, которые компенсировали вынос рекой первоначального донного аллювия; а это ускорило процесс понижения дна лагуны. Отвод рек породил еще и другое вторичное явление: дно и берега лагуны стали подвергаться более сильному размыву под действием морских течений, сила которых уже не смягчалась «подушкой» из ила.

Лагуна соединяется с открытым морем через три прохода в узкой косе, образуемой прибрежными островами. Эти проходы — «ворота», или проливы, — называются (с севера на юг) Лидо, Маломокко и Кьоджа. Без них лагуна не могла бы жить. В самом деле, именно благодаря «воротам» водное пространство, над которьм выросла Венеция, — живое и жизнеспособное, дважды в день очищаемое приливом и отливом. Чередование прилива и отлива — это вертикальное движение. Если бы здесь была не лагуна, а открытая бухта, то вода поднималась и опускалась бы у набережных города, а не растекалась по каналам. Но так как лагуна соединяется с морем узкими проходами, то дл» выравнивания уровней воды в лагуне и в открытом море требуется время. Это наглядный пример действия в природе закона сообщающихся сосудов, которые и в нашем случае имеют разную емкость: открытое и почти безграничное море и очень тесная лагуна. Когда начинается прилив, морская вода устремляется — в горизонтальном направлении — в лагуну, причем в проливе Лидо его скорость доходит до двух метров в секунду, постепенно снижаясь по мере прохода по лагуне, и особенно в лабиринте каналов. Когда же происходит отлив, уровень воды в лагуне на какое-то время оказывается выше, чем в море, и тогда вода уходит обратно в открытое море через те же проливы, с той же скоростью и в том же объеме, как вливалась шестью часами раньше.

Специалисты объясняют высокую воду случайным совпадением астрономических, метеорологических и гидродинамических факторов. Известны ее природа и механизм действия, но причины пока неведомы. Это явление считается опасным, так как наблюдается все чаще. За 100 лет, предшествовавших наводнению 1966 года, высокая вода отмечалась 58 раз. За первые 50 лет произошло лишь семь наводнений, а за последние 50 лет их число достигло 48, из которых 30 приходятся на последние 10 лет. В 1972— 1974 годах наводнения меньшего масштаба повторялись 295 раз, причем их число возросло на 80 процентов по сравнению с 1962— 1964 годами. «Это и есть степень учащения, — пишут Фей и Найтли в своей книге (Рау аш1 Кш^Му, «ТЬе ^еа^Ъ ог Уешсе»). — Около 15 процентов населения Венеции живут сейчас не над уровнем воды, но вровень с ней».

Такую прогрессию невозможно объяснить ни упоминавшимися физическими факторами, ни постепенным опусканием Венеции по отношению к уровню моря. Поэтому возникает вопрос, не могли ли стимулировать это тревожное явление работы, проводившиеся в последнее время в лагуне, и прежде всего прокладка нового канала для прохода больших танкеров? Ученые — географы, океанографы, метеорологи — отвечают, что причин наводнения много и, чтобы произошло несчастье, нужно их совпадение. В настоящее время благодаря разработке математической модели лагуны и окружающего района можно давать надежные прогнозы, но краткосрочного характера. 5 января 1968 года ученые сумели предсказать высокую воду со значительной точностью. В 1975 году, когда произошли крупные ноябрьские наводнения, они подняли тревогу за добрых шесть часов. Это ободряющий результат, который в дальнейшем может быть еще улучшен.

Приборы, установленные в лагуне для измерения морских приливов, регистрируют постепенное повышение в ней уровня моря, которое происходит здесь быстрее, чем где-либо в мире. Отсюда заключили, что лагуна неуклонно опускается. И действительно, проверка показала, что за 53 года, с 1908 по 1961 год, находящиеся под наблюдением контрольные точки Венеции опустились в различных пунктах на 8—18 сантиметров. Установлено, что некоторое время назад оседание грунта ускорилось. Сегодня его среднегодовые темпы составляют шесть миллиметров, а поскольку скорость этого процесса нарастает в геометрической прогрессии, то через 100 лет они превысят 15 миллиметров.

[/smszamok]

Что касается причин опускания, то, , они заключаются в совместном воздействии естественных и искусственных факторов. К числу первых ученые относят некоторые глубинные тектонические явления и оседание слоев морских отложений, образующих основание, на котором покоится Венеция. Не столь ясно обстоит дело с искусственными причинами. Первая, вероятно, состоит в уже упоминавшемся отводе црк. Вторая — это чрезмерный вес новых сооружений, который, винимо, ускорил процесс оседания. Действительно, Маргера, где промышленные предприятия,  опускается  скорее,   чем   район собора св. Марка.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Первые здания выросли в 1050—700 годах до н. э. В VI веке до н. э. два больших храма были посвящены Афине — Гекатомпедон («Стофутовый», так как длина его составляла сто аттических футов), возведенный на том месте, где теперь находится Парфенон, и древнее святилище, фундамент которого сохранился к югу от Эрехтейона. Другие сооружения, меньшего размера, возникали там и сям на вершине, окруженной «циклопической» стеной, восходящей к микенской эпохе (XII в. до н. э.). В 556 году до н. э. верхняя часть микенской башни, защищавшей вход в цитадель, была снесена и на ее месте воздвигли первое святилище Афины-Ники. После победы афинян при Марафоне (490 г. до н. э.) Гекатомпедон был снесен и на этом месте вырос первый мраморный Парфенон. Одновременно был сооружен монументальный портик с множеством ворот, замененный потом нынешними Пропилеями.

Такое внушительное зрелище являл собой Акрополь в 480 году до н. э., когда его

[smszamok]

захватили и разрушили персы. После побед у Саламина и при Платее (479 г. до н. э.) афиняне прежде всего занялись укреплением обороны города и перестройкой разрушенных памятников. Эти работы были завершены во второй половине V века Периклом. Авторами проекта нового храма, воздвигнутого в честь Афины-Парфенос (Афины-Девы) и поэтому названного Парфеноном (447—432 гг. до н. э.), были Иктин и Калли-крат, а прекраснейшие скульптуры в нем создал великий Фидий. Позднее, но по-прежнему в соответствии с первоначальной планировкой, на месте старого храма Афины возвели элегантный храм ионического ордера Эрехтейон (421—406 гг. до н. э.). Хотя это здание скромных размеров было посвящено Афине-Палладе, покровительнице города, афиняне придавали ему религиозное значение, выходившее за рамки традиционных культов. Особенно известна изящная лоджия, где шесть кариатид поддерживают перекрытие портика, ничуть не утрачивая своей грации. Согласно древней легенде, эти гордые женщины были обречены вечно нести позор жителей Карий, единственного города Пелопоннеса, который полностью перешел на сторону персов. Отсюда и пошло название подобных женских статуй.

С западной стороны Парфенона, на месте архаического портика, архитектор Мнесикл построил новые Пропилеи (437—432 гг. до н. э.), но украсил их иначе. Задуманные в строгом дорическом ордере, Пропилеи служат фасадом и главным входом великого святилища Акрополя. Затем, в 424 году, Калликрат завершил сооружение храма Афины-Ники, позднее обнесенного балюстрадой, украшенной статуями Победы. Внутри Акрополя, за Пропилеями, открывается большая площадка, по сторонам которой стоят различные культовые сооружения; на юге — святилище Артемиды Бравронии и Калькотека, прямоугольное здание, служившее арсеналом; на севере — бастион и дом аррефор, девочек, которых селили в Акрополе, чтобы ткать пеплос для Афины. На востоке площадка доходила до опорной стены террасы прежнего храма Афины, где возвышалась колоссальная статуя Афины-Промахос (Афины-Воительницы). Как рассказывает Паусаниас, греческий путешественник и писатель древности, этот монумент был такой высоты, что моряки, огибая мыс Сунион, с расстояния 50 километров могли различить гребень шлема и наконечник копья богини.

Так выглядел Акрополь в конце античного периода. Многие искусствоведы утверждали и утверждают, что на ММЛе нет ансамблей, равных Парфенону. Как писал греческий археолог Манолис Андроникос, тот самый, что недавно обнаружил гробницу Филиппа Македонского, «три больших сооружения, составляющих Акрополь, — Парфенон, Пропилеи и Эрехтейон — единят между собой исполняемые ими функции и смелость принятых архитектурных решений, свидетельствующих о новаторском духе Перик-ловой демократии». По мнению Андроникоса, Фидий оказал решающее влияние на проект Парфенона, разработанный Иктином и Кал-ликратом. Впервые в греческой архитектуре храм строился исходя из необходимости обеспечить определенное внутреннее пространство, которое и определяло его внешнюю форму. Дело в том, что такое условие поставил Фидий, желавший во всем блеске показать свою статую Афины из золота и слоновой кости.

И еще об одной особенности стоит напомнить, чтобы подчеркнуть неоценимое значение храма, спасти который призвана международная солидарность. Речь идет о пропорциях ансамбля, в частности об изгибе горизонтальных линий и наклоне вертикальных. Эти изгибы заметны на уровне основания (стилобат), архитрава (перистиль), украшений фриза (триглифы), антаблемента и фронтона. Поэтому стилобат здесь не плоская поверхность, как того требовала бы статика здания: в середине каждой его длины и ширины мы обнаруживаем вогнутость. Стены и колонны не отвесны, а слегка наклонены вовнутрь: на семь сантиметров колонны и на десять сантиметров угловые колонны, которые имеют диагональный наклон. Если внутренняя поверхность стен вертикальна, то внешняя наклонена вовнутрь. Таким образом объем храма вцисывается в пирамиду, а не в параллелепипед. Как отмечает Андроникос, реализация этих архитектурных тонкостей — «невероятное чудо». Достаточно представить себе, что каждый камень не прямоуголен, а трапецеидален и имеет свою особую форму, определяемую местом, для которого он предназначался, так как горизонтальные кривые и вертикальные склонения образовывали различные плоскости и углы.

Это несравненное архитектурное творение Фидий дополнил высеченными в камне украшениями; некоторые из них сохранились и поныне, являясь свидетельствами его творческого гения. По-видимому, нет сомнений в том, что скульптуры фронтона он выполнил сам с помощью ближайших учеников Алкамена и Агора-крита. В них запечатлены рождение Афины и спор Афины и Посейдона (бога моря) за владение Аттикой. Снаружи храма, по его периметру на метопах1 изображены борьба богов и титанов (восточный фриз), битва афинских героев с амазонками (западный), падение Трои Три бастиона с пушками образовывали мощное укрепление перед Пропилеями. Следовательно, чтобы подняться на Акрополь, нужно было миновать эти укрепления и шесть хорошо охраняемых ворот. Внутри цитадели из крупных глыб мрамора от разрушенных храмов была сделана площадка, на которой стояло около трехсот домиков, где жили военные из турецкого гарнизона со своими семьями.

Бесконечная грусть охватывает при мысли, что долгие века от конца античного периода до эпохи романтизма Акрополь оставался местом, совершенно не известным Западу. Священная скала мало-помалу превратилась в деревню под сенью Пе-рикловых колонн. Скопление домов, среди которых лабиринтом вились узкие улочки и там и сям виднелись сады масличных деревьев и мимоз, занимало участок от Пропилеи до небольшой площадки позади Парфенона и «душило» памятник. В храме сверкал купол турецкой мечети.

Первые работы по спасению памятников Акрополя восходят к 1833—1835 годам, когда был реконструирован маленький храм Афины-Ники. В последующие 11 лет укрепили развалины Парфенона и предприняли первые попытки поднять одну из рухнувших колонн. Одновременно были снесены все домишки и начаты археологические раскопки.

В 1898—1939 годах под руководством знаменитого греческого архитектора Николаса Баланоса были проведены восстановительные работы в четырех главных памятниках Акрополя и поставлены на место камни, валявшиеся на земле. Некоторые недостающие части были изготовлены вновь либо из мрамора, либо из железобетона, который тогда впервые стал широко применяться при реставрации древних памятников. В те годы еще тешили себя иллюзией, что знаменитые развалины Греции снова смогут бросить вызов векам. Но не прошло и тридцати лет, как пришлось признать, что проблема спасения Акрополя встает опять, причем в более трагической форме. С развитием промышленности появилось три новых источника бед: с каждым годом все более разрушительное воздействие оказывают загрязнение атмосферы, сталь и бетон и туризм. «Состояние памятника ухудшается адскими темпами, — писал Раймон Лемер, автор двух докладов об Акрополе, — и если не предпринять что-либо в ближайшее время, беда станет непоправимой.

Дело в том, что за последние 40 лет в Афинах произошли большие экономические, демографические и социальные преобразования, несовместимые с существованием древних памятников. Столица Греции из маленького и спокойного города со множеством исторических сооружений и скромных неоклассических зданий превратилась в огромную городскую агломерацию с населением свыше двух миллионов жителей, крупными промышленными предприятиями, гигантскими зданиями, международным аэропортом и высоким уровнем отравления окружающей среды. Архи-Гвктор Хараламбос Бурас отмечает, что городской пейзаж «день ото дня утрачивает связь с естественным рельефом местности, с точками отсчета классической топографии и с остатками зданий древно-бти; воздух Аттики, славившийся своей кристальной прозрачностью, («туманен дымом; к тому же город, и особенно Акрополь, наводнен Потоком туристов»5.

Чего не знал Баланос. Первая и самая опасная причина ухудшения Состояния памятников Акрополя — это загрязнение атмосферы. Оно особенно сильно дает о себе знать в таком городе, как Афины, поскольку он расположен в котловине, где скапливается газами дым, приносимый сюда юго-западными ветрами из огромной промышленной зоны, протянувшейся до Коринфа. Воздух «начинен» двуокисью серы, которая, как мы уже знаем, выпадает с дождем в виде серной кислоты. Именно это вещество является главной причиной разрушения мрамора, который за две с половиной ТЫСЯЧИ лет до этого был лишь поцарапан стихией. Дым заводов и .ко-Мльных центрального отопления содержит очень высокий процент двуокиси серы. Даже минимального количества влаги достаточно, Чтобы в мраморе начались разрушительные процессы и он превратился в гипс, который в свою очередь растворяется и вымывается дож-девой водой или же, вбирая копоть и пыль, образует корку, которая очень быстро крошится. Если еще учесть, что за двадцатипяти-ие к оное пребывание под дождем, градом, холодными ветрами мрамор портится и естественным путем, можно понять, почему вот уже. Несколько лет афинские шедевры подвергаются смертельной опасности.

Мало того, знаменитый реставратор Акрополя ввел в мрамор железобетон. Тогда не очень хорошо знали свойства этого материала, ставшего со временем символом современной цивилизации. Главное, было не известно, что с повышением температуры он расширяется больше, чем мрамор; из-за этого в нем образуются трещины, куда проникает влага, вызывая ржавение металлической арматуры. Третья причина порчи — еще одно явление, характерное для нашего времени, которому я посвящаю последнюю главу, — туризм. В результате его мощного развития исторические памятники атакуются все более многочисленными толпами людей. В 1975 году Акрополь посетили не менее трех миллионов человек: шесть миллионов ног прошли по местами очень хрупкому мрамору.

И еще одно основание для тревоги: прочна ли скала Акрополя? Не является ли поводом для озабоченности близость афинского аэропорта, учитывая, что это источник вибрации, не говоря уже о создаваемом им загрязнении атмосферы?

Работы по спасению драгоценного монументального комплекса предстоят сложные, трудные и займут много времени. План действий окончательно определится, когда специалисты будут располагать исчерпывающим диагнозом «болезни» памятников. Греческие власти и эксперты ЮНЕСКО считают, что на всю эту операцию потребуется пять — десять лет и что она обойдется в целом не менее чем в 15 миллионов долларов. Однако, чтобы не допустить разрушения ряда скульптур, прежде всего знаменитых кариатид Эрехтейона, на которые с особенной жестокостью обрушились атмосферные агенты, некоторые неотложные меры нужно предпринять уже сейчас. Сначала думали закрыть скульптуры прозрачным футляром с постоянной температурой, но потом решили перенести их в залы музея, откуда они вернутся на свое место, когда позволит состояние окружающей среды. Уже готовы копии, которые должны временно заменить их в портике Эрехтейона. Были также приняты «противотуристские» меры: в некоторых, особенно уязвимых местах уложены дощатые настилы, временно закрыт для посетителей вход в Парфенон и в крылья Пропилеи. Что касается прочности скалы, проводится целый ряд исследовательских работ. Речь идет, в частности, о составлении геологической карты, где будут указаны трещины и их направление, об изучении сезонных изменений уровня подземных вод и о системе осушения, и, наконец, об оценке ущерба, наносимого скале образованием льда, колебаниями водоносного горизонта и корнями растений.

Ведется изучение статического состояния верхней конструкции храмов, что потребует некоторого времени. Все памятники сооружены без применения скрепляющего раствора п I обтесанных и точно подогнанных друг к другу глыб мрамора Пен-деликона6.

Каждый из них обследуется прежде всего В точки зрения устойчивости всего сооружения против землетрясений и напора ветра. Затем определяется сопротивляемость различным испытаниям отдельных компонентов памятников.

Первый анализ включает, в частности, экспериментальное изучение явлений, воздействующих на Парфенон, методом «фотоупругости»; опыт проводится на пластмассе из синтетической смолы, которую подвергают действию поперечных сил, пропорциональных природным. Еще одно исследование, осуществляемое с помощью ультразвука и гаммаграфии, позволяет выявить трещины и пустоты внутри мрамора. Оба метода дают возможность измерить устойчивость материалов без взятия проб.

Работы по приведению в порядок Акрополя, которые, как ожидают, принесут успешные, то есть долгосрочные, результаты, начались с комплексного обследования его нынешнего состояния, своеобразной инвентаризации. Были сделаны подробные фотопланы, с небольшого аэростата фотографировалась поверхность скалы, составлялась опись валявшихся на земле архитектурных элементов. Было решено, наконец, построить новый большой музей, где будут выставлены все произведения, найденные в этом священном месте греческой цивилизации .

Что касается изменения городского пейзажа Афин в связи с охранными мерами в отношении Акрополя, то уже сделано следующее: запрещено строить поблизости крупные здания, разрабатывается план консервации Плаки, старого квартала у подножия скалы; освобождаются участки земли, необходимые для реконструкции старого Перипатоса и дороги, которая во времена Перикла шла вокруг Акрополя.

[/smszamok]

Некоторые из этих мер, возможно, будут осуществлены в скором времени, другие носят среднесрочный характер, третьи — долгосрочный.

Спасение Священной скалы Афин потребует применения самой современной техники, труда квалифицированных специалистов и значительных денежных средств. Но можно согласиться с мнением архитектора Буроса, что «нельзя назвать чрезмерными никакие усилия, направленные на то, чтобы в целости передать будущим поколениям это свидетельство цивилизации».