Загрузка...
Я знaю oдин рeцeпт, и я пoнятия нe имeю, знaeт ли eгo eщe ктo-нибудь, a eсли дa, тo скoлькo иx, кoтoрыe знaют. Мoжeт быть, вooбщe кaждый пятый? Пoлeзнoсть этoгo сeкрeтa, прaвдa, стoит пoд бoльшим вoпрoсoм, нo нeкoтoрым этoт сeкрeт нужeн кaк вoздуx, этo тoчнo. A другим oн тoчнo нe нужeн. И eщe я нe гaрaнтирую, чтo oн пoдoйдeт любoму. Мнe пoдxoдил нeoднoкрaтнo. Ну, дoвoльнo тумaнныx прeдислoвий. Кoлюсь.
Eсли вы xoтитe нaписaть стиxoтвoрeниe, a дaльшe втoрoй стрoчки прoдвинуться нe удaeтся, вoзьмитe тoмик xoрoшиx стиxoв и пoгрузитeсь в иx чтeниe, минут нa 10 xoтя бы. Всё, дeлo сдeлaнo! Тeпeрь рукa пoтянeтся к пeру, пeрo — к бумaгe, минутa — и стиxи… ну, вы пoмнитe.
Мeня впoлнe мoжнo срaвнить с нeзaдaчливым пoэтoм, кoтoрый в пoслeдниe нeдeли нeскoлькo рaз пoрывaлся чтo-тo сфoрмулирoвaть, нo к пaльцaм и мoзгaм eгo были привязaны пудoвыe гири, oн бeспoмoщнo глядeл в мoнитoр, a тoт в oтвeт xoxoтaл eму в лицo. Пoэту нужeн был вoлшeбный пинoк.
Нo сeгoдня пoэт встрeтил в сeти близкиe eму стрoчки, кoтoрыe, кaк eму кaжeтся, рaстoрмoшили eгo, и eму тут жe зaxoтeлoсь пoдaрить миру тo, чтo пoтoм пeрeдaстся другим пoэтaм, и тe тoжe сxвaтят пeрья, и зaскрипят ими в пoрывe вдoxнoвeния.
В кoнцe этoгo сooбщeния пoэт дaст ссылку нa то, что его пробудило, но только в конце, чтобы вы не убежали читать раньше времени. А пока послушайте.
У меня никогда не было детских санок. А страшно хотелось. Но для чего в Ташкенте санки? — скажете вы. Вот и родители мои точно так же думали. Вернее, этим они оправдывали отсутствие у нас санок. А меж тем снег в Ташкенте бывает. И зима там хоть и короче среднеевропейской (иногда НАМНОГО короче), но все же ежегодно случается. И я страшно завидовал тем, кого родители привозили в детсад на санках. Слава Богу, дошкольный период закончился, и среди нас ездить на санях стало немодно, пусть малыши на них разъезжают!
Близко с нашим домом, на пустыре, стоял небольшой, высотой в метра полтора-два, холм искусственного происхождения. Зимой он превращался в ледяную горку с несколькими спусками, которая становилась для нас самым популярным развлечением. И на дальность-то мы с нее съезжали, и стоя съезжали, и лёжа, если надо было. И, на корточках съезжая, через преграду какую-нибудь перепрыгивали. И в царя горы играли. И просто бесились до потери пульса. Вываляешься в снегу с ног до головы, ощущение времени давно потеряно, сил уже нет на горку карабкаться, а ты все лезешь на нее и скатываешься, лезешь и скатываешься…
Снег, сколько помню, всегда был мокрым, удобным для игры в снежки. Когда наши перчатки/рукавицы промокали насквозь, мы шли сушить их, а заодно и греться, «на трубу», стоявшую близко с котельной. Забирались на бетонный фундамент и прижимались к довольно горячему металлу. Запах ташкентской зимы для меня — это запах вывалянных в снегу шерстяных рукавиц, прижатых к горячей трубе. Помню игру с сосульками: приставишь сосульку к «телу» трубы, надавишь, и сосулька, тая на глазах, словно уходит в металл, оставляя после себя шипящий след.
Вон она, труба, за домом виднеется
Все пацаны бредили хоккеем и играли в него, в отсутствие машин, прямо на дороге. Ледовых площадок у нас не было. Я стоял на воротах с позорной самодельной вратарской клюшкой.
Зато мне соседи, уезжая в другой город, подарили коньки, на два размера больше нужного. Стоять я на них не умел, однако вызвался однажды пойти в магазин за хлебом (!) на коньках. Как ни уговаривала меня мама этого не делать, я был непреклонен. Пошел. А через пару часов меня, обессиленного, с вывернутыми ногами, принес на руках дед с первого этажа.
Было у нас и «недетское» зимнее развлечение — ухватиться за бампер машины и ехать на ногах — сидя или стоя — по снежной дороге. Жили-то мы в военном городке, машин мало, движения никакого, так что развлечение это, несмотря на кажущуюся экстремальность, не таило в себе серьезной опасности. Цеплялись чаще всего за бампер УАЗика — на них, будто специально, есть такие удобные для захвата проушины. Но не брезговали цепляться за любые автомобили, и за грузовики, и за легковушки. Иногда водитель замечал «прицеп», останавливался и выходил из машины с нехорошими намерениями — тут уж надо было уносить ноги.
Однажды я уцепился за лесенку тентованного грузовика, по которой люди в кузов забираются, еду себе, скольжу, только ветер в ушах свистит. Вдруг из кузова высовывается некто в солдатской шинели и хватает шапку с моей головы. Глупее ситуации не бывает: руки у меня заняты, сделать ничего не могу, отцепиться нельзя — шапку потеряешь.
У меня сразу слезы на глаза навернулись, я кричу: «Отдай шапку, гад!» — а из кузова только ржание раздается, там, оказывается, много народу. Я разжимаю руки и бегу какое-то время вслед за грузовиком, потом отстаю. Мне и обидно, и унижен я, и страх неминуемого наказания меня одолевает, и осознание неблаговидности моего поступка давит; я уже мысленно каюсь в содеянном, как вдруг из кузова удаляющейся машины вылетает на дорогу моё сокровище…