Сочинения

(1голосов, средний: 4,00 out of 5)

Загрузка...

В 1882 году он писал повесть «Принц и нищий», где действие — впервые у Твена — разворачивается в очень давние времена: перед нами Англия середины XVI века. Сюда, в Элмайру, приезжали лишь старые, испытанные друзья, и всех их поражали энергия Твена, его молодой задор, возбужденная речь и блеск Е глазах, как только принималось решение прокатиться на лодке до дальнего плеса или устроить поход за перепелиными яйцами. В Элмайре, неразлучный с дочерьми, он точно бы снова становился Сэмом Клеменсом из Ганнибала. Он жил так, как, наверное, и должен был бы жить всегда. Хоуэлс, побывав в Элмайре, говаривал, когда его спрашивали о Твене: «Там он у себя дома, этот вечный подросток,— сердце мальчишки и голова мудреца».

В 1880 году, за год до рождения Джин, он написал в Элмайре «Пешком по Европе», напомнив своим читателям, что начинал с «Простаков за границей». Между двумя этими книгами, разделенными целым десятилетием, много общего. Твен ездил в Европу летом 1878 года вместе с другом, хартфордским священником Джозефом Твичелом, которого он изобразил в своих очерках под именем Гарриса — такого же американского простака, такого же неудачливого туриста, как пассажиры «Квакер-Сити» и как сам автор. Несколько месяцев они прожили, переезжая с места на место, в Германии, а в августе  перебрались в

Швейцарию к через альпийские перевалы на своих двоих тронули с» к итальянским озерам.

Перед посадкой Твен просмотрел несколько книжек путевых очерков и с десяток справочников для: туристов — это помогло найти нужную интонацию.

Читатели «Простаков за границей» хорошо помнили эту твеновскую маску. Она пригодилась и в книге «Пешком по Ев-роЕ1е». Пешком? А не лучше ли сесть в поезд, благо скорость все равно черепашья — три мили в час. А на Монблан можно и в подзорную трубу полюбоваться…

Правда, Твен счел, что хоть на одну вершину в Альпах он должен подняться обязательно, и снарядил экспедицию, в которую, кроме него и Гарриса, входили семнадцать проводников, три капеллана, два геодезиста, ветеринар, шеф-повар со штагом помощников, три прачки, две доярки и учитель латыни. Всех их, а также мулов, коров п носильщиков сразу же по выходе из отеля ТВСЕГ прямо гга площади связал веревкой, нотому что в горах так полагается. Запаслись складными лестницами, ледорубами, нитроглицерином и сотней пар костылей, которые вскоре пригодились: мул проявил неуместное любопытство к ящику с взрывчаткой, лягнув его копытом, что привело к исчезновению самой знаменитой из местных скал и некоторому ущербу для личного состава доблестного альпинистского отряда.

Разумеется, отряд быстро сбился с тропы, Проводника послали на разведку, обвязав тросом и велев дать сигнал, когда он отыщет дорогу. Часа через два трос вдруг бешено задергался. Все повскакали с мест как полоумные и бросились бежать что было сил. Так бегали до самого вечера, пока не очутились перед той самой гостиницей, из которой тронулись в путь. И что же оказалось? Во всем был виноват этот проклятый гид. Повстречав па выгоне отставшего от отары барана, шельма проводник привязал трос ему к хвосту и преспокойно отправился к себе в деревню. А потревоженный баран долго носился по оврагам и впадинам, таща за собой па тросе всю компанию, пока не уперся лбом в свой хлев.

Читатели веселились: гротеск и небылица в руках Твена все то же безотказное оружие. Мимоходом оно могло задеть и простака американца: светского хлыща, похваляющегося шапочным знакомством с титулованными европейскими фамилиями, или находчивого предпринимателя, который на постаменте памятника поэту Фридриху Шиллеру намалевал рекламу изготовляемой им мази для полировки печей. Но по большей части твеновский юмор был нацелен на порядки и нравы Европы. По-прежнему Твену казалось, что его родина на голову выше этих одряхлевших монархий, как бы они ни похвалялись своим былым величием. И он, как десять лет назад, не щадил протонциозное и надутое — так ему казалось — европейское самолюбие.

Но вслед за этими комическими очерками были созданы «Приключения Гекльберри Финна».

А после «Гека» уже невозможно было писать так, как Твен писал до этой своей лучшей книги.

И оттого «Пешком по Европе» окажется последним твенов-ским произведением, в котором юмор облегчен и не предполагает особенно серьезных творческих задач,— важнее, чтобы рассказ все время смешил. Талант Твена останется тем же самым: комедийным, юмористическим. Но сущность юмора изменится. Он сделается и сдержаннее, и глубже. Все чаще он теперь будет впрямую соприкасаться с трудными и невеселыми размышлениями о том, что же все-таки представляет собой человек, и общество, в котором он живет, и опыт, который им накоплен за долгие века истории.

(Еще не оценили)

Загрузка...

После дуэли с Ленским Евгений Онегин уезжает в Нижний Новгород, потом в Астрахань, оттуда на Кавказ; посещает Тавриду и Одессу. Нижний Новгород производит на него впечатление города, где

• Всяк суетится, лжет за двух,
• И всюду меркантильный дух.
•
Пессимистически настроенный Евгений Онегин прекрасно осознает эти пороки жителей Нижнего Новгорода, и город не вызывает в нем никаких эмоций, кроме тоски. Онегин едет в Астрахань и оттуда на Кавказ, где его преследуют «горьки размышленья» о смысле жизни.
Онегин сожалеет о том, что он «в грудь не ранен», что он «не хилый… старик», что он не скован параличом, и с горечью восклицает: «Я молод, жизнь во мне крепка; чего мне ждать?» Снова в душе героя только «тоска, тоска!». Онегин едет в Тавриду.
Но здесь автор оставляет своего героя и погружается в воспоминания о своих первых впечатлениях об этих местах, когда он тремя годами раньше Онегина странствовал «в той же стороне». Воспоминания навевают мысли о бренности всего сущего, о постоянных изменениях во всем мире и в душе каждого человека.
Какие 6 чувства ни таились Тогда во мне — теперь их нет: Они прошли иль изменились…
За время работы над романом изменились также и взгляды самого Пушкина. Раньше «бесконечный шум» бахчисарайского фонтана навевал иные, по сравнению с нынешними, мысли автору: героиня его поэмы «Бахчисарайский фонтан» Зарема — романтический образ. Теперь же Пушкин признается: «Иные нужны мне картины…»
Его «идеал теперь — хозяйка», его «желания — покой, да щей горшок, да сам большой». Изображать в литературном произведении «прозаические бредни» может только писатель-реалист, каким теперь стал Пушкин.

Споря с «очаровательным пером» Туман-ского, автор описывает Одессу, где ему довелось жить, именно реалистически: он дает конкретное неидеализированное описание города.
Пушкина интересует многонациональность города, так как в творчестве ему свойственно было перевоплощаться в представителей других народов, других эпох и культур. Далее Пушкин описывает свой день, начиная с «пушки зоревой» и заканчивая «немой ночью», и сравнивает его с днем Онегина.

Скучающий, больной «русскою хандрою» Онегин противопоставляется пирующим Пушкину и его друзьям — «ребятам без печали». В их душах преобладает радость, упоение жизнью — священным даром, данным людям Богом, которым надо дорожить и наслаждаться.
Когда «темнеет вечер синий», Пушкин едет в театр. Там он наслаждается «вечно новым» Россини, великолепными звуками, которые не позволено «с вином равнять», и другими прелестями театра: «закулисными свиданьями», балетом, созерцанием «негоци-анки молодой» и рпта сктпа.

Но «финал гремит; пустеет зала», и на землю спускается ночь, всходит луна, и «прозрачно-легкая завеса объемлет небо», как бы опуская занавес жизненной сцены, на которой состоялось очередное представление чьей-то судьбы.
Последнюю фразу этой главы,» реплику автора «Итак, я жил тогда в Одессе…» можно считать последней фразой произведения. Эти слова подчеркивают, что финал романа открытый, что с концом одного сюжета обязательно начинается новый. Это закономерность жизни; одно поколение сменяется другим, одна история жизни уже завершилась, а другая только начинается! Тебе я место уступаю, Мне время тлеть, тебе цвести — писал Пушкин в стихотворении «Дорожные жалобы».

Глава романа о путешествии Евгения Онегина занимает важное место в сюжете и композиции, многие мотивы этой главы перекликаются с мотивами лирики Пушкина.
В этом сочинении хотелось показать, как переплетаются дороги Пушкина и Онегина, что еще раз подтверждает мысль о том, что автор вложил в образ своего героя много личного.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Пушкинскому Онегину свойственны разочарование в жизни, русская хандра, ощущение пустоты. Все это гнетет его, и он едет в деревню, дабы убежать от шумной городской жизни, так надоевшей. Но он забывает о том, что является плотью от плоти столичной дворянской молодежи, обитателем той среды, в которой он должен чувствовать себя как рыба в воде.

Вот в чем причина метаний Онегина: он не находит места в жизни, где ему следовало бы чувствовать себя спокойно. Этим объясняются его странствия. Он постоянно куда-то бежит.

Каким же мы видим Чацкого? Он в какой-то степени напоминает декабриста, вступающего в «противоречие с обществом», свободомыслящего, образованного и решительного человека, у которого на первом месте стоит идея, «высокие думы», а потом уже все остальное. Ведь он сознательно идет на конфликт с домом Фамусова. Он не может отступить от своих убеждений. Возникает конфликт между чувством и долгом.

Онегин никогда не стал бы конфликтовать, он слишком презирал светское общество и не надеялся быть услышанным. Да и доказывать ему было нечего, он во всем разочаровался.

Иное дело Чацкий. Ведь он, так же как Онегин, являет собой довольно распространенный тип тогдашней дворянской молодежи. Только он лишен тех светских предрассудков, которые присущи Онегину, а главное — светской апатии.  Чацкий скорее из тех романтиков, что мечтали о преобразовании своей родины, но их не хватало на большее, как спорить с Фамусовым. Если Онегин душою спит почти до конца романа, то Чацкий весь в кипении страстей, но обращенных не столько к Софье, сколько к ненавистному затхлому миру московского дворянства.

Но чем похожи эти два героя — светский франт Онегин и просветитель Чацкий, герои разных произведений, но одной эпохи? Конечно же, они происходят из одного и того же общества, они ровесники, оба умны, проницательны, оба видят пустоту и фальшь светской жизни, оба пытаются найти себя. У обоих неудачно складываются отношения с женщинами, но причины этого несколько разные.

Чацкий, влюбленный в Софью, постепенно разочаровывается в ней, находя в ее характере черты ненавистного ему общества. Он осуждает ее. Онегин впервые встречает Татьяну, уже пребывая в глубоком разочаровании от жизни. На любовь Татьяны он реагирует благородно, заявляя, что не способен стать достойным мужем и отцом семейства.

Чацкий бежит от общества, в котором задыхается. Онегин бежит от себя. И удача его в том, что он находит себя, когда второй раз встречается с Татьяной. Вспыхнувшая любовь не приносит ему счастья, но страдание помогает осмыслить и более полно ощутить жизнь.

Эти два человека выросли на одной почве, но у них разные устремления. Один стремится исправить окружающий его мир, а -второй занят обустройством самого себя, своей души.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В любой биографии Жюля Верна можно встретить целые главы, посвященные опровержению легенд о личности писателя. Но одновременно создавались другие легенды, которые решительно противоречат объективным фактам его творческой биографии. Вдохновенный певец научного прогресса и «чудес техники» — такой Жюль Верн устраивает его биографов. Но Жюль Верн — моралист, сатирик и обличитель империализма— никак не укладывается в привычное шаблонное представление о его творческой деятельности, удивительно упрощающее и снижающее идейный пафос и художественную ценность «Необыкновенных путешествий». Одна легенда тянет за собой другую легенду.

Распространено ошибочное мнение, что последним значительным романом Жюля Верна был «Робур-Завоеватель», а все остальные, написанные после 1886 года (ни много ни мало, — тридцать пять романов!), — всего лишь жалкие плоды непомерно затянувшейся творческой агонии, медленного старческого угасания.

И это сказано об авторе таких романов, как «Два года каникул», «Вверх дном*, «Семья без имели», «Миссис Брэникен», «Удивительные приключения дядюшки Антифера», «Плавучий остров», «Ледяной сфинко, «Великолепное Ориноко», «Флаг родины», «Завещание чудака», «Братья Кип», «В погоне за метеором», «Потерпевшие крушение на «Джонатане», «Необыкновенные приключения экспедиции Барсака> и многих других значительных произведений, разнообразных по содержанию и по форме.

Вызывает удивление и такой, на первый взгляд, несущественный факт, что тот же самый Джордж Уолтц, заполнивший свою книгу о Жюле Верне мельчайшими бытовыми подробностями, даже не счел нужным упомянуть о существовании замечательного сатирического романа «Вверх дном», — не только в самом тексте книги, но. и в библиографическом перечне «Необыкновенных путешествий».

Романы, написанные после 1886 года, заслуживают, на наш взгляд, не меньшего внимания, чем книги, стоящие в начале списка «Необыкновенных путешествий». Поздние романы, как уже говорилось выше, опровергают традиционные представления об идейной и художественной эволюции Жюля Верна.

Вторая половина литературной деятельности писателя совпала с периодочг агрессивных, захватнических войн и ожесточенной борьбы империалистических государств за передел мира, с периодом подготовки мировой войны и решительных революционных выступлений пролетариата. Сама действительность подсказывала Жюлю Верну новые замыслы и темы, которые республиканец-демократ «поколения сорок восьмого года» решал со свойственной ему прямотой и честностью. Несмотря на то, что вопросы войны и мира, добра и зла он трактует не столько в социальном и историческом, сколько в отвлеченно-этическом плане, его поздние романы нередко приобретают ярко выраженную сатирическую направленность. Некоторые из них написаны в форме прозрачной аллегории, наводящей на мысль о враждебности современного писателю общественного строя народу и прогрессу.

Писатель сатирически изображает захватнические устремления и шовинизм буржуа, соперничество между долларом и фунтом стерлингов, чудовищные преступления колонизаторов и милитаристов, пагубную власть золота и погоню за наживой, грандиозные мошенничества и неслыханные спекуляции финансистов и дельцов, попытки незадачливых диктаторов возвыситься над «толпой» и установить свое господство, и т. п.

В поздних произведениях Жюля Верна заметно нарастает политическая и социальная острота. Мысль писателя делается более зрелой и глубокой. Он становится еще более нетерпимым к тому злу, которое принесло народам всего мира господство реакционных сил. Свойственная ему добродушная усмешка нередко переходит в горькую иронию, беззлобный юмор — в гротеск и сатиру. В некоторых романах преобладает мрачная трагическая атмосфера. Писатель уже окончательно разуверился в возможности мирного прогресса в существующих условиях, а методы революционной борьбы оставались для него чуждыми и неприемлемыми. Отсюда — нотки пессимизма, которые появляются в его поздних романах («Флаг родины», «Властелин мира», «Потерпевшие крушение на «Джонатане» и др.).

По-прежнему воспевая науку и научное творчество, Жюль Верн стремится теперь доказать, что важна не только наука сама по себе: не менее важно, в чьих руках она находится и каким целям служит. Только наука, служащая чистым, благим намерениям, имеет право на существование. Из романа в роман переходит образ разочарованного непризнанного изобретателя, становящегося игрушкой враждебных «демонических» сил. Злодеи и деспоты, использующие силы науки ради своего обогащения и укрепления диктаторской власти, неизбежно навлекают на себя гибель. Эту мысль писатель проводит во многих романах.

Жюль Верн остался чужд идейному упадку, характерному для буржуазной общественной «ысли, науки и искусства конца XIX, начала XX веков. Он сохранил прочную связь с демократическими и реалистическими традициями французской литературы. Его не коснулись модные в то время махистские идеи, идеалистические представления о том, что «нет материи, а есть только энергия». Жюль Верн всегда придерживался здоровых материалистических взглядов на природу. Его фантазия по-прежнему исходила из передовых научных теорий и опиралась на последние данные лабораторных экспериментов. В то же время Жюль Верн неоднократно выражал свое резкое отрицательное отношение к литературному модернизму и ядовито высмеивал в поздних романах писателей декадентской школы.

Реакционным буржуазным литераторам, прославлявшим индивидуализм и ницшеанского «сверхчеловека», он противопоставлял свои демократические убеждения, своих положительных героев, действующих на благо науки и прогресса.

Вместе с тем Жюль Верн и в своем позднем творчестве, если оставить в стороне неудачные романы, поражает калейдоскопическим разнообразием сюжетов, искусством композиции, живостью описаний, стремительностью диалога, гибкостью языка, искрящимся остроумием и парадоксальностью.

Можно ли после этого, не погрешив против истины, говорить о том, что писатель в старости выдохся и деградировал?

Да, несомненно, после 1886 года в творчестве Жюля Верна намечается эволюция, но не угасание и упадок, а редкий в старческие годы духовный и творческий подъем.

Особенно это видно в тех его лучших произведениях, в которых ярко выраженная политическая тенденциозность воплощается в сатирической, иногда даже памфлетной форме с далеко идущими иносказательными обобщениями. Сатирические выпады теперь направлены, в первую очередь, против господства и агрессивных действий реакционной империалистической буржуазии, накладывающей определенный отпечаток также на общественный и бытовой уклад в своих странах. Предметом постоянных язвительных насмешек становится также неуёмная вражда и соперничество между сильнейшими империалистическими государствами.

К концу XIX века Соединенные Штаты Америки превратились в самую мощную индустриальную державу, занявшую первое место в мире по своей промышленной продукции. Последнее десятилетие века знаменуется все более активными действиями американского капитализма на международной арене, его наступлением на континент и острова Тихого океана. Американские магнаты требовали своей доли в мировых колониальных владениях.

Жюля Верна по-прежнему радовали успехи науки и техники, восхищали индустриальная мощь и огромные перспективы промышленного роста молодого заокеанского государства. В то же время ему внушали тревогу некоторые нездоровые тенденции в развитии современной науки, растущие агрессивные настроения финансовой и промышленной буржуазии, военные приготовления великих держав и другие общественные факторы, несовместимые с его демократическими и гуманистическими убеждениями. Поэтому не могло не измениться отношение писателя и к своим старым героям. . Спустя четверть века после появления романа «С Земли на Луну» Жюль Верн выступил с сатирическим романом «Вверх дном» (1889), в котором читателям снова встретились знакомые лица — члены балтиморского «Пушечного клуба».

(Еще не оценили)

Загрузка...

В романе «С Земли на Луну» (1865) Жюль Верн не устает восхвалять энергию, деловитость, «технический гений» своих героев-янки. Барбикен и его друзья не задумываясь рискуют жизнью ради смелого научного опыта и не помышляют при этом ни о какой материальной выгоде. Они хотят достигнуть Луны, чтобы доказать, что для науки нет ничего невозможного.

И тем не менее в этом романе все же чувствуется известная настороженность писателя, его критическое отношение < некоторым тенденциям, которые стали обнаруживаться в Соединенных Штатах в годы гражданской войны. Правда, эти критические нотки облечены еще в форму веселой буффонады и не могут нарушить ликующе-мажорного тона повествования. Весь этот роман звучит как восторженный гимн науке. Социальная тема, намеченная только в экспозиции, вскоре же затухает.

Герои романа — члены балтиморского «Пушечного клуба». Негоцианты и промышленники из северных штатов, они лзрядно нажились в годы гражданской войны и не желают примириться с наступлением «мертвого сезона». Азартные артиллеристы мечтают под любым предлогов возобновить военные действия,

«— К^к! — воскликнул Мастон громовым голосом. — Неужели мы состаримся и умрем, не посвятив последние годы жиз-ш усовершенствованию огнестрельных орудий? Нам не представится случая испытать дальнобойность наших пушек? Небо не озарится огнем наших залпов? Неужели никогда не возникнут международные осложнения, которые позволят нам объявить войну какой-нибудь заморской державе!  Неужели  французы так-таки не потопят ни одного нашего корабля? Неужели англичане не нарушат ни разу международного права, — ну, например, не вздернут трех — четырех наших земляков?»

Но сидеть сложа руки, пока какой-нибудь державе вздумается нарушить международное право, не улыбается героям романа. Зачем им дожидаться повода к войне, когда его можно вызвать самим?

«— Истинная правда! — подхватил с новою силою Мастон. — В воздухе носятся тысячи поводов к войле_, а войны всё нет как нет! .. А зачем далеко искать повода к войне: разве Северная Америка раньше не принадлежала англичанам?

—        Без сомнения! — воскликнул Том Гантер, яростно размешивая своим костылем угли в камине.

—        Если так, — продолжал Мастон, — то почему бы Англии в свою очередь не принадлежать американцам?»

Но поскольку это пожелание не могло возыметь практического действия, членам «Пушечного клуба» ничего иного не оставалось, как заняться поисками нового поприща для приложения своего артиллерийского азарта. И тогда, по предложению председателя клуба, лесопромышленника Импи Барбикена, было решено соорудить гигантскую «Колумбиаду> и отправить на Луну цилнн-дро-конический снаряд с пассажирами. ..

Роман «С Земли на Луну» Жюль Верн отдал в печать еще до окончания гражданской войны в США. В нем отразилось возмущение прогрессивных кругов Франции и всего мира искусственным затягиванием войны в интересах североамериканских промышленников и дельцов. Если бы военные действия против плантаторского Юга развертывались более решительно, северяне могли бы одержать победу значительно быстрее и с меньшими потерями.

Грандиозное мошенничество Гопкинса, которому удалось взбудоражить своим «открытием» всю страну, создает проходимцу такую популярность, что теперь он может приняться за любое дело и стать «настоящим бизнесменом». Как дает почувствовать автор, подобная проделка оказалась возможной благодаря безраздельному господству чистогана и грубой рекламе, рассчитанной на невежество И’ доверчивость обывателей. Отсюда и тот сенсационный успех, который заранее обеспечен в таких условиях всяким ловкачам и выскочкам. «Я пришел к убеждению, — заключает рассказчик, — что судьба разного рода бездарностей и шарлатанов — бесталанных актеров, безголосых певцов, танцоров с негнущимися коленями и канатоходцев, умеющих переступать только по земле, — была бы поистине плачевной, если бы Христофор Колумб не открыл Америку».

Образ наглого обманщика Гопкинса, а отчасти и самый сюжет рассказа, возможно, были навеяны Жюлю Верну шумными затеями известного американского антрепренера Ф. Т. Барнума, который нажил огромное состояние демонстрацией всевозможных «диковин», вроде «морской женщины-сирены» или карлика Тома Пуса, устройством выставок красивых детей и породистых собак, ангажементом знаменитой певицы Женнн Линд, организацией цирковых и театральных представлений и т. п. Историю своей «деятельности» Барнум изложил в хвастливой «Автобиографии», которая и могла навести Жюля Верна на мысль об этом рассказе.

После франко-прусской воины, окончившейся отторжением от Франции Эльзаса и Лотарингии, внимание писателя привлекают самые острые политические вопросы, связанные с переходом отдельных буржуазных государств   к   открытой   империалистической   агрессии.

События франко-прусской войны внушила ему уверенность, что германский империализм принесет народам новые ужасные войны и неисчислимые бедствия, еслч не обуздать раз и навсегда захватнического рвения германских промышленников и финансистов.

Этой, острой политической теме посвящен» один из лучших романов Жюля Верна — «Пятьсот миллионов бегумы». Памфлетно-сатирический образ убежденного человеконенавистника и расиста профессора Шульце, которому удалось отнять у Саразена половику наследства индийской княгини и превратиться в крупнейшего заводчика, нарисован с изумительной прозорливостью. Писатель, решительно осуждая милитаризм, вскрывает и главный источник зла: подчинение экономики целям войны, использование достижений науки во вред людям.

Излагая изуверские идеи этого мракобеса, Жюль Верн великолепно улавливает общий дух и содержание националистической пропаганды прусской военщины. Подобные «теории» всегда использовались германскими милитаристами для идеологической подготовки захватнических войн и получили дальнейшее «развитие» у идеологов германского фашизма.

С точки зрения Шульце, затея доктора Саразена построить идеальный город Франсевилль «противоречила самому закону эволюции, который обрекал латинскую расу на вырождение, на полное подчинение саксонской расе, а в дальнейшем на полное исчезновение с лица земли… Поэтому долг каждого истинного саксонца, признающего этот незыблемый закон и приверженного идее мирового порядка, — стараться всеми силами помешать безумной затее.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Главный герой романа «Евгений Онегин» открывает знаменательную главу в поэзии и во всей русской культуре. За Онегиным последовала целая вереница героев, названных впоследствии «лишними людьми»: лермонтовский Печорин, тургеневский Рудин и еще многие другие, менее значительные персонажи, воплощающие целый пласт, эпоху в социально-духовном развитии русского общества.

Пушкин проследил истоки этого явления: в поверхностном воспитании, в беспорядочно и подражательно воспринятой европейской культуре, в отсутствии духовных и общественных интересов, в наполненном условностями и предрассудками укладе дворянской жизни, в привычке к праздности и неприспособленности к систематическому труду. Это незаурядные, возвышающиеся над средним уровнем личности, критически воспринимающие действительность, мучительно ищущие смысл жизни и свое предназначение в ней, разочарованные и душевно опустошенные, люди, не находящие применения своим недюжинным способностям, неизбежно переживающие личную драму.

Евгений  Онегин  получил типичное для [rkey]аристократической молодежи своего времени домашнее образование и воспитание под руководством француза-гувернера, который «учил его всему шутя, не докучал моралью строгой, слегка за шалости бранил и в Летний сад гулять водил. «И все же Онегин достаточно хорошо знал латынь, «чтоб эпиграфы разбирать, потолковать об Ювенале», античную литературу, современную политэкономию, историю:

Онегин был по мненью многих (Судей решительных и строгих) Ученый малый, но педант… Несмотря на ироничность авторской оценки неглубокого уровня образованности героя, как и представлений света об этом уровне: «Чего ж вам больше? Свет решил, что он умен и очень мил», — Пушкин воздает должное его достаточно высокому интеллектуальному уровню, кругу его интересов. Образ жизни Онегина типичен для молодой столичной аристократии: балы, рестораны, театры, прогулки по Невскому, любовные приключения — полный набор удовольствий, составляющий обывательское представление о счастливой, беззаботной жизни.

Евгений был достаточно самокритичен, взыскателен к себе, чтобы не сознавать искусственность, наигранность своего поведения («Как рано мог он лицемерить, таить надежду, ревновать, разуверять, заставить верить, казаться мрачным, изнывать…»), отупляющий образ жизни («Проснется за полдень, и снова до утра жизнь его готова, однообразна и пестра»).

• Нет; рано чувства в нем остыли;
• Ему наскучил света шум;
• Красавицы не долго были
• Предмет его привычных дум;
• Измены утомить успели;
• Друзья и дружба надоели…

 Здесь и пресыщенность однообразными впечатлениями, и искреннее, естественное стремление мыслящего человека вырваться из круга светских условностей, пошлости, однообразия на простор живой, полнокровной жизни.

Что же подвигло героя на пусть пассивный, но протест против бездуховного, хоть и комфортного существования, что обрекло его на одиночество, отчужденность, охлаждение к жизни?

 Автор подчеркивает достоинства, выделяющие Онегина над обывательской массой: «…Мечтам невольная преданность, неподражательная странность и резкий, охлажденный ум», «и гордость, и прямая честь», «души прямое благородство». Онегин в своем деревенском имении несмотря на прекрасные виды, «луга и нивы золотые», наполненный воздухом истории замок скучал, поскольку он «равно зевал средь модных и старинных зал», чуждался ограниченных соседей-помещиков, предпочитая всему этому одиночество смятенного, но гордого духа. Исключение он сделал лишь для юного поэта, поклонника романтизма, вдохновенного Владимира Ленского. Оба они в глазах соседей-помещиков выглядели «белыми воронами», оба чуждались местного общества с бесконечными разговорами «о сенокосе и вине, о псарне, о своей родне», хоть и были такими непохожими. Ленский любил страстно, самозабвенно. Онегин же, столкнувшись с искренней, глубокой любовью необыкновенной девушки, не нашел в себе достаточно душевных сил, чтобы ответить на это высокое чувство.

Почему же Онегин отвергает любовь Татьяны? Он искренне воздает ей должное:

• …Когда б семейственной картиной
• Пленился я хоть миг единый, —
• То, верно б, кроме вас одной
• Невесты не искал иной. Онегин убеждает Татьяну, что не создан для наполненной тихими радостями размеренной и однообразной семейной жизни:
• Но я не создан для блаженства;
• Ему чужда душа моя;
• Напрасны ваши совершенства:
• Их вовсе недостоин я.
• Поверьте (совесть в том порукой),

Супружество нам будет мукой. И дальше объясняет причину своей неприспособленности  к семейной жизни,   к настоящему чувству внутренней опустошенностью: Мечтам и годам нет возврата; Не обновлю души моей… Я вас люблю любовью брата И, может быть, еще нежней. Онегин   снисходителен   и   великодушен, прям и честен и в то же время нерешителен и даже жесток. Он благородно не принимает «науку страсти нежной, которую воспел Назон… в чем он истинный был гений», но боязливо отказывается от настоящей любви, требующей огромного напряжения душевных сил.

Убийство на дуэли Ленского, спровоцированное эгоистичным желанием Онегина досадить своему другу, обнаружило еще одну слабость Евгения — живучесть в нем светских условностей, ложных представлений о дворянской чести, условностей, так глубоко им презираемых, от которых он бежал из Петербурга. Онегин отказался от любви, могущей украсить его жизнь, теперь же он лишился и единственного друга, искреннего, доверчивого. Два наиболее близких, дорогих ему человека были им отвергнуты из-за непобедимой душевной холодности, неспособности переступить во имя высокого через незначительное, второстепенное.

Татьяна, побывав в имении Онегина, перечитывает книги из его библиотеки и со страхом замечает, что ее избранник предпочитает романы, «в. которых отразился век и современный человек изображен довольно верно с его безнравственной душой, себялюбивой и сухой, мечтанью преданной безмерно, с его озлобленным умом, кипящим в действии пустом». И Татьяна, как ни бережна она по отношению к любимому, как ни ревнива ко всему, что его окружает, все же усомнилась в его человеческой состоятельности:

Что ж он? Ужели подражанъе, Ничтожный призрак, иль еще Москвич в Гаролъдовом плаще, Чужих причуд йсюоисованъе, Слов модных полный лексикон?.. Уж не пародия ли он?

Нет, Онегин далеко не пародия, а живой человек, а его судьба, обусловленная всем развитием дворянской культуры, столь же печальна, как и судьба Татьяны. Впервые в жизни испытав настоящее чувство любви, Онегин в письме к Татьяне раскрывает свою душу. Он стал духовно богаче, глубже, человечнее, чувствительнее. Как не похож он в конце романа на умного холодного аристократа, детально объясняющего Татьяне причины отказа от ее любви. Сейчас он в положении влюбленного, искреннего, беззащитного, не боящегося насмешки.

Сейчас он вызывает у читателя сострадание своей жизненной драмой, всей сломанной, исковерканной жизнью:
[/rkey]
 Когда б вы знали, как ужасно Томитъся жаждою любви, Пылать — и разумом всечасно Смирять волнение в крови; Желать обнять у вас колени И, зарыдав, у ваших ног Излить мольбы, признанья, пени, Все, все, что выразить бы мог…

(2голосов, средний: 3,00 out of 5)

Загрузка...

На жизненном пути каждый из героев романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин» встречает любовь — замечательное чувство. И это был довольно смелый поступок в те чопорные времена — вывести на первый план любовные отношения и ставить в зависимость от них судьбы людей. Ведь посмотрите, как было принято относиться к любви. Няня Татьяны Лариной говорит, что она в ее время даже «не слыхала про любовь». Когда мать Татьяны была молодой, о любви уже не только «слыхали», но и читали французские романы, которые определяли сознание девушек. Но это не оказывало никакого реального влияния на жизнь. Старшая Ларина любила, но была выдана замуж за другого человека. Сначала она очень горевала и плакала, но со временем смирилась и привыкла. Ее счастьем стала привычка. Пушкин формулирует это так:

Привычка свыше нам дана: Замена счастию она.

Таким образом, любви не [rkey]придавалось большого значения, она существовала, но с ней общество не считалось. И мечтательные девушки, выходя замуж, забывали о любви, которую заменяла привычка.

Другое отношение к этому чувству у Татьяны. Она любит Онегина самозабвенно. Эта искренняя любовь сохранится в ее душе на протяжении всего действия романа. Даже будучи замужем, предпочтя исполнение долга перед мужем возможному счастью, Татьяна по-прежнему любит Онегина и, не лицемеря, говорит ему о своем чувстве.

Этим самым Пушкин бросает дерзкий вызов обществу, он ставит выше меркантильных понятий святое чувство любви и утверждает, что от него зависит счастье человека.

Ведь и любовь Владимира Ленского к Ольге Лариной по силе и искренности похожа на переживания Татьяны: «Он пел любовь, любви послушный…» Пушкин восхищается чувством Ленского: «Ах, он любил, как в наши лета уже не любят…»

Другое дело Онегин. Сначала он разочаровывается   в   женщинах   («…красавицы   не долго   были предмет  его  привычных дум…»), но потом переживает крах своего прежнего мироощущения. Евгений пишет Татьяне: Я думал: вольность и покой Замена счастью. Боже мой! Как я ошибся, как наказан!

 Действительно, к другому пониманию любви приходит Онегин в конце романа. Пред вами в муках замирать, Бледнеть и гаснуть… вот блаженство!

Мог ли такие слова сказать Онегин из первой главы? К пониманию любви он пришел через муки, и это было для него главным открытием в жизни.

Искреннее, естественное, чистое и возвышенное, не угасающее со временем чувство воспевает автор в романе. Таково отношение А. С. Пушкина к любви. По его понятиям — это самое прекрасное человеческое чувство.

Роман «Евгений Онегин» создан с удивительным поэтическим мастерством, которое нашло выражение и в композиции, и в ритмической организации романа.

Главный герой произведения А. С. Пушкина — молодой, привлекательный, очень неглупый человек, дворянин. Автор относится к своему герою с симпатией и со значительной долей иронии. В первой главе поэт рассказывает о жизни молодого повесы Евгения Онегина в Петербурге, о том, как и кем он воспитывался:

Сперва мадам за ним ходила, Потом мосье ее сменил, Ребенок был резов, но мил.

В пору юности Евгений вел себя точно так, как молодые люди его круга, то есть «по-французски совершенно мог изъясняться и писал, легко мазурку танцевал». Но главной его наукой, признает Пушкин, «была наука страсти нежной». Жертвой любви, как позднее мы узнаем, и пал Евгений.

Автор подчеркивает, что «труд упорный ему был тошен», он рассказывает о жизни Онегина, проводимой в ресторанах, в театрах, на балах, в ухаживании за женщинами. Точно так же жили тысячи молодых дворян. Такой уклад был привычен дворянскому сословию. Онегин занимал определенное место в светском обществе, где имел «счастливый талант» и возбуждал «улыбку дам огнем нежданных эпиграмм».

Так бы и протекала размеренно его жизнь, если бы не встреча с Татьяной Лариной. Она пишет письмо Евгению с признанием и задает ему вопрос: «Кто ты, мой ангел ли хранитель, или коварный искуситель…».

Кажется, не способный к серьезному чувству, Онегин отвергает ее любовь, которая для Татьяны становится смыслом жизни. Мечтательная, тонкая девушка верит, что «Евгений послан Богом». Онегин тронут признанием Татьяны, но не более того. Следующим необдуманным шагом являются его взаимоотношения с Ольгой Лариной. Онегин просто так, от скуки, начинает ухаживать за невестой Владимира Ленского. Девушка увлекается Евгением, что, естественно, вызывает ревность жениха.

Переломным моментом явилась дуэль Евгения с Ленским. Поединок кончается трагически для Владимира. И здесь наш герой словно прозревает: «Онегин с содроганием» видит дело своих рук, как «труп оледенелый» юноши везут в санях. Ленский убит «приятельской рукой». Бессмысленность этого поступка становится очевидной.

А что же Татьяна? Она молчаливо поддерживает в горе сестру. Впрочем, Ольга «не долго плакала», а увлеклась неким уланом, с которым вскоре пошла под венец.

В Татьяне борются любовь к Евгению и неприязнь к нему, как к убийце Ленского. Девушка начинает вдруг понимать, что Евгений не такой, каким она представляла его в своих мечтаниях. Ветреный эгоист, сердцеед, человек, несущий боль и слезы другим, а сам не способен сострадать.

Возвратившись в Петербург, Евгений встречает уже другую Татьяну — светскую женщину, «законодательницу мод». Он узнает, что теперь она замужем за важным генералом, героем Отечественной войны. Происходит удивительное превращение. Теперь Евгений ищет свидания с Татьяной, ставшей «равнодушною княгиней, неприступною богиней», томится, страдает. Да, она перестала быть похожей на провинциальную дворянку. Сколько царственности во взоре! Сколько величавости и небрежности! Евгений влюблен, он  преследует  ее,   ищет  ответного  чувства.

 Увы! Написано письмо, но ответа на него Евгений не получил. И вот наконец они встретились. Какой удар, какое разочарование! Онегин отвергнут: «Я вас прошу меня оставить». «Как будто громом поражен» стоит Евгений и чувствует внутреннее опустошение, свою ненужность. Вот достойная концовка романа.
[/rkey]
А. С. Пушкин проверял своего героя истинным чувством — любовью. Но, увы, не выдержал этого испытания главный герой романа: испугался, отступил. Когда же наступило прозрение, оказалось, что уже поздно, ничего вернуть и исправить нельзя. Таким образом, роман «Евгений Онегин» — не только рассказ об эпохе, в которой «отразился век и современный человек», но и трогательная история несостоявшейся любви.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В «Пятнадцатилетнем капитане» Жюль Верн воскрешает страшные картины колониального разбоя английских и португальских завоевателей Африки, физического истребления негритянских племен белыми «цивилизаторами», несущими за собой в завоеванные области смерть и рабство. Самые яркие страницы этого романа посвящены обличению работорговли. Негодование Жюля Верна беспредельно. Он достигает публицистического пафоса,

«Работорговля! Все знают, что значит это страшное слово, которому не должно быть места в человеческом языке». «Неужели работорговля в Африке прекратится лишь тогда, когда будет уничтожена вся черная раса? Неужто африканским неграм уготована та же судьба, какая постигла австралийских туземцев?

Но рынки испанских и португальских колоний закроются когда-нибудь, их больше не будет, — цивилизованные народы не могут больше допускать работорговлю!»

Зловещие фигуры жестоких негодяев-работорговцев— португальцев Негоро и Коимбри, американца Гэрриса, араба Нбн-Хамиса, вероломного негра Аль-веца — отнюдь не являются плодом авторской фантазии. Известно, например, что работорговец Альвец существовал в действительности. Сведения об эгом изверге, который продавал в рабство своих же соплеменли-ков, Жюль Верн почерпнул, как он сам указывает, из книги английского путешественника Камерона «Через Африку». Несмотря на официальное запрещение работорговли. ее продолжали вести при попустительстве, а иногда и прямом содействии колониальной администрации. «Позорная торговля людьми, — пишет автор, — долгое время с большой выгодой производилась европейскими странами, владевшими колониями за океаном. Прошло уже много лет после запрещения работорговли. Однако она все еще ведется и притом в крупных размерах, — главным образом в Центральной Африке».

«Пятнадцатилетний капитан» появился в 1878 году, в период ожесточенного соперничества и борьбы европейских держав за господство в Африке. Насколько актуальны были эти описания опустошительных колониальных войн, можно судить уже по тому факту, что через несколько лет после опубликования «Пятнадцатилетнего капитана» раздел Африки был окончательно завершен и коренное население оказалось порабощенным на всей территории огромного материка.

Прошло свыше двадцати лет, и Жюлъ Верн проложил еще один маршрут в дебри экваториальной Африки («Деревня в воздухе»). Политическая карта «Черного материка» напоминала лоскутное одеяло, на котором резко выделялись даже не лоскуты, а большие клинья двух цветов: французские и английские владения. В это же время вышел на мировую арену и начал требовать своей доли американский капитализм. Не довольствуясь захваченными островами в бассейне Тихого океана,8 американские финансисты и генералы старались распространить сферу действий и на другие части света.

«Не сегодня-завтра федеральное правительство пожелает получить свою долю африканского пирога, — говорит один- из героев «Деревни в воздухе». — Есть Конго французское, затем бельгийское, немецкое, не говоря уже о независимом Конго, которое, впрочем, только того и ждет, как бы расстаться со своей независимостью! .. Нет, как хотите, а Штаты могли бы выкроить себе здесь прекрасную колонию!»

Решительно выступая против расового гнета и работорговли, Жюль Верн неоднократно затрагивает и вопрос о положении негров в Америке. Один из эпизодов гражданской войны в США, закончившейся победой северных штатов и отменой рабства  негров,  послужил темой для упоминавшегося уже романа «Север против Юга».

Но писатель хорошо знал, что юридическая отмена рабства не принесла неграм действительного освобождения. В романе «Школа Робинзонов» (1882) он сообщает, каким жестоким притеснениям подвергались в США и после гражданской войны не только негры, но и другие национальные меньшинства, особенно китайцы, почти задаром продававшие свой труд предпринимателям.

«Вопреки американской конституции и пышным лозунгам свободы, — пишет Жюль Верн, — китайцев подчинили особым законам, относящимся к их иммиграции; эти законы не давали им права делаться гражданами страны из опасения, чтобы они не получили голоса в конгрессе. Вообще же к ним относились очень дурно, как к индейцам и неграм, и называли их не иначе как зачумленными».

Американские предприниматели эксплуатировали иммигрантское население Китая. Английская буржуазия подрывала экономику Китая и закабаляла его изнутри. Одним из главных орудии колониальной политики в странах Азии был опиум. Этот ядовитый наркотик приносил англичанам баснословные барыши. С горьким сарказмом Жюль Верн рассказывает, как лицемерные «благодетели» использовали пагубное зелье для укрепления своих позиций в Китае («Вокруг света в восемьдесят дней», «Треволнения одного китайца в Китае»),

Жюль Верн высмеивает при каждом удобном случае великодержавный гонор британских милитаристов, но, пожалуй, нигде это не сделано так остроумно и язвительно, как в фантастическом романе «Гектор Серва-дак», где упрямые британские офицеры, не пожелавшие присоединиться к разноплеменной трудовой колонии Гектора Сервадака, навсегда уносятся в мировое пространство на отделившемся куске сфероида.

Порабощение «цветных» народов «белыми» колонизаторами— такова важнейшая социальная тема «Необыкновенных путешествий»-. Эта тема звучит во многих романах Жюля Верна на всем протяжении его творчества, непрерывно обогащаясь новыми потрясающими фактами.

Соединенные Штаты Америки с их богатейшими природными ресурсами и трудолюбивым энергичным народом’представлялись Жюлю Верну страной неограниченных возможностей и больших перспектив. Писатель всегда восхищался промышленной инициативой и упорством американцев, их успехами в области индустриализации, научно-техническим прогрессом молодой республики.

Американцами являются положительные герои таких романов, как «С Земли на Луну», «Таинственный остров», «Пятнадцатилетний капитан», «Миссис Брэникен» и другие. Большинство положительных героев-американцев— участники аболиционистского движения и войны против рабства негров.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В романе «Север против Юга» фермер Бербанк освобождает негров потому, что, будучи человеком благородным и гуманным, не может мириться с существованием рабства, и, с другой стороны, противники Бербанка, во главе с предводителем шайки уголовных преступников Тексаром, поддерживают институт рабства прежде всего в силу своей моральной испорченности. И таким образом получается, что аболиционистами становились исключительно благородные люди, а невольничество поддерживали только негодяи.

Несмотря на то, что такая односторонняя характеристика борющихся сил безусловно снижает социальную типичность героев  (тем более, что и образ плантатора аболициониста не так уж характерен для рабовладельческого Юга), писатель не словами, а всем ходом действия ниспровергает расистскую аргументацию рабовладельцев «о совершенной невозможности установления полного, разумного равенства между белыми и черными». Обреченность рабовладельческой системы подтверждается образами таких стойких и мужественных борцов за свободу своего народа, как Зерма и Марс, изображением доблестной защиты самими неграми своих человеческих и гражданских прав.

Следует еще заметить, что в описаниях жизни и быта коренного населения Африки, Америки, Австралии и Океании Жюль Верн обычно опирается на свидетельства путешественников, которые далеко не всегда были так бескорыстны и беспристрастны, как Давид Ливингстон или Миклухо-Маклай. Поэтому автор «Необыкновенных путешествий», при всем своем уважении к самобытной культуре и обычаям народов мира, иногда преувеличивает отсталость, дикость и прирожденную свирепость племен, стоящих на низших ступенях цивилизации (например, в «Плавучем острове»).

Разоблачая преступления колонизаторов, писатель не доходил до отрицания колониальной системы в целом. Ему хотелось бы видеть со стороны европейцев такое отношение к туземцам, которое действительно помогло бы им преодолеть отсталость и стать на путь культурного развития. Поэтому ему казалось, что «разумная» колониальная политика может быть выгодна не только для метрополии, но и для аборигенов. Но, так как такой «разумной» колониальной политики в действительности не было и быть не могло, Жюль Верк с точки зрения того же самого отвлеченного гуманистического идеала подвергает самой резкой критике бесчеловечные «порядки», установленные европейцами в завоеванных странах.

Случается и так, что в некоторых произведениях романисту изменяет чувство вкуса и меры н, вопреки своим же собственным творческим установкам, он попадает во власть господствующих в буржуазной беллетристике литературных шаблонов. Таковы, скажем, слащавые концовки романов «Малыш», «Золотой вулкан», «Агентство Томпсон и К°». Герои этих романов, проявив замечательную доблесть, находчивость и энергию в борьбе с опасностями, лишениями  и  кознями   врагов,  в  конце концов причаливают к «счастливой гавани» буржуазного благополучия и на этом успокаиваются.

Одиссея малыш подкидыша — реалистическое изображение его бедственных скитаний — сменяется в последних главах романа растянутым описанием коммерческих успехов юного предпринимателя, основавшего торговый дом «Малыш и К0».

Удачливый золотоискатель Бен Радл возвращается с Клондайка капиталистом и становится преуспевающим дельцом.

Полное трагикомических приключений туристское путешествие на Азорские и Канарские острова, организованное жульнической конторой Томпсона, завершается мелодраматической помолвкой в духе какого-нибудь Жоржа Оне, но отнюдь не Жюля Верна: герой романа, обедневший маркиз, служащий у Томпсона в должности гида, предлагает руку и сердце миловидной американской вдове-миллионерше, обязанной ему спасением жизни и состояния.

Мы не считаем нужным замалчивать легко объяснимые слабости мировоззрения Жюля Верна и его творческие неудачи. К тому же все эти недостатки обычно кажутся в его романах скорее исключением, чем правилом. Писатель немало сделал для того, чтобы внушить читателям ненависть к колониальному гнету, сочувствие благородным целям национально-освободительным движений, уважение ко всем, и большим и малым, народам, их естественному праву на самостоятельное и свободное развитие.

Обличение рабства, колониальных грабежей, истребительных захватнических войн проходит лейтмотивом через все его творчество.

С конца шестидесятых годов взоры Жюля Верна все чаще и чаще начинают обращаться к порабощенным народам, малейшие попытки которых хоть сколько-нибудь облегчить свою участь беспощадно караются огнем и железом. Увлекательный художественный вымысел тесно переплетается в его романах с реалистическим изображением трагической участи народов колониальных и зависимых стран, ужасов работорговли, невольничества негров в Америке. Во многих романах Жюль Верк с вол-мущением описывает зверства европейских колонизаторов, творящих свои черные дела под маской миссионерства и «культуртрегерства».

Сатирические выпады против британской колониальной экспансии мы находим уже в «Детях капитана Гранта» (1868).

Австралийский мальчуган Толине, получивший в школе первую награду по географии, уверен, что англичанам принадлежит весь земной шар. «Вот как преподают географию в Мельбурне! — восклицает Паганель,— Подумать только: Европа, Азия, Африка, Америка, Океания— всё, весь мир принадлежит англичанам! Черт возьми! При таком воспитании я понимаю, что туземцы подчиняются англичанам».

С величайшим негодованием автор говорит о так называемых «резервациях» — самых бесплодных и глухих районах, отведенных колонизаторами для коренного населения. Люди, живущие в этих «лагерях уничтожения», прозябают в ужасающей нищете, обречены на голод и быстрое вымирание. Гленарван и его спутники «пришли к единодушному заключению, что британская политика направлена к уничтожению туземных племен, к изгнанию их из тех местностей, где жили их предки. По словам географа [Паганеля. — Е. Б., такая пагубная политика проводилась англичанами во всех колониях, а в Австралии более, чем где-либо… Овладев страной, англичане призвали на помощь колонизации убийство. Жестокости были неописуемые. Они вели себя в Австралии так же, как в Индии, где исчезло пять миллионов индусов, так же, как в Капской области, где из миллиона готтентотов уцелело всего сто тысяч. Понятно, что австралийское туземное население в результате таких жестоких мер, а также вследствие пья-нства, которое насаждается колонизаторами, постепенно вырождается и вскоре под давлением смертоносной цивилизации совершенно исчезнет».

В следующих главах действие переносится в Новую Зеландию. Писатель подробно рассказывает о героизме туземцев-маори в освободительной войне с завоевателями и в качестве примера этого героизма приводит случай, имевший место в 1863 году: «… четыреста маори, осажденные в крепости Оракан тысячей англичан, не имея ни воды, ни пищи, отказались сдаться. А в один прекрасный день, в полдень, осажденные маори проложили себе кровавый путь сквозь ряды сорокового полка в скрылись в болотах».

Трагическое положение аборигенов Австралии и Океании   Жюль   Верн   правдиво   показывает   также   и в своих поздних романах («Миссис Брэникен», «Плавучий остров» и др.). В романе «Жангада», в котором события относятся к середине XIX века, автор описывает дикие нравы периода «первоначального накопления» в южноамериканских странах: ужасы работорговли и преступной охоты за людьми, жесточайшую эксплуатацию туземцев, миссионеров, прокладывающих дорогу колониальным войскам, денежный ажиотаж, суды Линча и т. п.

(1голосов, средний: 5,00 out of 5)

Загрузка...

Роман «Евгений Онегин» занимает центральное место в творчестве Пушкина, Это его самое крупное художественное произведение, оказавшее наиболее сильное влияние на судьбу всей русской литературы. Роман в стихах «Евгений Онегин» писался Пушкиным около восьми лет. Это были годы настоящей творческой зрелости поэта. В 1831 году роман в стихах был окончен и в 1833 году вышел в свет. Он охватывает события с 1819 по 1825 год — от заграничных походов русской армии после разгрома Наполеона до восстания декабристов. Это были годы развития русского общества времени правления царя Александра I. В романе переплетены история и современные поэту события.

Сюжет произведения прост и хорошо известен. В центре романа — любовная интрига. А главной проблемой является вечная борьба между чувством и долгом. Герои романа Евгений Онегин, Татьяна Ларина, Владимир Ленский, Ольга составляют две любовные пары. Но всем им не дано судьбою стать счастливыми. Татьяна сразу полюбила Онегина, а он сумел полюбить ее только после глубоких потрясений, происшедших в его охлажденной душе. Но, несмотря на [rkey]любовь, они не могут стать счастливыми, не могут соединить свои судьбы. И виноваты в этом не какие-нибудь внешние обстоятельства, а их собственные ошибки, их неумение найти правильный путь в жизни. Над глубокими причинам этих ошибок заставляет Пушкин размышлять своего читателя.

На простую сюжетную линию романа нанизано множество картин, описаний, показано множество живых людей с их различной судьбой, с их чувствами и характерами. У Пушкина все это «собранье пестрых глав, полусмешных, полупечальных, простонародных, идеальных» складывалось в картину эпохи,..

Какова же главная мысль, главная идея «Евгения Онегина»? Она состоит в том, что счастливо могут жить лишь люди мало думающие, мало знающие, у которых нет стремлений к высокому, духовному. Люди с чуткой, тонкой душой обречены на страдания. Они либо гибнут, как Ленский, либо вынуждены томиться «в бездействии пустом», как Онегин, либо молча страдать, как Татьяна.

Пушкин отчетливо показывает, что во всех роковых ошибках виноваты не только его герои, но и та среда, та обстановка, которая сформировала такие характеры, которая сделала несчастными этих по существу или по своим задаткам прекрасных, умных и благородных людей. Помещичий, крепостнический строй, непосильный, тяжелый труд крестьян и полное безделье помещиков и господ делали несчастными, коверкали жизнь не только крепостных рабов, но и лучших из дворян, помещиков.
[/rkey]
Эти печальные и горькие мысли о тяжелом неблагополучии всего жизненного строя выражены Пушкиным в последних грустных строках романа.