Сочинения

(Еще не оценили)

Загрузка...

Для Скотта седая старина была окутана романтикой. Англия в эпоху крестовых походов, Шотландия, еще сохраняющая свою вольность, пока англичане не осквернят ее обетованную землю,— во многом условный, рожденный воображением мир. Через напластования экзотики и красочности подчас и у него пробиваются штрихи, меняющие весь колорит рассказа. Какая-нибудь на первый взгляд мелкая подробность дает ощутить, что отнюдь не такими уж великодушными и самозабвенными героями были тогдашние вассалы короны, да и сами короли. А за идиллией обнаруживаются столкновения своекорыстных интересов, страдания парода, драмы рядовых людей.

Заслуги Скотта лучше всех понял и определил Белинский, заметив, что он «своими романами решил задачу связи исторической жизни с частного». И Белинский, и Бальзак больше всего ценили в этих романах именно то, что относилось к «частной» жизни отверженных, обманутых и гонимых. Но почитателям Скотта казалось, что главное для историческою писателя — это донести романтику, которую заключает в себе сам аромат старины. А такая цель требовала многого не замечать, приглаживать противоречия и сложности изображаемого времени. Пользуясь пушкинской строкой — отдавать «нас возвышающему обману»  предпочтение перед   «тьмой низких истин».

А Твен не выносил никаких обманов, пусть и возвышающих. И хотя в его исторической прозе, особенно в Принце и нищем, нам встретится немало повествовательных приемов, которые мы уже встречали в книгах Вальтера Скотта, Твен без обиняков предпочел сказать о средневековье истину, даже если она была удручающей.

Помните, как Том Кенти, волею судьбы сделавшись на время английским королем, вершит суд над тремя лондонскими жителями из простонародья, схваченными стражей и уже приговоренными? Том и в Вестминстерском дворце остался тем же мальчуганом со Двора Отбросов, которому улица с ее незамысловатыми происшествиями несравненно интереснее, чем все изощренные забавы, предназначенные для принцев. Это и спасло невинно осужденных. А за что вели их на казнь? Одного из этих несчастных признали отравителем только по той причине, что человек, видом с ним схожий, дал больному лекарство, от которого началась рвота, приведшая к агонии. Двух других —- за то, что сочли причастными к козням дьявола.

Это обвинение было без труда доказано: кто-то видел, как ведьмы снимали чулки, а потом началась буря — конечно же, по этой самой причине. И виселицы им теперь не миновать. Но мнимый отравитель и виселицу счел бы для себя благом. Потому что отравителей и фальшивомонетчиков по тогдашним законам полагалось живьем сварить в кипятке. А в Германии додумались до еще более хитроумной казни. Преступника сваривали не в воде, а в кипящем масле, постепенно опуская жертву в котел на особом блоке. Таковы были подлинные, а не приукрашенные понятия людей средневековья.

Вальтер Скотт в нескольких своих книгах тоже коснулся диких суеверий и жестокостеи того времени. Но у него это была лишь пикантная приправа к рассказу, в котором господствовала стихия романтики и поэзии. Для Твена же эпизод с разбирательством «преступлений», в которых простодушный Том Кенти не нашел ровным счетом ничего крамольного, не было ни случайным, ни маловажным. Этот эпизод органичен и необходим для того полотна, которое Твен создает.

Может быть, особенно ясны его расхождения со Скоттом и со всей традицией, опирающейся на заветы сэра Вальтера, выступают на тех страницах «Принца и нищего», где главным действующим лицом становится не Том, не Эдуард, а народ, лондонская толпа. Огромным завоеванием Скотта была уже сама мысль, что не короли и герцоги, а народные массы в конечном итоге вершат историю. После Скотта исторический роман всегда исходил из этого убеждения, если только леред нами настоящая проза, а не подделка, рассчитанная на пустую занимательность.

И все же в романах Скотта центральное положение неизменно занимает герой-аристократ, а простой люд лишь помогает такому герою осуществить его замыслы и планы. Не приходится сомневаться, что Роб Рой никогда не добился бы своих целей, если бы его опорой не стали обычные шотландские крестьяне, повергшие в бегство выученных ратников-англичан. Ситуация, очень типичная  для Скотта.   Но  догадываться,  кто  истинный: творец истории, а «го просто вознесен на ее гребень благодаря своему родовитому происхождению, мы должны сами. Даже в массовых сценах, вызывавших справедливое восхищение первых читателей Скотта, народ скромно располагается на дальнем плане. А в фокусе оказывается рыцарь, или граф, или лорд, при любых обстоятельствах ведущий себя в соответствии с кодексом знатною джентльмена.

Поэтому и народ в изображении Скотга — именно масса, рисуемая одной краской и почти безликая. Это лнбо чдобрые пуритане», единодушно преданные своему господину, лнбо гнусная чернь, которую господин сокрушает если не убеждением, так мечом. Точно у народа нет и не может быть собственных представлений и принципов, собственных — л порою очень несхожих, даже полярных — устремлений и пристрастий.

Нельзя осуждать Вальтера Скотта за подобный обман зрения. Он был романтик, а романтики, как бы они ни преклонялись перед народом, видели в не единообразную стихию, некое единство, не ведающее внутренних противоречии. Но Твен был реалистом. И для него народ был не стихией и не абстракцией. Народ для него — это бесконечное множество самых различных индивидуальностей, каждая со своей судьбой и своим пониманием жизни.

Самые несовместимые побуждения — героика и приниженность, самоотверженность и рабский страх, бескорыстие сердца и зачерствелость души, жажда нравственной правды и отталкивающие предрассудки — перемешивались в этом неспокойном море, которое бурлит ка мостовых и площадях средневекового Лондона. На страницах повести Твена возникает настолько емкий и такой непростой образ народа, что тут опасны какие-то однозначные суждения, какие-то категорические оценки.

(Еще не оценили)

Загрузка...

История, ее смысл, ее уроки интересовали Твена особенно сильно. И неудивительно, что все эти размышления заполняют страницы  «Принца и нищего». Никогда прежде Твен не обращался к исторический прозе. Но «Принца и нищего» он писал для своих дочерей и хотел поговорить с ними о самом главном — о том, каким создала человека природа и как меняют его природу условности и нелепости, несправедливости и жестокости, с которыми каждый сталкивается, вступая во взрослую жизнь. Он создавал философскую сказку. История была для него материалом гораздо более богатым, чем современность.

Но тут же возникали свои трудности. В историческом жанре существует собственная традиция и есть собственные корифеи — ими в ту пору, да и позднее, оставались Вальтер Скотт и Фенимор Купер. Прежде всего Скотт. Купера мы сегодня тоже считаем историческим романистом:, но для своих первых читателей он был вполне злободневен: ведь события, о которых он пишет,— это война Америки за независимость, ранние годы фроптлра, иначе говоря: время, еще очень близкое к тому, когда жил сам автор «Следопыта», -«Прерии», Последнего из могикан . А Скотт описывал действительно далекую эпоху — средневековье, крестовые походы, борьбу Шотландии против англичан, подвиги рыцарей л героев-простолюдинов.

Ео между шотландским бардом и создателем: Кожаного Чулка при всем том есть много общего. Оба они любили изображать людей сильных и не зависимых,-выводя: на сцену персонажей, имевших только отдаленное сходство с реальными историческими лицами и, скорее, воплощающих романтический идеал личности. Оба обладали способностью передать не просто колорит, а самую суть описываемой эпохи, и поэтому их так высоко ценили современники, к примеру Белинский, отзывавшийся и о Скотте, и о Купере с глубочайшим уважением. Оба больше веек других сделали дли того, чтобы исторический роман из развлекательного чтения стал настоящей литературой.

Только неверно было думать, будто никто уже не сможет написать об истории иначе, чем Скотт и Купер. Между тем именно так и считалось. Подражали им обоим просто рабски, Скотту в особенности. И Твена эти бездарные копии раздражали так сильно, что он переставал замечать достоинства и в самом оригинале — в «Айвенго» или в «Роб Рое» и «Квентине Дорварде»,

Конечно, он был неправ, когда с такой пристрастностью судил о своих предшественниках, создавших исторический роман как полноценный литературный жанр. Суть дела заключалась не в том, что Твен не принимал Вальтера Скотта. Это реалистическая школа не принимала романтическую. Такое в истории литературы случается постоянно. Романтики тоже отвергали тех, кому шли на смену,— классицистов да и просветителей, II были точно так же несправедливы, как Твен по отношению к ним самим.

С дистанции времени хорошо видно, что каждое крупное явление в искусстве необходимо, чтобы сложилась плодотворная традиция и возникла органичная преемственность. Но ведь дистанция эта должна возникнуть. А пока ее нет, кажется, будто ближайшие предшественники писали совсем не так, как нужно. И с ними спорят куда яростнее, чем с писателями, которые творили давно.

Вог потому-то столько ядовитых стрел выпустил Твен в Вальтера Скотта, когда — одновременно с работой над «Принцем и нищим» — заканчивал цикл очерков о жизни на Миссисипи в пору своей молодости. Впоследствии от него сильно достанется и Куперу — за мелодраматичные переживания персонажей и их цветистую речь, за неуважение к здравому смыслу и приверженность к пафосу, за то, что невежественный охотник, у него изъясняется так, словно десятилетие провел среди придворных вельмож, и за другие «литературные грехи». Но Вальтера Скотта он изобличал еще язвительнее. Твену представлялось, что Скотт не просто привил литературе напыщенный стиль, но оказывал пагубное воздействие на своих многочисленных поклонников. Ведь, вместо того чтобы учить честности и мужеству, Скотт своими романами «заставляет весь мир влюбиться в сны и видения, в сгнившие и скотские формы религии, в глупость, пустоту, мнимое величие… безмозглого и ничтожного, давно исчезнувшего общества». Твен полагал, что нравы на американском Юге с его кичливостью и фанаберией были прямым результатом повального увлечения книгами сэра Вальтера. И значит, «он причинил неизмеримый вред, быть может, самой большой и стойкий вред из всех доселе живших писателей».

Твен заботился не столько о достоверности создаваемых им картин прошлого, сколько о том, чтобы они заставляли снова и снова задуматься, что истинно, а что глубоко ложно и постыдно в побуждениях и устремлениях людей, их образе мыслей, их поведении, в общем-то неизменных, как, по сути, неизменен во все эпохи и сам человек. У него не было ни малейшего преклонения перед стариной. Наоборот, старина — и уж тем более средневековье — его не притягивала, а отталкивала. Одному из друзей он как-то сказал, что не любит зарываться в книгах историков: «То, о чем они пишут, слишком для нас унизительно».

И с Вальтером Скоттом он спорил не только впрямую, как на страницах своих очерков о Миссисипи былой поры, Он полемизировал с великим шотландцем и тогда, когда описывал в своих исторических произведениях средневековые нравы, понятия л порядки паленого времени. Скотт с увлечением а патетикой изображал пышность королевских дворцов, утонченный этикет рыцарей, изысканных в обращении сановников, бесстрашных и чистых сердцем аристократов. А Твен на полях мемуаров герцога Сен-Симона, долгие годы проведшего при дворе фратщузских королей Людовика XIV и малолетнего Людовика XV,— эту книгу автор «Принца и нищего» читал как раз во время работы над своей цервой исторический повестью — записывает: «Двор — всего лишь сборище голодных псов и кошек, отчаянно дерущихся за кусок падали. Уже в рассказе о лондонском уличном оборвыше Томе Кенти и наследнике английского престола Эдуарде, принце Уэльском, придворная знатъ — вес эти лорды, графы, пэры и канцлеры выглядят комично, чтобы не слазать — жалко. Четырнадцать лет спустя, повествуя о Жанне д’Арк, Твеи покажет короля Карла VII и его окружение не просто жеманными и смешными паяцами, а преступниками.

(2голосов, средний: 3,00 out of 5)

Загрузка...

Образ Татьяны — один из самых пленительных и глубоких в истории русской литературы. Татьяна открывает галерею портретов прекрасных женщин с истинно русским характером. Она — духовный предшественник поэтичных, самобытных, самоотверженных «тургеневских женщин». А. С. Пушкин вложил в этот образ свои представления о женской добродетели, духовности, внутренней красоте, и как мифический Пигмалион в Гала-тею, искренне влюбился в свою героиню: Простите мне: я так люблю Татьяну милую мою. Столь же искренне он сопереживает душевному беспокойству, тревогам и разочарованиям своего любимого создания:
Татьяна, милая Татьяна!

С,тобой теперь я слезы лью… Чем же привлекателен этот образ, не навязывает ли автор свое [rkey]субъективное восторженное отношение к героине?
Поэт не идеализирует героиню, не рисует образ совершенной, классической красоты популярных романов:

Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной

Не привлекла б она очей. Больше внешность Татьяны в романе не описывается, но зато очень подробно А. С. Пушкин воссоздает особенности ее характера, поведения:
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива,
Она в семье своей родной

Казалась девочкой чужой. С детства Татьяну отличали задумчивость, созерцательность, серьезность, мечтательность, отрешенность от ребяческих игр и забав, увлекали ее завораживающей поэзией наивные и загадочные рассказы няни («…страшные рассказы зимою в темноте ночей пленяли больше сердце ей»), романтические песни дворовых девушек, чудесные картины природы («Она любила на балконе предугадать зари восход…»), сентиментальные романы иностранных писателей о любовных переживаниях героев («Ей рано нравились романы; они ей заменяли все…»). Девушка живет в органической связи с миром природы и народным миром, то есть жизнью естественной и гармоничной, черпая душевную силу в стихии природы и народном творчестве.
Татьяна (русская душою,
Сама не зная почему)

С ее холодного красою Любила русскую зиму. В этих строках подчеркнута органическая общность русской души и среднерусской природы, неразрывная связь «мглы крещенских вечеров» с «преданиями простонародной старины» — короткие зимние дни и отсутствие крестьянской страды способствовали общению в долгие темные вечера, гаданию, рассказыванию под звук прялки передающихся из поколения в поколение загадочных историй, выражающих священный трепет перед грозным и таинственным миром.
И вот эта одухотворенная, погруженная в свой внутренний мир, тонко чувствующая девушка (тип характера, который современные психологи называют «интровертом») встречает блестящего молодого человека, столь непохожего на окружающих ее людей — образованного, загадочного, отрешенного от бытовых хлопот, со следами высоких переживаний и разочарований — и, разумеется, влюбляется без памяти со всей страстностью самососредоточенной натуры:

Лора пришла, она влюбилась. Так в землю падшее зерно Весны огнем оживлено. Давно ее воображенье, Сгорая негой и тоской, Алкало пищи роковой… Теперь все ее мысли, «.„и дни и ночи, и жаркий одинокий сон, все полно им…» Теперь с каким она вниманьем Читает сладостный роман, С каким живым очарованьем, Пьет обольстительный обман! …Воображаясь героиней Своих возлюбленных творцов… Как точно и тонко передает поэт смятение неопытной души, и жар ее тайных помыслов, и надежду на взаимность, и смущение, и стыд, и отчаяние! Только эта кристальной чистоты и беспредельной честности, с убежденностью в святости традиционных народных представлений о девичьей чести и пра-вилах приличия и в то же время жаждущая облагораживающих жизнь высоких чувств девушка могла написать столь искреннее, одновременно и сумбурное, и гармоничное, прекрасно выражающее и глубину любви, и бездну противоречивых мыслей, чувств, сомнений письмо. Поразительно трогательно передана поэтом глубина переживаний, каждое слово кажется единственно верным выражением малейшего движения души, идет от сердца автора к сердцу читателя:
Другой!.. Нет, никому на свете Не отдала бы сердца я! То в вышнем суждено совете… То воля неба: я твоя; Вся оюизнь моя была залогом Свиданья верного с тобой; Я знаю, ты мне послан Богом, До гроба ты хранитель мой… Избранник Татьяны, высоко оценив «души доверчивой признанья», ее искренность и чистоту, не ответил ей взаимностью, и «увы, Татьяна увядает, бледнеет, гаснет и молчит…» Убийство Онегиным на дуэли по пус-тяшчному поводу жениха сестры, посещение покинутого хозяином дома возлюбленного, осмотр его библиотеки, хоть «и в одиночестве жестоком сильнее страсть ее горит», заставили Татьяну более критически, объективно взглянуть на избранника своего сердца.

Она мучительно ищет ответа на вопрос: что же такое Евгений Онегин? — и ее нелицеприятные предположения свидетельствуют о духовном становлении, взрослости девушки, гармонии души и разума. Татьяну выдают замуж за генерала, и героиня пассивно, безвольно повторяет жизненный путь своей матери, няни, исполняя свой христианский, дочерний, женский долг.

Став блестящей светской дамой, Татьяна вдруг возбуждает мучительное чувство почти безнадежной любви у Онегина, еще более разочаровавшегося в жизни, уставшего «притворным хладом вооружать и речь и взор…» Онегин пишет ей письмо, не уступающее по накалу чувств и кричащей искренности письму Татьяны к нему. Молодая женщина глубоко тронута, хоть и упрекает Онегина в неестественности, несвоевременности его чувства. С горечью и умилением вспоминает она свою первую любовь, как самое светлое и значительное, что у нее было в жизни:
А счастье было так возможно,
Так близко!..
Но судьба моя Уж решена…

Татьяна столь же искренне, как в юности, признается Онегину в любви, но столь же неискренне, как и искренне, отвергает его любовь:
Я вас люблю (к чему лукавить!), Но я другому отдана; Я буду век ему верна.
Что же мешает героине, пробудившей наконец ответное чувство у своего возлюбленного, обрести счастье, исполнить заветную мечту, осуществить то, к чему стремиться ее сердце?
Конечно же, не боязнь обывательского осуждения света — ведь Татьяна признается, что готова отдать «всю эту ветошь маскарада, весь этот блеск, и шум, и чад» за уединенную жизнь в глуши, где когда-то встретила большую любовь. Татьяна живет не только сердцем, но и душою, и не может предать человека, который верит ей и любит ее. Долг, честь, добродетель для нее выше личного счастья, которое сейчас можно построить только на несчастье близкого человека.
[/rkey]
Этот исход продиктован верой героини в святость устоев народной морали, освященной веками, которую она чтила с детства. Поступок Татьяны выражает и взгляд поэта на призвание, идеал настоящей русской женщины: самоотверженной, преданной, верной.

(2голосов, средний: 4,00 out of 5)

Загрузка...

Мне кажется, что мое первое воспоминание — это как у моей подушки сидит мама и тихо шепчет: «У лукоморья дуб зеленый…» Потом мне снятся богатыри, русалки, страшный Кощей и добрый сказочник-кот. Пушкин… С его именем мы впервые встречаемся в раннем детстве. Поразительно точно сказал А.Твардовский: «…если Пушкин приходит к нам с детства, мы по-настоящему приходим к нему лишь с годами». Радостное ощущение того, что в детстве с тобой был Пушкин, остается навсегда. Потом с годами мы все больше понимаем Пушкина.

В каком бы возрасте ни обратился ты к творчеству Пушкина, всегда найдешь в [rkey]нем ответы на волнующие тебя вопросы, пример для подражания.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!

Кого не волнуют эти строки? Разве только глухих и слепых душой…
Юность — весенняя пора человеческой жизни, пора наибольшей свежести и остроты впечатлений, пора неожиданностей и открытий, когда весь мир распахивается перед человеком во всем своем многообразии, всей сложности и красоте. Пора становления характеров, оценок и идеалов, вопросов, на которые необходимо отыскать ответы, пора дружбы и первой любви.
И если в эту пору человек не прочитал «Евгения Онегина», он что-то очень важное упустил. У юности свой Пушкин.
В этом романе меня особенно привлекает Татьяна, значительность и глубина ее душевного мира, красота и поэтичность ее души, искренность и чистота. Это одна из лучших героинь в нашей литературе, в которой А. С. Пушкин «поэтически воспроизвел русскую женщину».
Ей присущи мечтательность, замкнутость, стремление к уединению. Своим нравственным обликом, духовными интересами она отличалась от окружавших ее людей.
Любовь поэта проявляется уже в том, что он дает своей героине народное имя, тем самым подчеркивая ее близость к народу, к обычаям и «преданьям простонародной старины».
«Татьяна — русская душою». Все простое, русское, народное по-настоящему дорого ей. В этом Татьяна близка героине баллады Жуковского «Светлана». С большой теплотой показывает Пушкин доброе отношение Татьяны к крепостным, к няне, которую она искренне любит.
Поэт признавался, что в няне Татьяны он изобразил Арину Родионовну. Это замечательный факт. Только с Татьяной Пушкин мог представить свою добрую няню. Это лишний раз подтверждает то, что поэт очень любит «Татьяну милую». Нежно и тонко, с глубоким проникновением в тайны девической души рассказывает Пушкин о пробуждении чувства любви в Татьяне, ее надеждах и мечтаниях. Она одна из тех цельных поэтических натур, которые могут любить только один раз.
Давно сердечное томленье Теснило ей младую грудь; Душа ждала… кого-нибудь. Татьяна не могла полюбить никого из окружавших ее молодых людей. Но Онегин сразу же был замечен и выделен ею: Ты чуть вошел, я вмиг узнала, Вся обомлела, запылала И в мыслях молвила: вот он! Горькие чувства Татьяны после объяснения с Онегиным Пушкин переживает так, словно его самого сурово и безжалостно обидели. Татьяна, милая Татьяна! С тобой теперь я слезы лью… Девушка такой чистоты и простодушия, как Татьяна, смогла первой признаться Онегину в любви! Нужно было очень сильно полюбить, чтобы решиться написать ему. Какие душевные муки пережила она, прежде чем послала письмо Евгению! Это письмо проникнуто «умом и волею живой», «и сердцем пламенным и нежным».
Я к вам пишу — чего же боле? Что я могу еще сказать? Многие девушки повторяли про себя эти строки. Безответная любовь. Через нее, наверное, прошли все.
Не каждая девушка и в наше время решится первой признаться в любви. А каково было Татьяне? Признаться и услышать слова, отвергающие ее любовь, отнимающие надежду на взаимность и счастье. Любовь стала для Татьяны «величайшим бедствием жизни», потому что все лучшие порывы своей души она соединила с этой любовью. Как тревожится за Татьяну Пушкин!
И меркнет милой Тани младость… Увы, Татьянаувядает, , Бледнеет, гаснет и молчит!
Дуэль Онегина и Ленского, смерть Ленского, отъезд Онегина… Отъезд Ольги… Татьяна одна.
И в одиночестве жестоком Сильнее страсть ее горит, И об Онегине далеком Ей сердце громче говорит.

Для Татьяны любовь к Онегину — величайшая ценность, потому что Евгений духовно близок ей. Татьяне тяжело, и в трудное для нее время поэт не покидает ее ни на минуту: он вместе с Лариными едет в Москву, он постоянно вместе с Татьяной.
Пушкин тревожится за судьбу Татьяны («не замечаема никем…»), радуется за нее («…с победою поздравим Татьяну милую мою»). Поэт гордится Татьяной, которая, став «…неприступною богиней роскошной царственной Невы», не изменила себе, осталась верна своим жизненным принципам.

Глубина чувства, стремление к идеалу, нравственная чистота, цельность натуры, благородная простота характера, верность долгу — все это привлекает в Татьяне. Поэтому автор не скрывает своих симпатий к ней: «…я так люблю Татьяну милую мою!»
И невозможно не любить Татьяну! Это пленительный образ нашей литературы, который начинает собой галерею прекрасных характеров русских женщин, ищущих глубокого содержания в жизни, нравственно безупречных, поражающих нас глубиной и цельностью натуры, способностью преданно любить и глубоко чувствовать.
Таковы Ольга Ильинская из романа Гончарова «Обломов», «тургеневские девушки», видящие смысл жизни в служении людям, правде, воистину святые жены декабристов из поэмы Некрасова «Русские женщины», Наташа Ростова…

Для Пушкина Татьяна — идеал русской женщины («милый идеал»). Становится она «милым идеалом» и для каждого, кто прочитал роман. Стала она идеалом и для меня.
[/rkey]
Мне семнадцать лет, и так хочется быть похожей на Татьяну серьезным отношением к жизни и людям, глубоким чувством ответственности, огромной нравственной силой. Спасибо Пушкину за Татьяну, за его «милый идеал», над которым не властно время. Это вечный идеал, потому что вечно будут цениться в женщине целомудренная чистота, искренность и глубина чувств, готовность к самопожертвованию, высокое душевное благородство.

(1голосов, средний: 4,00 out of 5)

Загрузка...

В 1882 году он писал повесть «Принц и нищий», где действие — впервые у Твена — разворачивается в очень давние времена: перед нами Англия середины XVI века. Сюда, в Элмайру, приезжали лишь старые, испытанные друзья, и всех их поражали энергия Твена, его молодой задор, возбужденная речь и блеск Е глазах, как только принималось решение прокатиться на лодке до дальнего плеса или устроить поход за перепелиными яйцами. В Элмайре, неразлучный с дочерьми, он точно бы снова становился Сэмом Клеменсом из Ганнибала. Он жил так, как, наверное, и должен был бы жить всегда. Хоуэлс, побывав в Элмайре, говаривал, когда его спрашивали о Твене: «Там он у себя дома, этот вечный подросток,— сердце мальчишки и голова мудреца».

В 1880 году, за год до рождения Джин, он написал в Элмайре «Пешком по Европе», напомнив своим читателям, что начинал с «Простаков за границей». Между двумя этими книгами, разделенными целым десятилетием, много общего. Твен ездил в Европу летом 1878 года вместе с другом, хартфордским священником Джозефом Твичелом, которого он изобразил в своих очерках под именем Гарриса — такого же американского простака, такого же неудачливого туриста, как пассажиры «Квакер-Сити» и как сам автор. Несколько месяцев они прожили, переезжая с места на место, в Германии, а в августе  перебрались в

Швейцарию к через альпийские перевалы на своих двоих тронули с» к итальянским озерам.

Перед посадкой Твен просмотрел несколько книжек путевых очерков и с десяток справочников для: туристов — это помогло найти нужную интонацию.

Читатели «Простаков за границей» хорошо помнили эту твеновскую маску. Она пригодилась и в книге «Пешком по Ев-роЕ1е». Пешком? А не лучше ли сесть в поезд, благо скорость все равно черепашья — три мили в час. А на Монблан можно и в подзорную трубу полюбоваться…

Правда, Твен счел, что хоть на одну вершину в Альпах он должен подняться обязательно, и снарядил экспедицию, в которую, кроме него и Гарриса, входили семнадцать проводников, три капеллана, два геодезиста, ветеринар, шеф-повар со штагом помощников, три прачки, две доярки и учитель латыни. Всех их, а также мулов, коров п носильщиков сразу же по выходе из отеля ТВСЕГ прямо гга площади связал веревкой, нотому что в горах так полагается. Запаслись складными лестницами, ледорубами, нитроглицерином и сотней пар костылей, которые вскоре пригодились: мул проявил неуместное любопытство к ящику с взрывчаткой, лягнув его копытом, что привело к исчезновению самой знаменитой из местных скал и некоторому ущербу для личного состава доблестного альпинистского отряда.

Разумеется, отряд быстро сбился с тропы, Проводника послали на разведку, обвязав тросом и велев дать сигнал, когда он отыщет дорогу. Часа через два трос вдруг бешено задергался. Все повскакали с мест как полоумные и бросились бежать что было сил. Так бегали до самого вечера, пока не очутились перед той самой гостиницей, из которой тронулись в путь. И что же оказалось? Во всем был виноват этот проклятый гид. Повстречав па выгоне отставшего от отары барана, шельма проводник привязал трос ему к хвосту и преспокойно отправился к себе в деревню. А потревоженный баран долго носился по оврагам и впадинам, таща за собой па тросе всю компанию, пока не уперся лбом в свой хлев.

Читатели веселились: гротеск и небылица в руках Твена все то же безотказное оружие. Мимоходом оно могло задеть и простака американца: светского хлыща, похваляющегося шапочным знакомством с титулованными европейскими фамилиями, или находчивого предпринимателя, который на постаменте памятника поэту Фридриху Шиллеру намалевал рекламу изготовляемой им мази для полировки печей. Но по большей части твеновский юмор был нацелен на порядки и нравы Европы. По-прежнему Твену казалось, что его родина на голову выше этих одряхлевших монархий, как бы они ни похвалялись своим былым величием. И он, как десять лет назад, не щадил протонциозное и надутое — так ему казалось — европейское самолюбие.

Но вслед за этими комическими очерками были созданы «Приключения Гекльберри Финна».

А после «Гека» уже невозможно было писать так, как Твен писал до этой своей лучшей книги.

И оттого «Пешком по Европе» окажется последним твенов-ским произведением, в котором юмор облегчен и не предполагает особенно серьезных творческих задач,— важнее, чтобы рассказ все время смешил. Талант Твена останется тем же самым: комедийным, юмористическим. Но сущность юмора изменится. Он сделается и сдержаннее, и глубже. Все чаще он теперь будет впрямую соприкасаться с трудными и невеселыми размышлениями о том, что же все-таки представляет собой человек, и общество, в котором он живет, и опыт, который им накоплен за долгие века истории.

(Еще не оценили)

Загрузка...

После дуэли с Ленским Евгений Онегин уезжает в Нижний Новгород, потом в Астрахань, оттуда на Кавказ; посещает Тавриду и Одессу. Нижний Новгород производит на него впечатление города, где

• Всяк суетится, лжет за двух,
• И всюду меркантильный дух.
•
Пессимистически настроенный Евгений Онегин прекрасно осознает эти пороки жителей Нижнего Новгорода, и город не вызывает в нем никаких эмоций, кроме тоски. Онегин едет в Астрахань и оттуда на Кавказ, где его преследуют «горьки размышленья» о смысле жизни.
Онегин сожалеет о том, что он «в грудь не ранен», что он «не хилый… старик», что он не скован параличом, и с горечью восклицает: «Я молод, жизнь во мне крепка; чего мне ждать?» Снова в душе героя только «тоска, тоска!». Онегин едет в Тавриду.
Но здесь автор оставляет своего героя и погружается в воспоминания о своих первых впечатлениях об этих местах, когда он тремя годами раньше Онегина странствовал «в той же стороне». Воспоминания навевают мысли о бренности всего сущего, о постоянных изменениях во всем мире и в душе каждого человека.
Какие 6 чувства ни таились Тогда во мне — теперь их нет: Они прошли иль изменились…
За время работы над романом изменились также и взгляды самого Пушкина. Раньше «бесконечный шум» бахчисарайского фонтана навевал иные, по сравнению с нынешними, мысли автору: героиня его поэмы «Бахчисарайский фонтан» Зарема — романтический образ. Теперь же Пушкин признается: «Иные нужны мне картины…»
Его «идеал теперь — хозяйка», его «желания — покой, да щей горшок, да сам большой». Изображать в литературном произведении «прозаические бредни» может только писатель-реалист, каким теперь стал Пушкин.

Споря с «очаровательным пером» Туман-ского, автор описывает Одессу, где ему довелось жить, именно реалистически: он дает конкретное неидеализированное описание города.
Пушкина интересует многонациональность города, так как в творчестве ему свойственно было перевоплощаться в представителей других народов, других эпох и культур. Далее Пушкин описывает свой день, начиная с «пушки зоревой» и заканчивая «немой ночью», и сравнивает его с днем Онегина.

Скучающий, больной «русскою хандрою» Онегин противопоставляется пирующим Пушкину и его друзьям — «ребятам без печали». В их душах преобладает радость, упоение жизнью — священным даром, данным людям Богом, которым надо дорожить и наслаждаться.
Когда «темнеет вечер синий», Пушкин едет в театр. Там он наслаждается «вечно новым» Россини, великолепными звуками, которые не позволено «с вином равнять», и другими прелестями театра: «закулисными свиданьями», балетом, созерцанием «негоци-анки молодой» и рпта сктпа.

Но «финал гремит; пустеет зала», и на землю спускается ночь, всходит луна, и «прозрачно-легкая завеса объемлет небо», как бы опуская занавес жизненной сцены, на которой состоялось очередное представление чьей-то судьбы.
Последнюю фразу этой главы,» реплику автора «Итак, я жил тогда в Одессе…» можно считать последней фразой произведения. Эти слова подчеркивают, что финал романа открытый, что с концом одного сюжета обязательно начинается новый. Это закономерность жизни; одно поколение сменяется другим, одна история жизни уже завершилась, а другая только начинается! Тебе я место уступаю, Мне время тлеть, тебе цвести — писал Пушкин в стихотворении «Дорожные жалобы».

Глава романа о путешествии Евгения Онегина занимает важное место в сюжете и композиции, многие мотивы этой главы перекликаются с мотивами лирики Пушкина.
В этом сочинении хотелось показать, как переплетаются дороги Пушкина и Онегина, что еще раз подтверждает мысль о том, что автор вложил в образ своего героя много личного.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Александр Сергеевич Пушкин, работая над романом «Евгений Онегин», любовался чудесной девушкой, оживающей под его пером. Поэт с любовью описывает ее внешность, силу чувств, «милую простоту». На многих страницах он невольно признается: «Я так люблю Татьяну милую мою», «Татьяна, милая Татьяна! С тобой теперь я слезы лью…»

Часто говорят о «тургеневских девушках». Эти образы тревожат воображение своей женственностью, чистотой, искренностью и силой характера. Но мне кажется, что «пушкинские девушки» не менее интересны и привлекательны. Маша Троекурова из «Дубровского», Маша Миронова из «Капитанской дочки»,.. Видимо, Мария — любимое женское имя Пушкина. Ведь он назвал свою старшую дочь Машей. Но самая «знаменитая» из всех героинь Пушкина — Татьяна Ларина.

Впервые мы встречаемся с [rkey]Татьяной в поместье ее родителей. Деревня Лариных, как и Онегина, тоже была «прелестный уголок», какие часто попадаются в средней полосе России. Поэт много раз подчеркивает, что Татьяна любила природу, зиму, катание на санках. Природа, старинные обычаи, соблюдаемые в семье, и создали «русскую душу» Татьяны.

Отец Тани «был добрый малый, в прошедшем веке запоздалый», как иронизирует Пушкин. Все хозяйство самоуправно вела мать. Жизнь семейства, которая описывается с любовной иронией, протекала мирно и спокойно. Собирались часто соседи «и потужить, и позлословить, и посмеяться кой о чем». Татьяна во многом похожа на других девушек. Также   «верила   преданьям   простонародной

•  
• старины, и снам, и карточным гаданьям», ее
• «тревожили приметы». Но было уже с детст
• ва много такого, что отличало ее от других.
• Ока ласкаться не умела
• К отцу, ни к матери своей;
• Дитя сама, в толпе детей
• Играть и прыгать не хотела
• И часто целый день одна
• Сидела молча у окна.          

Татьяна с детства отличалась мечтательностью, жила особой внутренней жизнью. Автор подчеркивает, что девочка была лишена кокетства и притворства — тех качеств, которые ему не нравились в женщинах. Много строк посвящено книгам, которые сыграли немалую роль в формировании личности Татьяны. Так Пушкин подводил нас к пониманию того, что Татьяна — натура поэтическая, высокая, одухотворенная.

В одной из повестей Пушкин пишет, что уездные барышни — просто прелесть. Они воспитаны на свежем воздухе, в тени яблонь, знание света черпают из книг. Уединение, свобода и чтение рано в них развивают чувства и страсти, которые неизвестны рассеянным красавицам большого света. Существенное достоинство этих девушек — самобытность.

Сказано как будто о Татьяне.  По душе автору открытость  и  прямота  его  героини. Хотя девице первой  признаваться  в любви считалось неприличным, но Татьяну трудно осуждать за это. Поэт спрашивает: За что ж виновнее Татьяна? За то ль, что в милой простоте Она не ведает обмана И верит избранной мечте? Пушкин особо подчеркивает постоянство характера Татьяны. Оно присуще ей с раннего детства. Когда Татьяна становится знатной дамой, то с грустью и умилением вспоминает прежнюю сельскую жизнь, когда она моложе и «лучше, кажется,  была». А на самом деле она нисколько не изменилась. И любовь к Евгению по-прежнему хранит в себе.

Пушкин любил свою Татьяну… Существует древнегреческая легенда о том, как один скульптор изваял из камня девушку. Каменная дева была настолько красива, что мастер влюбился в собственное творение. Любовь к девушке была так сильна, что скульптор потерял покой оттого, что это прекрасное изваяние никогда не оживет. Видя мучения и тоску замечательного мастера, боги сжалились над ним и оживили статую, тем самым обрекая мастера и его создание на вечную любовь.

Но это легенда. А Пушкин создал вечный образ прекрасной русской женщины. Трудно даже представить, что Татьяна поэтом придумана. Хочется верить, что она была в жизни, что подобные ей и теперь встречаются. О любви поэта к своему созданию говорят и следующие строки:

Ока было нетороплива, Не холодна, не говорлива, Без взора наглого для всех, Без притязаний на успех, Без этих маленьких ужимок, Без подражательных затей… Пушкин описывает ее такой, какой видел идеал женщины.  Поэт ведь ‘«истинный был гений» в науке «страсти нежной», хорошо знал женскую натуру. Но в его произведениях вырисовывается тот собирательный портрет девушки, которому он отдает предпочтение. Главные ее черты — благородство, верность супружескому долгу.

Маша Троекурова, принесшая любовь в жертву святости брака. Марья Гавриловна, отказывающая всем поклонникам, потому что случай повенчал ее с неизвестным офицером. Маша Миронова, не отрекшаяся от жениха и сумевшая ради него попасть к самой царице. И, наконец, Татьяна, которая с твердостью говорит: «Но я другому отдана; я буду век ему верна».
[/rkey]
Как мучила, как занимала Александра Сергеевича тема супружеской верности!

(Еще не оценили)

Загрузка...

Пушкинскому Онегину свойственны разочарование в жизни, русская хандра, ощущение пустоты. Все это гнетет его, и он едет в деревню, дабы убежать от шумной городской жизни, так надоевшей. Но он забывает о том, что является плотью от плоти столичной дворянской молодежи, обитателем той среды, в которой он должен чувствовать себя как рыба в воде.

Вот в чем причина метаний Онегина: он не находит места в жизни, где ему следовало бы чувствовать себя спокойно. Этим объясняются его странствия. Он постоянно куда-то бежит.

Каким же мы видим Чацкого? Он в какой-то степени напоминает декабриста, вступающего в «противоречие с обществом», свободомыслящего, образованного и решительного человека, у которого на первом месте стоит идея, «высокие думы», а потом уже все остальное. Ведь он сознательно идет на конфликт с домом Фамусова. Он не может отступить от своих убеждений. Возникает конфликт между чувством и долгом.

Онегин никогда не стал бы конфликтовать, он слишком презирал светское общество и не надеялся быть услышанным. Да и доказывать ему было нечего, он во всем разочаровался.

Иное дело Чацкий. Ведь он, так же как Онегин, являет собой довольно распространенный тип тогдашней дворянской молодежи. Только он лишен тех светских предрассудков, которые присущи Онегину, а главное — светской апатии.  Чацкий скорее из тех романтиков, что мечтали о преобразовании своей родины, но их не хватало на большее, как спорить с Фамусовым. Если Онегин душою спит почти до конца романа, то Чацкий весь в кипении страстей, но обращенных не столько к Софье, сколько к ненавистному затхлому миру московского дворянства.

Но чем похожи эти два героя — светский франт Онегин и просветитель Чацкий, герои разных произведений, но одной эпохи? Конечно же, они происходят из одного и того же общества, они ровесники, оба умны, проницательны, оба видят пустоту и фальшь светской жизни, оба пытаются найти себя. У обоих неудачно складываются отношения с женщинами, но причины этого несколько разные.

Чацкий, влюбленный в Софью, постепенно разочаровывается в ней, находя в ее характере черты ненавистного ему общества. Он осуждает ее. Онегин впервые встречает Татьяну, уже пребывая в глубоком разочаровании от жизни. На любовь Татьяны он реагирует благородно, заявляя, что не способен стать достойным мужем и отцом семейства.

Чацкий бежит от общества, в котором задыхается. Онегин бежит от себя. И удача его в том, что он находит себя, когда второй раз встречается с Татьяной. Вспыхнувшая любовь не приносит ему счастья, но страдание помогает осмыслить и более полно ощутить жизнь.

Эти два человека выросли на одной почве, но у них разные устремления. Один стремится исправить окружающий его мир, а -второй занят обустройством самого себя, своей души.

(Еще не оценили)

Загрузка...

Роман «Евгений Онегин» создавался Пушкиным в течение восьми лет (с 1823 по 1831). Если первые главы романа были написаны молодым поэтом, почти юношей, то заключительные главы писал уже человек с немалым жизненным опытом. Главный герой — Евгений Онегин — так же, как и сам поэт, взрослеет, умнеет, набирается жизненного опыта, теряет друзей, заблуждается, страдает. Как же показаны этапы жизни героя в произведении? Названием романа -Пушкин подчеркивает центральное положение Онегина среди других героев произведения. Онегин — светский молодой человек, столичный аристократ, получивший типичное для того времени воспитание под руководством гувернера-француза. Он ведет образ жизни «золотой молодежи»: балы, прогулки по Невскому проспекту, посещение театров.

 Хотя Онегин и учился «чему-нибудь и как-нибудь», он все же имеет достаточно высокий уровень культуры, отличаясь в [smszamok]этом отношении от большинства дворян. Пушкинский герой — порождение общества, но вместе с тем он и чужд ему. Благородство души, «резкий охлажденный ум» выделяют его из среды аристократической молодежи, постепенно приводят к разочарованию в жизни и интересах светского общества, к недовольству политической и социальной обстановкой: «Нет, рано чувства в нем остыли. Ему наскучил света шум…».

Пустота жизни мучает Онегина, им овладевает хандра, скука, и он покидает светское общество, пробуя заняться общественнополезной деятельностью.   Барское воспитание, —

отсутствие привычки к труду («труд упорный ему был тошен») сыграли свою роль, и Онегин не доводит до конца ни одного из своих начинаний, Он живет «без цели, без трудов». В деревне Онегин ведет себя гуманно по отношению к крестьянам, но не задумывается над их судьбой, его больше мучают свои собственные настроения, ощущение пустоты жизни. Порвав со светским обществом и будучи далек от жизни народа, он теряет связь с людьми. Евгений отвергает любовь Татьяны Лариной, одаренной, нравственно чистой девушки, не сумев разгадать глубину ее чувства, своеобразие натуры. Онегин убивает своего друга Ленского, поддавшись сословным предрассудкам, испугавшись «шепота, хохота глупцов». В подавленном состоянии духа Евгений покидает деревню и начинает странствия по России. Это позволяет ему узнать жизнь, переоценить свое отношение к окружающей действительности, понять, сколь бесплодно растратил он свою жизнь.

Онегин возвращается в столицу и видит, что ничего не изменилось в жизни светского общества. В нем вспыхивает любовь к Татьяне — теперь уже замужней женщине. Но она отвергает любовь Онегина. Любовью Онегина к Татьяне Пушкин подчеркивает, что его герой способен к нравственному возрождению, что это не охладевший ко всему человек, в нем еще кипят силы жизни, и это, по замыслу поэта, должно было пробудить в Онегине и стремление к общественной деятельности.

Образ Евгения Онегина открывает галерею «лишних людей» в русской литературе. Вслед за Онегиным были созданы образы Печорина, Рудина, Обломова. Все эти образы являлись художественным отражением русской действительности.

Термин «лишний человек» ввел в обиход русской культурной жизни И. С. Тургенев

 в пятидесятые годы XIX века. Однако впервые в русской литературе образ «лишнего человека» создает А. С. Пушкин, а в черновиках романа отчужденность главного героя от бытовых условностей аристократического общества подчеркивается упоминанием о том, что Онегин на светском рауте «как нечто лишнее стоит». Что же это за социально-психологический феномен, какова историческая подоплека его возникновения, каковы условия формирования, особенности мировосприятия и поведения, роль в духовной жизни русского общества?

Наступившая после победы в Отечественной войне 1812 года реакция в России повергла прогрессивно мыслящую интеллигенцию в состояние подавленности, угнетенности. Наиболее активная, передовая часть дворянства создавала тайные общества, чтобы установить в стране более прогрессивный государственный строй.

Другие, менее деятельные, но умные, честные, критически мыслящие представители общественной элиты, сознавая несправедливость государственного строя, никчемность, пошлость праздного образа жизни с множеством отживших светских условностей, не находили в себе достаточно решительности, смелости, ясных представлений о способе изменения социального строя, впадали в депрессию, состояние подчеркнутого безразличия к духовной и общественной жизни. Евгений Онегин из числа таких пассивно протестующих, критически настроенных мыслящих людей, не видящих путей выхода из кризиса, не находящих применения своим недюжинным способностям и от этого страдающих, отторженных от живой жизни и переживающих личную драму душевной неустроенности, непонятости, ненужности.

Евгений Онегин получил типичное для своего времени и общественного положения модное домашнее воспитание и образование: сначала французская гувернантка, а затем гувернер — «француз убогий, чтоб не измучилось дитя, учил его всему шутя, не докучал моралью строгой…» В результате «Он знал довольно по-латыне, чтоб эпиграфы разбирать», имел достаточное представление о литературном процессе, чтобы поддерживать светский разговор: «…помнил, хоть не без греха, из Энеиды два стиха», «бранил Гомера, Фео-крита», хотя «не мог он ямба от хорея, как мы ни бились, отличить». Столь же неглубоки были его познания в мировой истории, «но дней минувших анекдоты от Ромула до наших дней, хранил он в памяти своей». Правда, Евгений «.„читал Адама Смита и был глубокий эконом», но как раз прогрессивные экономические теории не обсуждались в кругу его знакомых. Одним словом, образованность Онегина была поверхностной, несистематичной, и только «…счастливый талант без при-нужденья в разговоре коснуться до всего слегка, с ученым видом знатока хранить молчанье в важном споре» позволяли ему в глазах окружающих выглядеть достаточно просвящен-ным, критически мыслящим челрвеком. К тому же требования аристократического общества были весьма низкими, и Онегина охотно принимали в свете:

Он по-французски совершенно Мог изъясняться и писал; Легко мазурку танцевал И кланялся непринужденно: Чего ж вам болъше? Свет решил,

Что он умен и очень мил. Онегин ведет типичный для «золотой молодежи» своего времени образ жизни: посещает балы, рестораны, театры, потом спит за полдень, встречается с дамами, которых он умел «пугать отчаяньем готовым, приятной лестью забавлять… умом и страстью побеждать». Но Онегин выделяется из общей массы аристократической молодежи: чем бы он ни занимался, ему постоянно сопутствует состояние разочарованности, неудовлетворенности, «душевной пустоты». Его «мечтательная преданность, неподражательная странность и резкий охлажденный ум», внутреннее благородство, самокритичность, порядочность не позволяли ему безмятежно предаваться праздности, вести расточительный образ жизни, и «свободный, в цвете лучших лет, среди блистательных побед, среди вседневных наслаждений» Онегин испытывает чувство горечи, скуки, презрения к «свету пустому»:

• Ему наскучил света шум;
• Красавицы не долго были
• Предмет его привычных дум;
• Измены утомить успели;

• Друзья и дружба надоели…
• …русская хандра
• Им овладела понемногу;
• Он застрелиться, слава богу,
• Попробовать не захотел,

Но к жизни вовсе охладел. Онегин пытается вырваться из бездуховного, искусственного, порочного круга презираемого им светского общества с помощью уединения, литературных трудов, «…но труд упорный ему был тошен…» Смерть дяди привела его в среду поместного дворянства, но незаурядный ум, свободолюбивые настроения, критическое отношение к действительности, подчеркнутая независимость, нежелание поддерживать обременительные светские отношения обрекли его на полное одиночество. Ограниченные, недалекие помещики дали ему нелестную характеристику «опаснейшего чудака», подчеркивающую отчужденность Евгения, непохожесть на стереотипы «светской черни»  его поведения:

• «Сосед наш неуч; сумасбродит;
• Он фармазон; он пьет одно
• Стаканом красное вино;
• Он дамам к ручке не подходит;
• Все да да нет; не скажет да~с
• Иль нет-с».

Такое был общий глас. Онегин осуществил в своем имении прогрессивное социально-экономическое преобразование: «Ярем он барщины старинной оброком легким заменил; и раб судьбу благословил», но на этом все его участие в жизни крестьян и закончилось. В провинции Онегин знакомится с образованным, романтичным молодым поэтом Ленским, который верил в прогрессивное преобразование общества, «верил, что друзья готовы за честь его приять оковы… Что их бессмертная семья неотразимыми лучами когда-нибудь нас озарит и мир блаженством одарит». Энтузиазм, восторженность, мечтательность, «пылкий разговор» юного поэта вызывал снисходительную улыбку разочарованного жизнью, не питающего никаких иллюзий, не имеющего идеалов, не верящего «мира совершенству» Онегина. Но ум, образованность, неприятие окружающего мира расчетливости и бездуховности сблизили героев: Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень

Не столь различны меж собой. Сперва взаимной разнотой Они друг другу были скучны; Потом понравились… Но  дружба  эта  закончилась  трагически: «всем сердцем юношу любя», Онегин, тем не менее, не смог подняться над общественными предрассудками и из-за глупой размолвки убил Ленского на дуэли.

Возвратить Онегина к жизни, разбудить его чувства, придать осмысленность его жизни могла любовь прекрасной, искренней девушки Татьяны Ларииой. Евгением действительно овладел «чувствий пыл старинный», душевная опустошенность готова была дрогнуть под впечатлением нахлынувшего потока настоящего чувства, но Онегин не нашел в себе достаточно эмоциональных сил для внутреннего возрождения и отверг любовь Татьяны.

Гораздо позже, встретив блистающую в свете замужнюю Татьяну, Онегин испытал настоящую любовь, но вернуть прошлое невозможно: верная своему первому глубокому чувству Татьяна не хочет разрушить мир своей семьи. Убежденность Онегина в том, что «вольность и покой замена счастью» была опровергнута всей жизнью, итог которой безрадостен;
[/smszamok]
Дожив без цели, без трудов До двадцати шести годов, Томясь в бездействии досуга Без службы, без жены, без дел, Ничем заняться не умел. «Охлажденный ум» героя остался невостребованным  обществом,   и  его жизненный путь вел в тупик, в бесперспективность, в безысходность.

(Еще не оценили)

Загрузка...

В любой биографии Жюля Верна можно встретить целые главы, посвященные опровержению легенд о личности писателя. Но одновременно создавались другие легенды, которые решительно противоречат объективным фактам его творческой биографии. Вдохновенный певец научного прогресса и «чудес техники» — такой Жюль Верн устраивает его биографов. Но Жюль Верн — моралист, сатирик и обличитель империализма— никак не укладывается в привычное шаблонное представление о его творческой деятельности, удивительно упрощающее и снижающее идейный пафос и художественную ценность «Необыкновенных путешествий». Одна легенда тянет за собой другую легенду.

Распространено ошибочное мнение, что последним значительным романом Жюля Верна был «Робур-Завоеватель», а все остальные, написанные после 1886 года (ни много ни мало, — тридцать пять романов!), — всего лишь жалкие плоды непомерно затянувшейся творческой агонии, медленного старческого угасания.

И это сказано об авторе таких романов, как «Два года каникул», «Вверх дном*, «Семья без имели», «Миссис Брэникен», «Удивительные приключения дядюшки Антифера», «Плавучий остров», «Ледяной сфинко, «Великолепное Ориноко», «Флаг родины», «Завещание чудака», «Братья Кип», «В погоне за метеором», «Потерпевшие крушение на «Джонатане», «Необыкновенные приключения экспедиции Барсака> и многих других значительных произведений, разнообразных по содержанию и по форме.

Вызывает удивление и такой, на первый взгляд, несущественный факт, что тот же самый Джордж Уолтц, заполнивший свою книгу о Жюле Верне мельчайшими бытовыми подробностями, даже не счел нужным упомянуть о существовании замечательного сатирического романа «Вверх дном», — не только в самом тексте книги, но. и в библиографическом перечне «Необыкновенных путешествий».

Романы, написанные после 1886 года, заслуживают, на наш взгляд, не меньшего внимания, чем книги, стоящие в начале списка «Необыкновенных путешествий». Поздние романы, как уже говорилось выше, опровергают традиционные представления об идейной и художественной эволюции Жюля Верна.

Вторая половина литературной деятельности писателя совпала с периодочг агрессивных, захватнических войн и ожесточенной борьбы империалистических государств за передел мира, с периодом подготовки мировой войны и решительных революционных выступлений пролетариата. Сама действительность подсказывала Жюлю Верну новые замыслы и темы, которые республиканец-демократ «поколения сорок восьмого года» решал со свойственной ему прямотой и честностью. Несмотря на то, что вопросы войны и мира, добра и зла он трактует не столько в социальном и историческом, сколько в отвлеченно-этическом плане, его поздние романы нередко приобретают ярко выраженную сатирическую направленность. Некоторые из них написаны в форме прозрачной аллегории, наводящей на мысль о враждебности современного писателю общественного строя народу и прогрессу.

Писатель сатирически изображает захватнические устремления и шовинизм буржуа, соперничество между долларом и фунтом стерлингов, чудовищные преступления колонизаторов и милитаристов, пагубную власть золота и погоню за наживой, грандиозные мошенничества и неслыханные спекуляции финансистов и дельцов, попытки незадачливых диктаторов возвыситься над «толпой» и установить свое господство, и т. п.

В поздних произведениях Жюля Верна заметно нарастает политическая и социальная острота. Мысль писателя делается более зрелой и глубокой. Он становится еще более нетерпимым к тому злу, которое принесло народам всего мира господство реакционных сил. Свойственная ему добродушная усмешка нередко переходит в горькую иронию, беззлобный юмор — в гротеск и сатиру. В некоторых романах преобладает мрачная трагическая атмосфера. Писатель уже окончательно разуверился в возможности мирного прогресса в существующих условиях, а методы революционной борьбы оставались для него чуждыми и неприемлемыми. Отсюда — нотки пессимизма, которые появляются в его поздних романах («Флаг родины», «Властелин мира», «Потерпевшие крушение на «Джонатане» и др.).

По-прежнему воспевая науку и научное творчество, Жюль Верн стремится теперь доказать, что важна не только наука сама по себе: не менее важно, в чьих руках она находится и каким целям служит. Только наука, служащая чистым, благим намерениям, имеет право на существование. Из романа в роман переходит образ разочарованного непризнанного изобретателя, становящегося игрушкой враждебных «демонических» сил. Злодеи и деспоты, использующие силы науки ради своего обогащения и укрепления диктаторской власти, неизбежно навлекают на себя гибель. Эту мысль писатель проводит во многих романах.

Жюль Верн остался чужд идейному упадку, характерному для буржуазной общественной «ысли, науки и искусства конца XIX, начала XX веков. Он сохранил прочную связь с демократическими и реалистическими традициями французской литературы. Его не коснулись модные в то время махистские идеи, идеалистические представления о том, что «нет материи, а есть только энергия». Жюль Верн всегда придерживался здоровых материалистических взглядов на природу. Его фантазия по-прежнему исходила из передовых научных теорий и опиралась на последние данные лабораторных экспериментов. В то же время Жюль Верн неоднократно выражал свое резкое отрицательное отношение к литературному модернизму и ядовито высмеивал в поздних романах писателей декадентской школы.

Реакционным буржуазным литераторам, прославлявшим индивидуализм и ницшеанского «сверхчеловека», он противопоставлял свои демократические убеждения, своих положительных героев, действующих на благо науки и прогресса.

Вместе с тем Жюль Верн и в своем позднем творчестве, если оставить в стороне неудачные романы, поражает калейдоскопическим разнообразием сюжетов, искусством композиции, живостью описаний, стремительностью диалога, гибкостью языка, искрящимся остроумием и парадоксальностью.

Можно ли после этого, не погрешив против истины, говорить о том, что писатель в старости выдохся и деградировал?

Да, несомненно, после 1886 года в творчестве Жюля Верна намечается эволюция, но не угасание и упадок, а редкий в старческие годы духовный и творческий подъем.

Особенно это видно в тех его лучших произведениях, в которых ярко выраженная политическая тенденциозность воплощается в сатирической, иногда даже памфлетной форме с далеко идущими иносказательными обобщениями. Сатирические выпады теперь направлены, в первую очередь, против господства и агрессивных действий реакционной империалистической буржуазии, накладывающей определенный отпечаток также на общественный и бытовой уклад в своих странах. Предметом постоянных язвительных насмешек становится также неуёмная вражда и соперничество между сильнейшими империалистическими государствами.

К концу XIX века Соединенные Штаты Америки превратились в самую мощную индустриальную державу, занявшую первое место в мире по своей промышленной продукции. Последнее десятилетие века знаменуется все более активными действиями американского капитализма на международной арене, его наступлением на континент и острова Тихого океана. Американские магнаты требовали своей доли в мировых колониальных владениях.

Жюля Верна по-прежнему радовали успехи науки и техники, восхищали индустриальная мощь и огромные перспективы промышленного роста молодого заокеанского государства. В то же время ему внушали тревогу некоторые нездоровые тенденции в развитии современной науки, растущие агрессивные настроения финансовой и промышленной буржуазии, военные приготовления великих держав и другие общественные факторы, несовместимые с его демократическими и гуманистическими убеждениями. Поэтому не могло не измениться отношение писателя и к своим старым героям. . Спустя четверть века после появления романа «С Земли на Луну» Жюль Верн выступил с сатирическим романом «Вверх дном» (1889), в котором читателям снова встретились знакомые лица — члены балтиморского «Пушечного клуба».