Сочинения

(Еще не оценили)

Загрузка...

Конец XIX в. отмечен в русской жизни дальнейшим обострением социальных противоречий и классовой борьбы. Вторая революционная ситуация (879—88) потерпела поражение. Наступил один из самых трудных и сложных периодов общественно-политического развития России — время, как характеризовал его , «разнузданной, невероятно бессмысленной и зверской реакции». Кризис «и расслоение общественного сознания проявились в том переломе, который произошел в мировоззрении и творчестве Л. Н. Толстого.

Переход великого писателя на позиции патриархального крестьянства отражал внутреннюю логику его духовного развития, но есть своя закономерность и в том, что окончательно этот перелом оформился в начале 80-х годов. Мужицкий демократизм, сближавший до некоторой степени Толстого с народническим мировоззрением, предопределил и его критику всех основ помещичье-буржуазного общества, и идеи непротивления злу насилием. Многочисленных сторонников новых взглядов писателя, так называемых «толстовцев», более [rkey]интересовали не столько его критические настроения, обличительные пафос, «срывание всех и всяческих масок» (Ленин), сколько проповедь религии, отказ от политики, преимущественное внимание к вопросам нравственного самоусовершенствования и т. д. Вокруг учения Толстого на протяжении нескольких десятилетий шла напряженная идейная полемика, включавшая согласие и резкую критику, притягивание и отталкивание и отразившаяся в художественной литературе (в произведениях Короленко, Чехова, Гаршина, Вересаева, М. Горького и др.).

Свидетельством глубокого идейного размежевания общественно-литературных сил было возрастание активности и влияния декадентских течений, с которыми представители передовой общественности вели принципиальную идейно-эстетическую борьбу. Полемика шла также и с распространенной среди либеральной .интеллигенции теорией «малых дел» с характерным для 80—90-х годов лозунгом:  «Наше время — не время широких задач».
[/rkey]
И все же 80-е и тем более 90-е годы ознаменованы не только правительственной реакцией, настроениями пессимизма и разочарования.  специально указывал, что революционную роль могут играть и реакционные периоды, когда «царит внешнее спокойствие, когда молчат или спят (по-видимому, спят) забитые и задавленные каторжной работой и нуждой массы»

(1голосов, средний: 1,00 out of 5)

Загрузка...

Своеобразным явлением в литературном процессе 70-х годов было творчество писателей-народников — Н. И. Наумова, П. В. За-содимского, Ф. Д. Нефедова, Н. Н. Златовратского, Н. Е. Каронина-Петропавловского, С. М. Степняка-Кравчинского. По существу, к этому же течению примыкал и Гл. Успенский. Правда, его творческое наследие не укладывается в рамки народнических доктрин. В большей или меньшей степени нечто подобное можно было бы сказать также о Каронине-Петропавловском, Степняке-Кравчин-ском и о некоторых других писателях.

Группа писателей-народников не существовала изолированно от других течений демократической литературы. Так, много точек соприкосновений у писателей-народников было с Некрасовым и Салтыковым-Щедриным, которые сыграли немалую роль в истории литературного народничества. Постоянное обращение Л. Толстого к изучению крестьянской жизни, идеализация патриархального крестьянина также по-своему сближают его с идейными и художественными исканиями многих авторов «Отечественных записок».

Писатели-народники, стремясь к созданию реалистических произведений и руководствуясь принципом художественной правды, нередко в своем творчестве не только не укрепляли отвлеченные теоретические построения, а, напротив, объективно способствовали их разрушению. Многие их произведения проникнуты внутренней тревогой, даже отчаянием, так как они не могли замалчивать драматические столкновения их идеалов с действительностью. В ряде случаев они даже специально подчеркивали эти конфликты, делая их структурными центрами своих произведений. Это обстоятельство как раз и определяет большое познавательное и жизненное значение творчества многих писателей-народников.

Среди народников были и поэты (С. С. Синегуб, П. Л. Лавров и др.), но в художественном отношении наиболее значительные успехи были достигнуты в области прозы. Для нее характерна сознательная демократическая тенденциозность (порою все же осуществляемая за счет художественности), глубокое изучение среды, а не просто отдельных ее представителей, бескомпромиссная правда в изображении трагических условий жизни русского народа, внимание к повседневности, иногда даже к этнографическим подробностям быта, простота и естественность сюжета, преимущественно социальная, а не психологическая характеристика персонажей.

Заслугой писателей-народников является разработка документально-публицистического очерка (или цикла очерков). Они смело включали в повествование цифры и подлинные факты, сочетали художественную образность с открытой публицистичностью и даже научной точностью. Этому соответствовал и стиль их произведений, основанный на сочетании языковых особенностей интеллигентной речи рассказчика с народным просторечием, диалектизмами. В текст по мере необходимости могли включаться отрывки из газет, научных исследований и т. д.

В демократической литературе 70-х годов происходят существенные изменения в области жанров. Главный объект литературного творчества писателей-народников можно обозначить одним словом: мущик. Для изображения этого явления старые жанры уже не всегда подходили. Роман продолжал оставаться в центре литературного движения, но в этом жанре еще не было создано достаточно убедительного в художественном отношении произведения, посвященного преимущественному изображению крестьянства. Вот почему в одной из рецензий 87 г. Салтыков-Щедрин отмечал: «Отрывки, очерки, сцены, картинки — вот пища, которую предлагают читателю наиболее талантливые из наших беллетристов». Объяснялось это не только большей оперативностью малых эпических жанров, но и преимущественным вниманием не к индивидуальной характеристике героев, не к их психологическим переживаниям (что составляло традиционный материал романа), а к изображению народной среды, её движения и эволюции.

Демократическая литература чаще всего берет на вооружение принцип обзорности и в соответствии с этим широко использует циклизацию как основу организации материала. Усиливается авторское участие в повествовании, которое прямо обращается в большинстве случаев к читателю-единомышленнику.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Первая русская революция, несмотря на её поражение, нанесла непоправимый удар по самодержавию, посеяла страх и растерянность во всем буржуазно-помещичьем лагере не только в России, но и в странах Запада. В то же время революция 1905 года вселила в сознание широчайших масс трудящихся веру в неизбежность победы над царизмом, над всем буржуазно-помещичьим строем. Когда в период наступления реакции значительная часть буржуазно-дворянской интеллигенции, в том числе писателей, резко повернула вправо, Горький снова возвысил свой голос в защиту революции, в защиту прогрессивной, подлинно народной литературы.

Правда, в этот период Горький и сам допустил серьезные ошибки, увлекшись теорией «богостроительства», проповедуемой русскими махистами. Это отразилось в ряде статей писателя, а также в повести «Исповедь» (1908).

Необходимо отметить, что горьковская идея богостроительства не имела ничего общего с церковным богом. «Бог,— писал Горький,— есть комплекс… идей, которые будят и организуют социальные чувства…»1 Социалистическое учение — по силе эмоционального захвата, им людей — Горький готов был сделать верой, религией. У писателя, по определению Ленина, данному в письме к Горькому в ноябре 1913 года, были «наилучшие намерения», и тем не менее идеалистическая теория богостроительства, как попытка соединить религию и социализм, была социально, политически вредной. Это глубоко вскрыл Ленин в одном из писем к Горькому. Заблуждения писателя он объяснял попыткой «согнуться до точки зрения общедемократической вместо точки зрения пролетарской» 2.

Письма Ленина к Горькому являются свидетельством того, с каким вниманием относился Владимир Ильич к великому пролетарскому писателю. Он и в последующие годы проявлял огромную заботу о Горьком, стремясь уберечь его от чуждых влияний и привлечь к активному сотрудничеству в большевистской прессе. В ряде писем Ленин благодарит Горького за участие в «Звезде» и в других большевистских газетах, просит помогать «Правде».

Выступая с революционных позиций, учитывая уроки 1905 года, Горький особенно острой критике подвергает декадентскую литературу с её проповедью индивидуализма, антиобщественности. «Современного литератора трудно заподозрить в том, что его интересуют судьбы страны»,— писал он в 1909 году, имея в виду тот тип русского писателя-декадента, «антиобщественника», который вышел на литературную арену в годы реакции.

Ведя борьбу против декадентства, Горький не отрицал того, что среди писателей-модернистов были по-настоящему талантливые люди. Наоборот, именно потому, что реакционные идеи выражались талантливо, в яркой художественной форме, влияние таких произведений было особенно опасным. Достаточно вспомнить такой эпизод: прочитав сатирическую сказку Горького о певце смерти Смертяшкине (III сказка из цикла «Русские сказки»), поэт-символист Ф. Сологуб обиделся на писателя, считая, что в образе Смертяшкина показан он, Сологуб. В ответ на резкое письмо Сологуба Горький писал ему: «Я отношусь отрицательно к идеям, которые Вы проповедуете, но у меня есть известное чувство почтения к Вам как поэту; я считаю Вашу книгу «Пламенный круг* образцовой по форме и часто рекомендую её начинающим читать как глубоко поучительную с этой стороны».

В борьбе с реакционной литературой особенно большое значение имели статьи Горького «О цинизме» (1908) и «Разрушение личности» (1909). В последней из них, резко критикуя пессимистическую литературу и философию, Горький говорит о народе как о создателе всех материальных ценностей, о силе и величии его гения, о неиссякаемых источниках народного творчества, о громадном значении фольклора для письменной литературы. Русские классики, пишет Горький, потому и создали великую литературу, что они хорошо знали жизнь народа, были его учителями и защитниками, выразителями его интересов. Именно этого и не хватало буржуазно-дворянским писателям XX века. Разоблачая реакционную сущность упадочной литературы тех лет, Горький показывает, что она отошла от великих реалистических традиций русских классиков, что она антипатриотична, что она изменила народу. Эти же мысли находим в статьях Горького «О «карамазовщине» и «Еще о «карамазовщине» (1913), написанных в связи с готовившейся Московским Художественным театром инсценировкой романа Достоевского «Бесы». Это «представление»,— писал Горький,— затея сомнительная эстетически и безусловно вредная социально».

Статья «О «карамазовщине» вызвала взрыв бешеной злобы в буржуазной прессе, Горького обвиняли в неуважении к великому писателю Достоевскому, в попирании святынь и т. п. Горький тогда написал вторую статью, которую Ленин определил как «ответ на «вой» за Достоевского» ‘. В ней Горький еще острее поставил вопрос о борьбе с реакционными идеями в литературе, о проповеди бодрости, духовного здоровья, о необходимости «организующих идей и сил… более мощных», чем это требовалось восемь лет назад, т. е. в 1905 году.

Борясь с реакционными идеями в литературе и искусстве, Горький в то же время вел большую работу по воспитанию литературных кадров из народа, из среды рабочего класса. В 1911 году на основе изучения более четырехсот рукописных произведений писателей-самоучек, вышедших из народных низов, он напечатал статью «О писателях-самоучках». Анализируя эти, еще художественно незрелые произведения, Горький указывал на духовное превосходство писателей из народа над представителями упадочной буржуазно-дворянской литературы, на их бодрое, «дееспособное», активное настроение. Горький вел обширную переписку с писателями из народа, с начинающими литераторами. Его письма проникнуты теплотой, большой заботой о писателях.

Возвратившись в 1913 году в Россию — после амнистии, объявленной правительством в связи с 300-летием дома Романовых,— Горький принял активное участие в подготовке «Первого сборника пролетарских писателей», изданного в 1914 году.

Даже в условиях жестоких репрессий в годы империалистической войны Горький продолжал работу по привлечению на сторону революции лучших писателей, приобщая их к сотрудничеству в издательстве «Парус» и журнале «Летопись», едва ли не единственном в то время легальном антимилитаристском печатном органе. В «Летописи» была напечатана антивоенная поэма Маяковского «Война и мир», в издательстве «Парус» вышел его сборник «Простое как мычание». Горький поддержал антивоенные настроения В. Брюсова, напечатав в своем журнале его стихотворение «Тридцатый месяц». Он искренне радовался большому таланту А. Н. Толстого, вступившего в начале 10-х годов в литературу; о нем он писал в письме к М. Коцюбинскому: «Обещает быть большим, первостатейным писателем». Горький поддержал и благословил первые литературные шаги В. Шишкова, А. Чапыгина, Тренева, Ф. Гладкова и других писателей, которые после победы Октября вступили в молодую советскую литературу.

(Еще не оценили)

Загрузка...

С середины 50-х годов, после периода «мрачного семилетия» начинается оживление общественной жизни. Резкое углубление социальных противоречий, рост крестьянских восстаний привели к образованию в России первой революционной ситуации (1859— 1861). На новом этапе освободительного движения в качестве главной силы выступили революционные демократы, прямо отражавшие интересы крестьянства в борьбе против крепостничества и самодержавного гнета. Считая народ творцом истории, революционеры-демократы всеми силами стремились пробудить его к активной, революционной борьбе за свое освобождение. Вскоре после отмены крепостного права (1861) реакция перешла в наступление. Были арестованы видные деятели второго этапа освободительного движения (Михайлов, Чернышевский, Писарев), приостановлено издание наиболее прогрессивных журналов — «Современника» и «Русского слова» (в 1866г. они вообще были запрещены), усилилось гонение на передовую молодежь и т. д. И все же даже в самых тяжелых условиях революционеры-разночинцы играли ведущую роль в идейной борьбе эпохи.

Рост освободительного движения закономерно привел к окон-чальному разрыву между демократами и либералами. Особенно отчетливо и наглядно это проявилось в том расколе, который произошел к концу 50-х годов в журнале «Современник». В условиях нового общественного подъема эт®т журнал стал боевым органом революционной демократии. Это привело к уходу из « Современника» ряда писателей и критиков, которые не были согласны с тем, что ведущее положение в журнале (при поддержке его редактора Некрасова) заняли Чернышевский и Добролюбов. Но даже потеряв Тургенева, Л. Толстого, Боткина, Дружинина, «Современник» по-прежнему оставался наиболее авторитетным и влиятельным литературно-художественным и общественно-политическим органом печати. В начале 60-х годов вокруг него собираются новые силы молодой демократической литературы.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Публицистические произведения, созданные за границей в 1906 году, Горький объединил в два цикла, исходя из их жанровых особенностей. Первый цикл — «В Америке» составляют три очерка: «Город Желтого Дьявола», «Царство скуки» и «МОК». В них раскрывается преимущественно внешний облик американского города, обычаи и «развлечения» среднего американца. Тем не менее это — не просто фотографии Нью-Йорка, а яркие художественные картины жизни с использованием необычных для очерковой литературы приемов художественного обобщения, символики условных образов и т. п.

Уже в самом заглавии первого очерка заключено обобщение, своеобразная художественная формула, вошедшая впоследствии в жизненный обиход при характеристике страны, где владыкой всего является доллар, золото Желтый Дьявол. Писатель создает символический образ этой страшной, «невидимой глазом холодной и злой силы» — кома золота, который «со сладострастным визгом и ужасающей быстротой» катится по улицам и, все увеличиваясь в объеме и весе, подавляет все: людей, их чувства, мысли, саму жизнь. «О людях — страшно и больно говорить»,— пишет Горький, они — «темные куски пищи города»,— ненасытного капиталистического ада. Писателя потрясло то, что люди в городе Желтого Дьявола привыкли ко всем ужасам этой жизни, с непостижимым терпением переносят их, хуже того — заражаются нечистыми, бесчеловечными удовольствиями капиталистического города, превращаются в дикую толпу — «Монь».

Если очерки цикла «В Америке» посвящены главным образом жертвам Желтого Дьявола, то произведения второго цикла — «Мои интервью» раскрывают преимущественно тот внутренний аппарат, который позволяет кучке капиталистов, финансовых королей держать в повиновении миллионы трудящихся. Здесь основным объектом сатиры являются капиталисты, их «вожди» и идеологические прислужники. С точки зрения жанра второй цикл следует назвать памфлетами, в которых в   остро   сатирической,   часто   в   гротескной   форме   писатель развенчивает мораль, этику, эстетику, политику, философию, внешний и внутренний облик капиталиста.

В цикле «Мои интервью» Горький пишет не только об Америке. Ей посвящены два памфлета из шести: «Один из королей республики» и «Жрец морали». В цикл входят уже упоминавшийся нами памфлет «Прекрасная Франция», а также «Король, который высоко держит свое знамя» — о германском императоре и острая сатира «Русский царь». Заключает цикл фантастическое изображение царства мертвых в памфлете с многозначительным заглавием — «Хозяева жизни». Картины жизни этого царства удивительно напоминают все то, что было описано в предыдущих памфлетах. Мораль мертвецов, их взгляды на жизнь, политику, нравственность и т. д. — все это повторяет психологию мира Желтого Дьявола.

В своих памфлетах Горький успешно использовал такой эффективный прием политической сатиры, как гипербола и гротеск. Это наблюдается и в изображении русского царя и германского императора, и в обрисовке основного персонажа памфлета «Один из королей республики». Важную роль в этих произведениях играет и прием контраста между представлениями интервьюера, который прежде никогда не видел «сильных мира сего» и представлял их какими-то фантастическими чудовищами, и реальным образом «хозяина жизни». Такой прием наиболее успешно применен в памфлете «Один из королей республики». Пока миллионер представлялся чудовищем, можно было подумать, что он и является той силой, которая подавляет людей труда. Однако в действительности этот «король республики» оказался обыкновенным человеком — длинным, сухим, дряблым стариком. Стало быть, не он сам по себе страшен, а та политическая система, которая покоится на долларах немногих «королей», владеющих всеми богатствами страны.

В своей оценке «американского образа жизни» Горький продолжил и развил на новом историческом этапе существовавшую уже в русской литературе традицию трезвого, объективного суждения об античеловеческой сущности американской демократии, о фальшивой свободе, об уродующей человека власти доллара. Незадолго до Горького суровую правду об Америке сказал Г. Успенский, а также В. Короленко, который взглянул на пресловутый «свободный мир» глазами украинского крестьянина Матвея Лозинского («Без языка»). Эту же традицию продолжили советские писатели, первыми из которых были С. Есенин и В. Маяковский.

Уроки первой революции имели огромное значение для идейной целеустремленности творчества Горького. Именно в эти годы он особенно глубоко понял, что единственной силой, способной повести за собой массы трудового народа, является рабочий класс, возглавляемый марксистско-ленинской партией. Русских рабочих, ставших на путь революции, писатель называл первым отрядом всемирной трудовой армии. Борьбе русского пролетариата за торжество социальной справедливости на земле Горький посвятил свои лучшие произведения этого периода — пьесу «Враги» и роман «Мать».

Уже в пьесе «Мещане» Горький показал сознательного пролетария, уверенного, что труженик станет хозяином жизни, и готового к борьбе за это. Однако организованную борьбу рабочих, возглавляемых большевиками, он впервые показал в пьесе «Враги» (1906), в которой раскрыт основной конфликт эпохи — конфликт  между  рабочим   классом   и  капиталистами.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В ином аспекте, в столкновении «деревянной и железной России», в котором «железная» выколачивает «из деревянной все, что в ней есть мало-мальски ценного», решается проблема интеллигенции в пьесе «Варвары». Носителями буржуазной цивилизации выступают в пьесе инженеры Черкун и Цыганов, приехавшие в захолустный город Верхополье строить железную дорогу. Цыганов с самого начала предстает перед нами как отвратительный циник и растлитель человеческих душ. Под его разлагающим влиянием сын городского головы Редозубов начинает пьянствовать, молодой крестьянский парень Матвей Го-гин становится стяжателем, копит деньги, на которые собирается «купить» себе жену, а чиновник Дробязгин крадет казенные деньги. Развращение людей доставляет Цыганову истинное удовольствие, ибо оно воспринимается им как подтверждение его зоологических теорий.

Иным вначале кажется Черкун. Он энергичный, напористый, деятельный человек, хотя и слишком прямолинеен в своих суждениях и поступках. Недаром к нему тянутся и его жена Анна, и ищущая благородных идеалов Лидия Павловна, и тоскующая по настоящей любви Надежда Монахова.

Однако Черкун оказался таким же циником и эгоистом, как и Цыганов. Юн обозлен на людей, хочет «рассчитаться» с ними за прошлые свои унижения. Он растоптал любовь жены, оттолкнул Лидию Павловну, довел до самоубийства Надежду Монахову. Один из персонажей пьесы вполне резонно говорит Цыганову и Черкуну: «Вы оба хищники», другой называет их «варварами», которые «все опрокидывают». Но особенно тяжелое и справедливое обвинение предъявляет им Монахов: «Господа, вы убили человека… за что?»

Наиболее интересный персонаж пьесы — это, несомненно, Надежда Монахова — мечтательница, живущая идеалом героя в городе, о котором даже исправник с недоумением говорит: «Уездный город — и вдруг герой, это даже смешно». На первый взгляд, эта «очень красивая, большая, с огромными, неподвижными глазами» женщина смешна и даже глупа. Начитавшись дешевых мещанских романов, она думает и говорит только о любви, и говорит так, что окружающие её дамы конфузятся. И все же в ней есть что-то такое, что делает ее неповторимой и даже невероятной в этой глуши. Это прежде всего сила чувства и преданность своему идеалу. Узнав, что возведенный ею в герои Черкун не любит её, она застрелилась.

Строго судивший о драматургии Горького А. Блок считал Монахову единственным настоящим героем пьесы — не только в литературном смысле: «… в ней какая-то большая притягательная и вместе отталкивающая сила» . Попади она в иные условия, её незаурядный характер мог бы развиться совсем по-иному.

Глубокая характеристика Надежды Монаховой дана в блестящей рецензии А. В. Луначарского на пьесу Горького: «…этот вполне реальный, вполне возможный во всяком захолустье образ, при сколько-нибудь глубоком к нему отношении, оказывается столь чистым, высоким, даже торжественным, что я не знаю, какой другой образ в драматургии последних лет мог бы я поставить рядом» ‘.

Буржуазным «цивилизаторам» Черкуну и Цыганову в пьесе противопоставлен студент-демократ Степан Лукин; он хорошо понимает, что «жизнь полна преступлений», но знает и то, что им должен быть положен конец, а для этого нужны «железные люди», «если они хотят перестроить жизнь». Он призывает Катю Редозубову, прямую и честную девушку, ехать в большой город, где «горит великий огонь разума», где решается судьба общества, страны. Горький дает понять, что Лукин ведет революционную работу. В действии пьесы он мало участвует и хотя я является основным антагонистом Черкуна, почти не вступает в столкновение с ним. Нельзя не согласиться с Луначарским, который писал, что Лукин сам «не очень-то верит в свои силы», считая, что его поколению суждено лишь «открывать глаза слепорожденным», а создавать новое будут другие.

Разоблачению эгоизма буржуазно-мещанской интеллигенции, её жадности и трусости, её озлобленности против всего, что угрожает её покою и сытости, были посвящены и публицистические статьи Горького периода первой революции. Вскрывая контрреволюционную сущность мещанства, он показал его классовое лицо, его социальную психологию. «Мещанство,— писал Горький в «Заметках о мещанстве»,— это строй души современного представителя командующих классов». Обличению мещанской, ренегатствующей интеллигенции посвящены памфлеты «И еще о черте» и «О сером». Образ Серого во втором памфлете — это образ мещанина, озлобленного буржуазного интеллигента, мечущегося между двумя противоборствующими силами (Красным и Черным), подстрекающего эти силы одну против другой только для того, чтобы устроить «для себя жизнь теплую, жизнь сытую, жизнь уютную».

В ряде произведений Горького этой поры чувствуется традиция Щедрина с его беспощадной сатирой. Когда слышим рассуждения Басова в «Дачниках» об эволюции, о действиях «в пределах возможности», невольно вспоминается персонаж сказки Щедрина «Либерал», который, отказавшись от прежних идеалов, стал действовать «применительно к подлости». И этот либерал сначала действовал «по возможности», как «поборник свободы» Иван Иванович Иванов в памфлете Горького «И еще о черте», который, как оказалось, «на революцию за все шестнадцать лет» дал всего лишь «семь рублей сорок пять копеек», и то не из сочувствия, а … из сожаления. И снова память подсказывает образ купца Онуфрия Петровича Парамонова из «Современной идиллии» Щедрина, который дал в полицейский участок «на потреотизм» 95 тысяч рублей и на памятник Пушкину (очевидно, тоже из чувств «потреотизма») — 15 копеек.

(9голосов, средний: 4,56 out of 5)

Загрузка...

Еще наряднее становится зимняя природа, когда на покрытых снегом деревьях и кустарниках появляются прилетевшие в гости, красавцы снегири. Снегирь — пухленькая красногрудая птичка с голубоватой спинкой, черной головой. Летает снегирь легко и красиво, и Снегири обычно держатся небольшими стайками. Чем сильнее мороз, тем спокойнее сидит стайка. Изредка она передвигается,- чтобы сорвать ягоду, отломить почку, а затем снова усесться і неподвижно. Снегирь питается почками растений, семенами деревьев и кустарников.   Толстым   клювом   он   разгрызает   семена   ягод   или небольшие   орешки.   Вот   к   клюву   прилипло   несколько   семян рябины. Во время чистки клюва они падают на землю. Весной они прорастут. С приближением темноты вся стайка улетает на кусты или на деревья, где и ночует, скрытая в ветках. Снегири украшают нашу зимнюю природу своим ярким опе-, рением и мелодичным посвистыванием. 

Комментарий к тексту. Цель изложения — передать содержание текста, дав описание снегиря. План учащиеся составляют самостоятельно, используя для этой цели вопросительные предложения.

Вопросы и задания. I.

• Когда зимняя природа становится еще наряднее?
• Каков внешний вид снегиря? Видели ли вы снегирей?
• Правильно ли снегирь назван в тексте красавцем?
• Как держатся они во время морозов?
• Чем питаются?
• Где ночуют?
• Как снегири украшают нашу зимнюю природу?
• Подберите синоним к прилагательному мелодичное.
• II. 1. Объясните правописание , прилагательных в последнем предложении текста.
• 2. Объясните расстановку знаков препинания в предложении Снегирь — пухленькая красногрудая птичка.

(1голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

Любой язык состоит из слов. Изучать язык, не изучая слов, нельзя. А чтобы заняться словами, надо прежде всего взять их на учёт, установить, сколько их и какие они, чего у нас больше — исконно русских или пришлых, заимствованных слов. Чтобы всё понять, нам предстоит перейти от слов к словарям. Большинству знакомы, конечно, два их вида — энциклопедические и двуязычные. Но надо сказать, что первые из них в глазах языковедов, собственно, словарями не являются. Они не заслуживают такого названия.

Действительно, энциклопедии мало занимаются словами, их больше интересуют свойства вещей, которые этими словами именуются. Найдите в энциклопедическом словаре статью «собака». В ней содержится много ценных сведений об этом животном. Можно узнать, какие существуют её породы, откуда и когда были ввезены к нам такие собаки, как пудели, доги, сенбернары…

А вот откуда пришло к нам и как стало в строй наряду с исконно русским словом «пёс» само слово «собака», там не говорится ничего. Поэтому энциклопедии называются словарями лишь условно…

Словари двуязычные — дело другое… Описание свойств предметов не их дело. Под словом «собака» вы не найдёте в них ничего о привычках или породах этих животных. Но зато по ним вы легко установите: собака по-японски называется «ино», по-корейски «кэ», по-испански «кан» или «перро», у китайцев же собака «гоу».

Пользу таких словарей не надо доказывать: это словари-переводчики. Без них нельзя было бы изучать чужие РМЫКИ, читать иностранную книгу. Не нужно, я думаю, и особенно тщательного* их описания: в общем они знакомы каждому. Стоит, пожалуй, сказать одно: словари такого рода бывают не только двуязычными, но, реже, многоязычными.

Но рядом с этими двумя видами словарей существует третий; он-то как раз и является в глазах лингвистов основным. Этого рода словари носят название толковых. Они не содержат описаний предметов, стоящих за словами. Они не переводят слов данного языка ни на какой другой. Их задача — каждое слово растолковать, пояснить, дать представление о его значении на том же языке, которому принадлежит СЛОВО.

Каждый язык проходит длительный путь развития, изменяется, совершенствуется. Особенно заметны изменения в словаре языка, так как именно словарь наиболее чуток к изменениям, происходящим в жизни общества.  Даже хорошие словари стареют, потому что не стареет живой язык. Они становятся памятниками определённой эпохи его жизни. Словарь Ушакова тоже постепенно превращается в памятник, но ещё далеко не стал им ПОЛНОСТЬЮ. И не скоро станет. (Энциклопедический словарь юного филолога)

Обратите внимание!

Одушевлённые существительные мужского рода, которые заканчиваются на твёрдый согласный, в именительном падеже множественного числа оканчиваются преимущественно на -а, если в единственном числе ударение не на последнем слоге: профессор — профессора, директор — директора, но лектор — лекторы, редактор- редакторы, композитор — композиторы.

Окончание имеют иноязычные существительные с ударяемыми суффиксами -ер, -ёр: офицер — офицеры, шофёр -шофёры, а также неодушевлённые: торт — торты, выговор — выговоры.

(1голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

Как жанр древнегреческой литературы роман оформился в конце II — нач. I вв. до н.э. Изучение романа следует начать с уяснения вопросов терминологического характера. В то время как для основных родов литературы — эпоса, лирики, драмы — используются возникшие еще в древности греческие термины и определения, роман — единственный из всех жанров древнегреческой литературы — имеет не греческое, а средневековое наименование. Появившимся в средние века французским сочетанием la conte roman стали называть любые стихотворные произведения, написанные не на латинском, а на каком-либо романском языке. При этом речь шла не только о куртуазной литературе, к которой относятся европейские средневековые рыцарские романы и поэзия, но имелись в виду также многочисленные псевдоисторические и легендарные произведения, написанные на народных языках.

Впоследствии первая часть этого словосочетания, переводимого на русский язык как “романное повествование”, исчезла, а в употреблении осталось прилагательное roman, которое приобрело самостоятельное значение, и с 16-го в. закрепилось за нарративными сочинениями древнегреческой прозы, именуемыми теперь романами.

Сами античные романисты давали своим произведениям различные названия, указывающие на связь с устоявшимися к тому времени литературными жанрами, как, например, драма, комедия, история и т.д. Таковы греческие слова “драматикон”, “логос”, “библос” — (применительно к римскому роману — латинское “фабула”).

Как свидетельствуют многообразие названий и некоторая расплывчатость жанровых определений античного романа, вопрос о происхождении этого жанра не может быть решен однозначно. Дело, конечно, не сводится к разногласиям терминологического характера, хотя неоднократные попытки дать современное определение жанра “античный роман”, по признанию многочисленных исследователей, приводят к существенным противоречиям и обречены на неудачу. Найти достаточно емкое и устойчивое определение, которое бы отражало особенности содержательной и композиционной структуры всех представителей рассматриваемого жанра и соответствовало его эстетической сути, вряд ли возможно. Тем более это маловероятно, когда речь идет о попытках определения места, которое этот жанр занимает в истории общелитературного процесса, и оценке его последующего влияния на развитие современного романа.

Взгляды исследователей на этот вопрос нередко диаметрально противоположны: от полного отказа в праве именовать древнегреческие романы этим термином и соответствующего отрицания какой-либо его связи с более поздним, даже средневековым романом, до утверждения о несомненном влиянии античного романа на европейский психологический роман через посредство авантюрного романа 17 — 18 вв., в основе которого видят его древнегреческий источник.

Зародившись в эпоху эллинизма, античный роман своего наивысшего расцвета и распространения достиг в эпоху римской империи. Формируясь в условиях упадка античного общества, роман отразил в себе черты своего времени. Сохранившиеся до наших дней в полном объеме или известные по кратким пересказам и незначительным фрагментам, романы проявляют близкое сюжетное сходство, позволяющее выделить общую сюжетную схему, в центре которой молодая влюбленная пара необыкновенной красоты. Полюбив друг друга с первого взгляда, юноша и девушка (в более ранних романах они успевают вступить в брак) в силу разных обстоятельств должны расстаться и в разлуке поодиночке преодолевают самые разнообразные препятствия: они терпят кораблекрушение, пленение и рабство у разбойников или пиратов, подвергаются всевозможным мнимым смертям, наконец, испытывают многочисленные притязания со стороны нежелательных претендентов на их любовь. При этом одним из обязательных условий сюжетной схемы является то, что герой и героиня должны сохранить верность по отношению друг к другу. Судьба вознаграждает их счастливым избавлением от всех этих несчастий, роман завершается встречей и воссоединением влюбленных.

Во II в.  н. э. жанр романа достигает такой степени развития, что появляются попытки пародировать некоторые жанровые издержки и даже возникают “самопародии”, примером чего можно назвать роман Ахилла Татия “Левкиппа и Клитофонт”. В отличие от предшественников, Ахилл Татий переносит действие своего романа в сугубо современную обстановку и ведет рассказ от имени одного из главных героев Клитофонта. В дом его отца из Византия, где идет война, приезжает двоюродная сестра Клитофонта Левкиппа с матерью. В полном соответствии с традиционной схемой романа Левкиппа и Клитофонт влюбляются друг в друга и бегут из дома, боясь препятствий со стороны родителей, т.к. Клитофонт помолвлен с другой девушкой. Беглецов сопровождает близкий друг и родственник Клитофонта Клиний, на них обрушивается весь традиционный для греческого романа перечень испытаний: кораблекрушение, плен у разбойников, от которых им удается освободиться. В Александрии Левкиппу похищает разбойник Херей, влюбившийся в нее, в то время как любви Клитофонта домогается богатая вдова Мелита. Клитофонт, уверенный, что Левкиппы нет в живых, т.к. он собственными глазами видел ее казнь, как потом выясняется, инсценированную, дает согласие на новый брак, но тут неожиданно возвращается домой муж Мелиты Ферсандр, которого считали погибшим.

Пародийно снижен и в комическом виде предстает перед читателем образ главного героя Клитофонта, дважды заточаемого в темницу, трижды избиваемого Ферсандром, малодушного и трусливого, готового на предательство близких ему людей. Сродни ему и Левкиппа. Впервые в греческом романе появляется совершенно новая, далеко не идеализированная пара, наделенная исключительными внешними данными, но с явно антигероичными, безнравственными чертами. В пародийных целях использует Ахилл Татий и другие, типичные для романа мотивы, как, например, судебное разбирательство или мотив переодевания, комическая направленность которого особо ощутима в рассказе о переодевании Клитофонта в платье Мелиты, чтобы бежать из заточения (VI, 5). Сохраняя чисто внешнее сходство с другими романами, Ахилл Татий иронизирует над сложившимися к этому периоду штампами греческого романа, явно рассчитывая на то, что читатель сумеет различить в знакомом материале новые черты и по достоинству их оценить.

Особое место среди греческих романистов занимает Лонг, роман которого “Дафнис и Хлоя” снискал наибольшую славу в мировой литературе. Дата написания этого произведения точно не установлена, в последних научных исследованиях ее приближают ко II веку нашей эры. Нет никаких сведений об авторе романа, самое имя которого также вызывает противоречивые толкования. Главной темой повествования является изображение любовных переживаний воспитанных пастухами и ведущих пастушеский образ жизни юноши и девушки, которым покровительствуют пастушеские божества. Обращает на себя внимание близость сюжетных мотивов романа Лонга к новой комедии, в которой мотив “подброшенного и найденного ребенка” играет важную роль. У Лонга этот мотив осложнен введением двоих подброшенных детей, мальчика, вскормленного козой и воспитанного козопасом  Ламоном, а два года спустя пастух овец Дриас обнаруживает в гроте нимф девочку, вскармливаемую овцой. Как свидетельствуют оставленные при детях приметные знаки, оба они были подброшены богатыми родителями. В ходе развития действия будет выявлено благородное происхождение молодых людей, воспитанных приемными родителями.

Когда юноше Дафнису исполняется пятнадцать лет, а девочке, названной Хлоей, тринадцать, их воспитатели посылают молодых людей пасти стада коз и овец. Дафниса и Хлою постепенно охватывает неведомое им до сих пор чувство любви. В отличие от прочих романистов, традиционно изображающих в своих произведениях внезапное, возникающего у героев с первого взгляда любовное чувство, Лонг показывает постепенный, психологически более мотивированный  процесс сближения Дафниса и Хлои. Как тонко отмечает известный перевод-чик и исследователь этого жанра А.Н. Егунов, “Лонг переносит мотив разлуки извне вовнутрь, мотивируя своеобразную «разлуку» невинностью героев (Егунов А.Н. Гелиодор и греческий роман. Гелиодор. Эфиопика. М-Л., 1932. С.50).

Лонг избегает восточной экзотики, его герои почти не покидают предместий Митилены на о. Лесбосе, где происходит действие романа; эпизодическую, второстепенную роль играют здесь приключения. Главные симпатии автора на стороне людей сельского труда, которых он противопоставляет богатым бездельникам из города. Не играют решительной роли у Лонга и традиционные для романа вообще фигуры нежелательных претендентов на любовь героя или героини. В романе “Дафнис и Хлоя” таков Доркон, влюбленный в Хлою пастух, которого убивают напавшие на прибрежные луга тирийские пираты, в плену у которых оказался Дафнис. Свирель, отданная раненым Дорконом Хлое, помогает ей спасти Дафниса, так как, услышав знакомые звуки свирели, стадо Доркона бросается к берегу и опрокидывает корабль неприятеля. Избежавший гибели Дафнис возвращается к Хлое.

Новым испытаниям подвергаются молодые люди в связи с набегом на прибрежные поля Митилены жителей Метимны, которые угоняют стадо Дафниса и похищают Хлою. Самого Дафниса, обвиненного в гибели метимнейского корабля и избитого горожанами, спасают односельчане, встав на защиту юноши. В ответ на обвинения метимнейцев, упрекавших Дафниса в гибели корабля, на котором было много денег и дорогой груз, Дафнис произносит сдержанную и полную достоинства речь, несомненно, свидетельствующую о симпатиях автора к своему герою (II, 16). Поверив лживым обвинениям городских повес, граждане Метимны посылают войско, совершившее набег на прибрежные поля митиленцев. Воины захватили богатую добычу, среди попавших в плен людей оказалась и Хлоя, которую, словно козу или овцу, погнали, подхлестывая хворостинкой (II, 20).

Несмотря на определенные черты реалистического изображения картины военного набега и наличие прочих метких наблюдений, в романе Лонга много сказочных элементов, как, например, эпизод спасения Хлои при содействии Пана, который внушил захватчикам страх страшным звуком свирели, волчьими голосами овец, тем, что без причины ломались весла и не поднимались с морского дна якоря кораблей. Разобравшись во всем, граждане Метимны вернули митиленцам награбленное добро и заключили мир. Малоубедительным и восходящим к сказке является объяснение того, каким образом разбогател Дафнис, случайно найдя на морском берегу кошель с крупной суммой денег.

Еще одной отличительной чертой повествовательной техники Лонга является привнесение в его роман о любви буколических мотивов и прекрасных описаний природы. Картины сельских праздников, зимней охоты, красоты цветущего сада, яблока, забытого на ветке дерева, весеннего пробуждения природы придают роману “Дафнис и Хлоя” особое звучание, свидетельствуют о принципиально новом осмыслении природы и места, которое на фоне этой природы занимает человек. Определенная симметричность, давно подмеченная исследователями романа Лонга, характеризует не только композицию произведения, но ощущается и в характере персонажей (Дафнис-Астил), в общей идейно-тематической направленности романа, автор которого противопоставляет порочной и безнравственной жизни горожан высоконравственную и гармоничную жизнь сельских жителей, крестьян и пастухов, обитающих на лоне природы.

Лонг, великолепный стилист и мастер художественного слова, демонстрирует прекрасную риторическую образованность, которую он сочетает с высокой эстетической задачей. Особую роль в романе играют монологи, используемые для раскрытия психологии главных героев. Настроение героев и окружающую их обстановку хорошо передает искусство ритмичной прозы, красота и музыкальность языка произведения Лонга, позволяющие его автору приблизить отдельные прозаические фрагменты к поэзии или стихотворению в прозе.

Роман Лонга “Дафнис и Хлоя”, один из лучших образцов поздней греческой повествовательной прозы, оказал значительное влияние на европейскую литературу, став прообразом “пасторальных романов”. Это произведение, вызвавшее восторженные отклики Гете, призывавшего перечитывать его ежегодно, пользуется неизменным успехом и у современного читателя.

Самым большим по объему из дошедших до нас романов является “Эфиопика” Гелиодора, датируемая второй половиной 4-го в. н.э. Роман Гелиодора завершает историю жанровой эволюции античного греко-римского романа. По наблюдениям ученых последних лет, три характерных особенности “Эфиопики” Гелиодора составляют его специфику на фоне прочих известных нам произведений рассматриваемого жанра: композиционное построение, когда уже первая книга романа вводит читателя в середину событий — in medias res, прием, свойственный классическому эпосу; “серьезный характер” романа, проявляющийся в интересе автора к религиозным, мифологическим, философским, литературным и связанным с вопросами искусства темам; наконец, особая, “этническая” позиция Гелиодора, как впервые отметила Н.П.Зембатова наделяющего всех представленных в романе греков той или иной степенью коварства, в то время как варвары, даже злодеи, “наделены чертой простодушия” (Зембатова Н.П. Роман Гелиодора “Эфиопика” и его место в истории жанра / Античный роман. М.: Наука, 1969. С.99).

Действие “Эфиопики”, насчитывающей 10 книг, открывается сценой на пустынном берегу в устье Нила. Поблизости от покинутого людьми корабля над распростертым без признаков жизни юношей хлопочет девушка, которую зовут Хариклея. Она рассказывает предводителю разбойников, захвативших корабль, что случилось с нею и ее возлюбленным по имени Феаген до момента его ранения. Сама героиня, приемная дочь дельфийского жреца Харикла, выросла в Дельфах. Здесь ее встретил и полюбил прибывший из Фессалии красавец Феаген. В полном соответствии с традиционной схемой романа, осложненной, как это было у Лонга, мотивом “подброшенного ребенка”, герои “Эфиопики” влюбляются друг в друга и тайно, взойдя на корабль, покидают город. Причина бегства — в стремлении Харикла, приемного отца Хариклеи, выдать ее замуж за своего племянника. Молодых людей сопровождает египетский пророк, мудрый старец Каласирид, который узнал тайну рождения Хариклеи. Она эфиопская царевна, ее мать, царица Персинна, подбросила дочь, родившуюся у нее с белоснежной кожей, т.к., ожидая ребенка, царица любовалась изображением Андромеды.

Согласно оракулу, Феаген и Хариклея должны были до свадьбы посетить “черную землю, удел жаркого солнца”. Они отправляются в Африку, но попадают в плен к пиратам, с чего начинается длинная цепь их приключений. Действие “Эфиопики”, обладающей очень сложной композицией, в основном связано с Египтом. Греция упоминается только в рассказах второстепенных героев (Кнемона и Каласирида), немаловажную роль играет Эфиопия. Если в прочих романах герои впервые встречают друг друга в родном городе и после многочисленных приключений возвращаются туда же, герои “Эфиопики” проводят в Греции свое детство, окончание же странствий и счастливое воссоединение происходит в Эфиопии, на родине героини.

Составляющие одну из примечательных особенностей романа Гелиодора философско-религиозные тенденции не представляют собой каких-либо целенаправленных доктрин или течений, позволяющих трактовать его роман как философский или религиозный трактат. Гелиодор, владеющий хорошим риторическим образованием, стремится как можно лучше продемонстрировать характерные философские тенденции своего времени. Присущая Гелиодору склонность к обилию религиозно-мифологических и философских рассуждений в его романе предопределила тот успех, которым его произведение пользовалось в эпоху византийской империи.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Изучение литературы эллинистического периода следует начать с характеристики социально-политической жизни этой эпохи и определения термина “эллинизм”. Этот период приходится на 336-30 г.г. до н. э. (время первых побед Александра Македонского до установления римского владычества в Передней Азии и Египте). В политическом, культурно-историческом и религиозном отношении происходят следующие изменения:

1) На смену городам-полисам приходит первоначально централизованная монархия;
2) после смерти Александра Македонского (323 г. до н.э.) бывшие полководцы его армии (диадохи) возглавили отдельные монархии, провозгласили себя царями, а власть наследственной;
3) основная масса населения отстраняется от управления страной и участия в государственных делах;
4) в культурном отношении происходит слияние греческих и восточных элементов во всех областях общественной жизни;
5) религиозный синкретизм, объединение греческих и восточных культов: появляется греко-египетское божество Серапис, происходит отождествление Исиды с Деметрой, Озириса с Дионисом и фригийским Аттисом, фригийской богини Кибелы с матерью Зевса и Геры Реей.

Студенты должны иметь представление об основных направлениях в развитии философской мысли эллинистического периода: школа Эпикура (341-270 гг. до н.э.), стоики, киники, скептики, представлять состояние развития эллинистической науки, искусства. Литература этого периода характеризуется резким сужением круга литературных тем, преобладанием семейно-бытовой тематики, при выборе которой предпочтение отдается выражению индивидуальных, интимных чувств над социальными. Ведущими литературными жанрами становятся: новоаттическая комедия, всевозможные разновидности поэтических жанров (идиллия, эпиллий, эпиграмма), продолжает свою жизнь эпос, хотя тематика его значительно изменилась, зарождается проза.

Самым значительным вкладом эпохи эллинизма в мировую литературу является создание новоаттической комедии, отличающейся бытовым характером, наличием определенного круга сюжетных мотивов и ситуаций, а также соответствующих им устойчивых персонажей и масок. К литературным достижениям новой комедии следует отнести искусство ведения интриги, углубленную разработку характеров действующих лиц,

Эллинистическая поэзия, расцвет которой приходится на первую половину III в. до н.э., носит условное название “александрийской поэзии”. Следует выделить следующие наиболее характерные черты этого поэтического жанра: обращенность к узкому кругу образованных читателей, отсутствие социальной проблематики и интерес к частной, семейно-бытовой, любовной тематике и чувствам отдельного человека, зарисовки природы, стремление к изысканности, тщательность и оригинальность стилистической обработки, ученый характер, наличие отступлений (экскурсов) от основной темы повествования, предпочтение малых литературных форм (элегия, идиллия, эпиграмма, эпиллий).

Студенты должны познакомиться с творчеством двух наиболее известных представителей александрийской школы — Каллимаха (ок. 310 — 240 гг. до н.э.) и Феокрита (300 — 250 гг. до н.э.). Особое внимание необходимо уделить фрагментам из сборника повествовательных элегий Каллимаха “Причины”, к сожалению, в хрестоматийных публикациях текстов почти отсутствующим, поэтому рекомендуется использовать отдельные издания произведений этого автора.
Наиболее полное представление о художественном методе Каллимаха дают такие его элегии, как “Аконтий и Кидиппа”, “Гекала”, “Локон Береники”, чтение которых является обязательным для студентов. К этим текстам примыкают фрагменты из гимнической и ямбической поэзии Каллимаха.
Второй представитель александрийской поэтической школы — Феокрит. Он также, как и Каллимах, отдает предпочтение малым поэтическим формам. Феокрит стал родоначальником буколической, т.е. пастушеской поэзии, создателем жанра идиллии. Студентам необходимо усвоить термин «идиллия». С современным значением понятия идилии это античное определение практически не имеет ничего общего.

Специфической чертой поэтического стиля “Буколик” является умение Феокрита передавать любовное чувство, изображать природу, создавать сценки из городской жизни, бытовые зарисовки, яркие характеры простых людей. С точки зрения индивидуализации характеров персонажей особый интерес представляет идиллия “Сиракузянки, или женщины на празднике Адониса”.

Последний наиболее длительный период развития древнегреческой литературы обычно именуют литературой эпохи римского владычества. Однако не все исследователи принимают эту периодизацию и соотносят его с эпохой позднего эллинизма (Античная литература / Под ред. А.А.Тахо-Годи. М.: Просвещение, 1980.). В любом случае этот период открывается временем полного подчинения Риму всех греческих областей в 30-м году до н.э., когда к Риму был присоединен Египет, и продолжается вплоть до падения Западной Римской Империи (476г.) и полного перехода от античного рабовладельческого строя к феодальному в V веке. При изучении этого раздела древнегреческой литературы студентам необходимо в первую очередь рассмотреть вопросы культурно-исторического и идеологического развития общества, особенности стилевых тенденций в литературе и языке (“азианство” и “аттикизм”).

Главное внимание следует обратить на творчество двух представителей этой эпохи — Плутарха (46-127 гг. н.э.) и Лукиана (125-180 гг. н.э.). Творчество Плутарха разнообразно в жанровом отношении, многопланово и его философское мировоззрение. В творческом наследии Плутарха следует выделить “Нравственные сочинения” (“моралии”) и “Сравнительные жизнеописания”, над которыми он работал во второй период своей жизни (105-115 гг. н.э.).

К анализу творчества Лукиана логичнее подойти с позиций его отношения к широко распространившемуся в это время и восходящему к аттикизму явлению, получившему название второй софистики. Ориентированная на духовно-воспитательное и философское течение в Древней Греции в V-IV вв. до н.э., известного под названием софистики, вторая софистика возникла во II в. до н.э. при императоре Адриане, когда активизировался интерес к риторике, и просуществовала до III века. Однако риторика периода империи практически полностью оторвалась от реальной жизни, ограничившись художественно-формалистическими упражнениями в составлении фиктивных речей, стремясь к изысканности и совершенству словесной формы.

Еще более богато в жанровом отношении творческое наследие Лукиана:
1) фиктивно-судебные или похвальные ораторские речи (“Похвала мухе”, “Лишенный наследства”), составленные в духе тогдашних декламаций;
2) комический диалог (“Разговор богов”, “Пир”, “Беглые рабы”);
3) описание (“О сирийской богине”);
4) рассуждение (“Как писать историю”);
5) мемуарный и фантастический рассказ (“Жизнь Демонакта”, “Правдивая история”);
6) эпистолярный и пародийно-трагедийный жанр (“Переписка с Кроносом”, “Трагоподагра”, “Быстроногий”) и т.п.
При этом Лукиан часто смешивает эти жанры, что крайне усложняет анализ художественного стиля и жанроопределяющих признаков его произведений. Обычно принято делить творческий путь Лукиана на 3 периода: 1) риторический, 2) философский, 3) поздний период, который характеризуется частичным возвратом к риторике, чертами упадка и разочарования.
Последним оригинальным созданием греческой литературы был роман, один из важнейших видов античной повествовательной прозы.